Любовь неполноценных

Кирстен когда-то говорила, что только уроды могут разглядеть красоту в других уродах. По ее словам, красивым людям было не дано видеть прекрасное, замаскированное различными внешними дефектами. Не потому, что эти красивые люди были злыми или высокомерными. К сожалению, они просто не были на это способны. А даже если и старались, из этого всегда выходило нечто абсурдное и ужасное. Постоянное тыканье в тебя пальцем с криками «все прекрасны, даже такой как ты». И вроде как они действительно хотели тебя подбодрить, но только очередной раз проводили черту между тобой и другими людьми. Между тобой и нормальными людьми. Между уродливым тобой и красивыми людьми. Еще Кирстен говорила, что уродам легче найти себе любовь на всю жизнь и преданных, хороших друзей. Кирстен всегда говорила много, говорила грубо с нахальной усмешкой на губах, но всегда говорила правду. Оливер тогда пытался с ней спорить, доказывая, что такие как он — уроды — страдают от одиночества, непонимания и жестокости со стороны других людей. Но Кирстен лишь легко пожимала плечами и смеялась. Оливер только недавно понял, что она была права. И если раньше ее слова вызывали в нем ужас, нарастающую ноющую боль и слезы по ночам в подушку, то сейчас он мог искренне улыбаться. По большей части, он улыбался наблюдая за Трентом. Как тот сидя на диване, с нахмуренными бровями пялился в телевизор. Любой другой наблюдатель мог бы подумать, что у Трента испепеляющие ненавистью зеленые глаза, а многочисленные шрамы на его лице результаты постоянных драк, которые он сам в порыве гнева начинал. И получал по заслугам. Если бы у случайного прохожего спросили, на кого похож Трент, то он бы точно ответил «на уголовника» или на «серийного убийцу». Он, в метр девяносто, тренированный, весь покрытый шрамами с пальцев ног до макушки, вызывал ужас. Люди придумывали себе страшные картинки в голове и строили на своих же мыслях мнение о нем. Но Оливер знал, что Трент попал в аварию, когда был подростком. Стал жертвой обстоятельств. Он знал, что Трент хотел покончить жизнь самоубийством потому, что не мог существовать в обществе, в котором нуждался. Не мог жить в холодном, липком одиночестве. Только Оливер знал, почему лицо Трента всегда хмурое и кажется, что злое. Люди жестоки с теми, кого боялись или не понимали. Они сами создавали себе монстра. Но Оливер не боялся и все понимал, поэтому страшный парень сидящий на диване вызывал в нем только прилив теплой нежности. И ему очень хотелось сказать страшному парню, как сильно он его любит. Но он не мог. Оливер вообще не мог ничего сказать, только издавать жалкое хрипение, напоминающее последние секунды умирающего, все еще борющегося за свою жизнь. Добавить к этому косящий к переносице левый глаз и ужасную чувствительность к боли. Если Трента боялись и игнорировали, изгоняя его из общества, то Оливера травили. Оливер тряхнул головой, отгоняя болезненные воспоминания. Теперь никто не сможет его ударить или оскорбить, ведь рядом всегда был Трент. Решив перестать скрываться в дверном проеме, Оливер в два шага оказался рядом с ним на диване. Трент машинально закинул руку ему на плечо и притянул ближе, поцеловав в макушку, чем вызвал у Оливера счастливую улыбку. По телевизору показывали какую-то второсортную комедию. «Интересно?» — жестами показал Оливер. Трент хотел было прожестикулировать в ответ, однако Оливер перехватил его ладони и одарил любимого недовольным взглядом. — Дичь какая-то, — пробубнил Трент, закатывая глаза. Трент не любил разговаривать. Большую часть своей жизни он предпочитал молчать, отвечая только на важные вопросы со стороны начальства или врачей. Но Оливеру слишком нравился его голос и приходилось идти на уступки. «Давай включим что-то поинтереснее» — Ты абсолютно прав, — усмехнулся Трент, одним резким движением усаживая Оливера себе на колени лицом к лицу. Оливер тут же обвил шею Трента руками, не в силах подавить улыбку, — как на счет тебя? Не дожидаясь ответной реакции, Трент прижал Оливера плотнее к себе и поцеловал. Мягко, медленно, сладко. Постепенно глубже и глубже, сминая желанные губы, заставляя Оливера таять под его грубыми руками. Недолюбленному, жадному до ласк, Оливеру этого хватало, чтобы теплая нежность обратилась в неистовый пожар в области ширинки. Лицо окрасилось легким румянцем неловкости и вожделения, но в этот раз он не вскочил, словно ошпаренный и не побежал прочь. Желание близости возникло давно, но стыд и неуверенность в себе всегда пересиливали. И он бежал, а потом жалел. Мастурбировал в одиночестве и плакал после. От отвращения и жалости к себе. Трент осыпал шею легкими поцелуями, так бережно и ласково, прошелся языком от ключиц до мочки уха, нежно прихватив губами. Оливер тяжело вздохнул с полуприкрытыми глазами. Область ширинки стала мокрой. Желание победило стыд. — Я хочу тебя, — горячее дыхание ошпарило шею, а губы подарили очередной поцелуй. Оливеру хотелось плакать. От нетерпения, от радости, от переизбытка чувств. Сердце билось в груди, отбивая безумный ритм, вот-вот готовясь выскочить наружу. Оливер рвано кивнул. Ему очень хотелось что-нибудь сделать, но полное отсутствие опыта сковывало движения. Он боялся все испортить, но так же винил себя в том, что не проявляет инициативы. И внезапно он почувствовал, что снова готов убежать. Что несмотря на все то доверие, которое он испытывал к Тренту, ему все еще страшно. Однако внутренние терзания любовника Трента не очень волновали. Он получил согласие и отступать в очередной раз не собирался. Расстегнув пряжку ремня и пуговицу на джинсах, Трент запустил руку Оливеру в штаны, нежно оглаживая через мокрую ткань трусов. Оливер поперхнулся воздухом, издав слабый хрип и сжался всем телом, каждой мышцей. И раскрыл рот в немом вскрике, когда крупная ладонь скользнула под резинку трусов, медленно, кончиками пальцев оглаживая головку члена, размазывая каплю смазки. Трент попробовал провести кулаком по всей поверхности, с сожалением понимая, что сухость ладони может принести чувствительному Оливеру болезненные ощущения. Расстраивался он недолго. Трент хотел отдать Оливеру все, хотел дать ему как можно больше любви. Ловко перевернувшись так, чтобы усадить Оливера на диван, Трент сполз на колени между раздвинутых ног, ловя шок в голубых глазах любимого. Стянув джинсы вместе с трусами до щиколоток, подмечая как инстинктивно Оливер пытается свести ноги вместе от неловкости, Трент без колебаний облизал розовую головку, пробуя и оценивая свои возможности. Он занимался подобным впервые и единственное, что вселяло в него уверенность так это то, насколько Оливер в этом нуждался, как доверял, как был благодарен. Погрузив головку в рот, стараясь не задевать зубами, Трент продолжил облизывать и посасывать. Оливер загнанно дышал, пальцы мертвой хваткой вцепились в обивку дивана, а ноги пробивала крупная дрожь. О таком наслаждении, горящем адским пламенем во всем теле, он и представить не мог. Никогда в своей жизни ему не было так физически хорошо. Трент попытался взять глубже и тут же поперхнулся, решая, что для первого раза и так сойдет. Слюна стекала вниз по стволу и Трент использовал ее как недостающую смазку, обхватил член рукой и начал быстро надрачивать, продолжая ласкать уздечку языком. По вискам Оливера побежали холодные капли пота, правую ногу пронзила судорога и он задыхался, не в силах попросить Трента сбавить темп. Слишком много, слишком быстро. Но казалось, если он перестанет сжимать кулаки и попробует что-то показать, то тут же мир взорвется и разлетится на миллион кусочков. Глаза закатывались сами по себе, устремляя свой взор в потолок. Если бы он мог кричать, он бы кричал. Когда вязкая солоноватая жидкость струей ударила в рот, Трент отстранился, сплевывая на пол. С какими мучениями им придется оттирать сперму с ковра его сейчас не волновало. Вытерев рот рукавом, Трент присел рядом с Оливером, который по-прежнему пытался совладать со своим дыханием. Измученно-удовлетворенное лицо Оливера заставило сердце Трента екнуть. Они так долго тянули. Но к своему сожалению, Трент возбужден не был. По крайней мере его тело. Данный факт злил и разбивал самооценку. Чертова авария и ее последствия. — Олли, я не… у меня никак, — глупо проговорил Трент. Злость отступила, освобождая место страху. Нужен ли он будет такой Оливеру? Оливер поспешил натянуть нижние белье и джинсы обратно, а потом изобразил руками «я отведу тебя к врачу» и «спасибо», а затем «я люблю тебя». «Я тоже тебя люблю» — ответил Трент жестами. И все сомнения развеялись.