***
Это произошло ранним утром, когда первая комната второго этажа только начала просыпаться. Она наполнилась привычными до скрежета зубов звуками: скрипом кроватей, шёпотом, звоном будильника и шарканьем вязаных домашних тапочек на твёрдой подошве (пол был застрелен коврами, поэтому расхаживать по нему в уличной обуви было не принято). Сжатый, словно в стеклянной банке, воздух казался очень тяжёлым и плотным, он неприятно оседал в лёгких, и дышать становилось всё сложнее. Именно сейчас, пока общежитие хлопало дверями и окнами, ворчало от раннего пробуждения после выходных, во двор въехал старенький УАЗик буханка. Библиотекарь очень любил свою машинку и менять её не собирался даже несмотря на то, что пыхтеть за последние пару лет она начала гораздо громче. Он ласково погладил её бок и вытащил с задних сидений огромную стопку учебных пособий. Прошла уже неделя с первого сентября, а многих книг в библиотеке не хватало: то ли в этом году учеников пришло больше, то ли прошлый класс зажал и не возвращал учебники, решив оставить их на память. Он прищурился, осматривая ношу, и, стряхнув пыль, чихнул. Грузчики явно не позаботились о том, чтобы аккуратно сложить и перевязать книги, сбросив всё на сиденье как попало. Где-то помялись корешки и слегка порвались страницы. Это заставило старичка нахмуриться, ему совершенно не хотелось исправлять чужие ошибки. Эти книжки он не слишком то жаловал, поэтому не принимал столь благоговейного вида, как многие другие библиотекари. Да и сложно было найти хоть что-то, что ему нравилось. Больше своего УАЗа он, кажется, не любил ничего. Поэтому решив, что дети возьмут учебники даже в таком состоянии, старичок расслабился. Осталось лишь сказать, что принять обратно он их сможет только в нормальном виде, пусть ребята сами латают и заштопывают свои «сокровища». Библиотекарь не нравился никому, обычный скупой мужчина, ворчливый и неприятный, за глаза его даже прозвали Голлумом. Из окна выглянула любопытная макушка и тут же скрылась. — Как думаешь, он снова что-то уронит и забудет? — послышался шёпот. — А он может? — Может. Да и набирает он всё подряд. В прошлом году Алекс нашёл в его машине завалившийся под сиденье запрещённый справочник. — Как старик вообще его приобрёл? — Этот может… Повисло неловкое молчание, длившееся от силы минуту. Каждый думал о чём-то своём... Общежитие делилось пополам – верхняя часть (третий и четвёртый этаж) для мальчишек, нижняя девичья. Небольшую пристройку и часть первого этажа занимали кухня и столовая. Окна выходили во двор, сплошь залитый потрескавшимся от времени бетоном, и на единственные ворота, через которые можно попасть на территорию школы. Со стороны здание казалось небольшим, однако внутри всё испещрено было различными рунами, из-за чего увеличивалось в два, а то и в три раза. Незамысловатые значки прыгали, накладывались друг на друга и загибались в попытке уместиться целиком. Поверх разместились обои в жуткий цветастый горошек, даже поклеенные на скорую руку ещё в прошлом веке они всё ещё держались. Кое-где, правда, отходили, оголяя стену, а нижнюю часть, примыкавшую к плинтусам, погрызли мыши, но было это почти незаметно. Такая же пристройка была и у самой школы – библиотека. Огромная и старинная, она казалась просто бесконечной. Деревянные стеллажи уходили куда-то вглубь здания, теряясь в поворотах и неразобранных ящиках с книгами; запах древесины и пыльных страниц витал в воздухе — всё так и кричало о возрасте данного места. Одна из самых древних библиотек России приютилась под боком школьников. Но даже в ней не оказалось нужных пособий для нового учебного года, что очень злило старика библиотекаря. Каждый год в министерстве образования придумывали что-то новое, перекраивали школьную программу так, что воды в книгах печаталось всё больше, а нужной информации меньше. Старые учебники становились непригодными, а педагоги хватались за головы. Мужчина тяжело вздохнул и, сбросив книги в ящик у стойки, расправил плечи. Он нахмурился, понимая, что перенёс, наверно, только четверть общего груза и, разминая затёкшие запястья, направился за второй частью. У ящика он оставил записку:«Для 10–11 классов!»
«Если им это так надо, то сами найдут» — думал он, выводя буквы огрызком цветного карандаша. Закончить своё дело библиотекарь пытался как можно быстрее, чтобы не пересекаться с шумной молодёжью. Совсем скоро ребята набьются живой толпой у дверей, и при этом событии ему совершенно не хотелось присутствовать. Коридоры постепенно наполнялись недовольными возгласами, смехом и шепотками, летающими записками и бормотанием статуй. По рекреациям и комнатам общежития расхаживали совершенно разные и непохожие друг на друга парни и девушки. Яркие и кричащие вещи мешались с простенькими костюмами в светлых и тёмных тонах. Кто-то недовольно бурчал и сонно хмурился, сетуя на строгих учителей, домашку и ранние уроки, кто-то продолжал спать, наплевав на учёбу, а кто-то и вовсе бодрствовал всю ночь. Некоторые девушки в ожидании урока докрашивали глаза или губы, успевая при этом внимательно следить за дурачащимися парнями и периодически еле заметно отправлять им игривые улыбки, поймав на себе их взгляд. Были же и компании, обособленные от общей суматохи, обычно они тихо обсуждали что-то с такими угрюмыми и озадаченными лицами, что невольно вставал вопрос – а точно ли говорят они о приближающихся самостоятельных работах? Колдовстворец кипел своей внутренней и такой привычной жизнью, совмещал нечто волшебное и необычное с серой повседневностью. Он становился частью своих обитателей, а они становились частью него, унося воспоминания в сердцах даже после выпуска. Он принимал всех, однако не все принимали его.