Свет ослепительно яркий, что глаза начинают болеть. Тело словно ватное и одновременно с этим тяжёлое. Кажется, Мидория просто отвык двигаться. Он всё же умудряется разлепить ресницы и, привыкнув к дневному освещению, осматривается. Рядом стоят неизвестные люди в белоснежных халатах и с беспокойством глядят на него. Они заметно расслабляются, слыша тихое «Где я?..» Врач монотонно сообщает, что Деку в больнице и проспал восемь дней. Голова ещё туго соображает, но Изуку с горем пополам поднимается на подушках и покорно даёт врачу себя осмотреть. Спустя пару минут и, придя в ещё более осознанное состояние, он спохватывается.
– Мои друзья, как они? Где остальные? Они живы?
Медсестра на его вопросы о друзьях торопливо отвечает, что всё с ними хорошо, но Изуку понимает, что она лишь хочет, чтобы пациент не беспокоился, а сама ничего-то и не знает. Глупо было спрашивать про незнакомых ей людей. Ему помогают подняться, и при поддержке медсестры юноша совершает несколько шагов, пошатываясь. Он спал не самое долгое время, однако мышцы успели несильно атрофироваться. Мидория садится обратно, почти сразу устав. Его поят непонятными таблетками и приносят еду. Изуку чувствовал себя ужасно голодным, потому съел всё очень быстро, несмотря на требования медсестры не торопиться.
– Постойте, могу я узнать: а как... Сейчас обстоят дела в мире? - скромно спросил юноша, когда женщина уже собралась выйти с пустым подносом на руках. Она с серьёзным видом обернулась на него и поморгала. – Я имею ввиду... Как Старатель и другие герои? Злодеи?
– Мальчик, главные враги человечества повержены. Тобой, - сестра выглядит невозмутимо, говоря подобные вещи. Мидория немного стушевывется от её слов. – Можешь не беспокоиться об этом. Старатель тоже, к счастью, жив. На счёт твоих друзей и других героев мне почти ничего не известно, извини.
Женщина вспоминает, что в тумбочке у койки лежат некоторые вещи, где, возможно, может быть и телефон. А близкие Изуку смогут прийти к нему только, разве что, послезавтра, когда Мидории будет значительно лучше. Примерно тогда же он должен перекочевать в другую и не одиночную, как сейчас, палату. Юноша благодарно улыбается и слегка кланяется, на сколько позволяет сидячее положение и побитое тело. Когда дверь закрывается, он с нетерпением открывает ящик слева от себя. В комнате не было телевизора, так что надежда на получение бóльшей информации о ситуации в мире и близких была только на сотовый. Которого Изуку, сильно испортив себе этим настроение, не обнаружил. Он улыбается заботливо сложенным джинсам и футболке, очевидно оставленные его мамой, так как именно эту одежду он оставил дома перед переездом в общежитие Академии UA. Деку, особо не надеясь увидеть что-либо ещё, решает открыть вторую полку. Глаза расширяются и наполняются детским восторгом. Юноша расправляет аккуратно лежащую и сложенную футболку со Всемогущим из ограниченного Американского тиража. Его раскупили пару лет назад, Мидория мог довольствоваться картинками из Интернета, а сейчас - вот она - у него в руках! Изуку ошеломленно рассматривает футболку и наслаждается приятной тканью, после чего задумывается. Всемогущий отыскал её для него? Только очень богатые и, возможно, даже немного сумасшедшие люди собрались бы в нынешнее время найти и купить подобную вещь. На ум пришёл ещё и Тодороки. Мидория отмахнулся. Нет, зачем Тодороки такое? Хотя столь милый жест с его стороны вполне мог оказаться правдой. Изуку усмехнулся: Старатель, в таком случае, не был в восторге.
Взгляд цепляется за ещё одну вещь в ящике. Мидория изумлённо похлопал глазами и, сложив футболку, берёт белоснежный конверт и ощущает его толщину – внутри не меньше одного листа бумаги точно. Юноша хмурится, вертит его в руках, замечая на задней стороне знакомым аккуратным почерком выведенное «от Тодороки Шото».
Сердце пропускает удар. Изуку с волнением тянется открыть конверт, колеблясь. Почему Тодороки-кун отправил ему письмо, а не пришёл и не сказал лично? Не нашёл времени? Должен сообщить что-то так, чтобы не услышали чужие уши? О наихудших вариантах Мидория вообще старается не думать.
«Мидория Изуку,
Это Тодороки. Я пишу это за день до начала нашей операции, которая должна стать решающей, последней и успешно окончиться. Так же я очень надеюсь, что ты в порядке и действительно читаешь это. Я верю, что ты со всем справишься, Мидория. Ты очень отважный и потрясающий человек.
Если говорить честно, то до спортивного фестиваля я не очень воспринимал тебя всерьёз. Но мы поладили и стали друзьями. Я этому искренне рад и благодарен за всё, через что мы вместе прошли и что вместе пережили. Не думал, что почувствую себя рядом с кем-то настолько счастливым. Моё детстве не было радостным, и об этом тебе известно. Так что при поступлении в Академию я и подумать не мог, что моя жизнь настолько изменится. Ладить с людьми тоже не очень выходило. Моя жизнь ведь действительно кардинально изменилась лишь благодаря тебе...»
Мидория подскакивает на койке, когда дверь в палату открывается и на пороге вновь появляются медработники, сообщая, что нужно кое-куда пройти. Изуку кивает и пытается стянуть с лица непонятно откуда взявшуюся улыбку.
По пути с процедур Изуку смотрит вниз, думая об одном. Он на мгновение поднимает голову и видит неподалёку знакомый силуэт, повёрнутый спиной.
– Кач-чан!
Мидория подлетает к нему со скоростью света, тараторя про свои переживания за него и остальных. Тот раздражённо, но меньше обычного, кратко отвечает, что нормально всё с ними, а он, Изуку, балбес, задолбал валяться неделю без дела и сознания. Они обнимаются. Деку хочет остаться поболтать и разузнать больше, но его тянут идти. Изуку, отдаляясь, громко спрашивает у друга про Тодороки. Бакуго хлопает глазами, поджимает губы, словно что-то вспоминал или задумался: стоит ли говорить? Напрягало. К сожалению, этой секундой медленности Кацуки хватило, чтобы Изуку увели, и он так и не услышал ответа на свой вопрос.
Деку с горькой улыбкой подумал о том, как приятно-непривычно, что Кацуки теперь обращается к нему по имени. Хотя и «Деку» стало таким родным и привычным за многие годы: чуть ли не за всю жизнь. Однако спокойное «Мидория» от Тодороки для Деку всегда казалось более заботливым, беспокойным и нравилось немного сильнее... Изуку чувствует, что его щеки от подобных мыслей и воспоминаний становятся горячее.
Мидорию оставляют без надзора и в спокойном одиночестве, кажется, спустя вечность. Он со вздохом облегчения наконец тянется к конверту, куда в спешке обратно засунул исписанные Шото листы бумаги. Сильное желание прочитать и узнать, что дальше, сильно трепетало внутри героя.
Изуку закусывает губу, пока уголки рта сами ползут вверх, ожидая прочитать в конце письма одно заветное...
«Я попрошу моих сестру и брата, Фуюми и Нацуо, найти тебя, когда всё закончится, и отдать это письмо. Мне бы хотелось вручить его тебе самостоятельно, либо сказать всё отсюда лично. Наверное, последнее – действительно лучший вариант. Но я не могу быть сейчас уверен полностью, что останусь жив после схватки с братом Тойей. Так что, я думаю, если ты правда читаешь это, значит я мёртв. В худшем случае, погиб уже ты. Я стараюсь не думать о таком раскладе.
Мидория, есть кое-что, о чём я не говорил тебе за всё время нашей дружбы. Кое-что я не успел сказать. Потому что боялся. Наверное, я ужасно жалкий из-за этого? Почему-то даже написать это тяжело. Но всё же.
Мидория Изуку, герой Деку, мой лучший и дорогой друг, ты мне нравишься. Я не очень хорошо разбираюсь в чувствах. Так Фуюми и Нацуо сказали. Но они помогли мне по поводу этих. Так что я заявляю о них с полной уверенностью.
Если мы оба окажемся живы, то я обязательно наконец обниму тебя при встрече. Если ты сам, конечно, не будешь против. Удачи.
Тодороки Шото»
Изуку дрожащими руками опускает бумагу на колени и чувствует подступающие к глазам слезы. Он прогоняет их до их появления.
Нет, Тодороки-кун жив. С ним всё в порядке. Просто... Это недоразумение. Только и всего. Нельзя хоронить его раньше времени, верно?
*
Изуку лучше. Физически. Морально он целые двое суток лежал, словно контуженный, и думал лишь о том, как все его близкие, друзья, мир за стенами больницы и как Тодороки. Мысли о вероятной смерти друга не давали покоя по ночам, утрам, дням, вечерам. Во время приёмов пищи, осмотров, процедур, принятии витаминов.
Одновременно с подавленностью Мидория периодически мог почувствовать гнев на него.
Шото, какого чёрта? Признаешься в любви, обещаешь прийти и обнять, а сам умираешь? Так дела не делаются! Это не честно!
Деку тяжело вздыхает и массажирует лицо. Он уже устал себя накручивать, то раскручивать, словно он не подросток, а верёвка для повешения. Так и с ума сойти не долго.
Он покорно собирает вещи, аккуратно укладывая в стопку, и берёт в руки, когда медсестра сообщает, что пора переселяться. Мидория не может думать ни о чем, кроме Шото. Внутри ничего, кроме волнения. Когда Изуку встретил Кацуки позавчера, то последний выглядел не так уж и подавлено, скорее просто уставшим. Значит, с Киришимой и многими из класса, если не со всеми, всё в порядке. Бакуго не на столько ненавидит Тодороки, чтобы радоваться его смерти, верно? Верно. Значит, не всё потеряно. Шото не потерян.
Деку хмурится.
Тодороки, придурок... Когда я тебя увижу, а я увижу, обязан, то врежу тебе со всей силы. Я должен поправляться после всего произошедшего в спокойствии и умиротворении, а не ежесекундно переживать за тебя.
Изуку слышит проходящих по коридору мимо них врачей, медсестёр и медбратьев, различных гражданских, других пациентов. Внутри селится надежда, что в палате, куда его ведёт знакомая медсестра, будут знакомые лица. А самое главное, что завтра или уже сегодня вечером к нему может зайти мама. Наконец Изуку увидится с ней, ведь сильно скучал и скучает, и заодно она может принести его телефон. Тогда проблем поубавиться, ведь можно будет узнать многое ещё неизвестное на данный момент. К примеру, сколько злодеев после победы над Все За Одного и Шигараки Томурой тоже были успешно схвачены и обезврежены. И, что с Тодороки Шото. Про которого, словно на зло судьбе, Мидория не может узнать ни от кого и ни от чего.
Изуку смиренно слушает какие-то наставления женщины в халате рядом, придерживающей его за руку, и глядит слегка затуманенным взглядом в пол чуть впереди. Краем глаза слева у противоположной стены коридора, отойдя на приличное расстояние от прежней палаты, Изуку замечает красно-белую макушку. Внутри что-то перевернулось. Мидория застывает под недоумение медсестры и впивается обескураженными расширенными глазами в Шото. Тодороки еле ковылял вдоль противоположной стены, держась за штатив капельницы, весь перебинтованный и по виду полуживой. Рядом с ним топтались доктор с медбратом, очевидно, твердя юноше вернуться в свою койку. Юноша что-то бубнил, растрепанная чёлка опустилась на лицо и закрывала верх лица. Однако Шото тоже замирает, чуть повернув голову в сторону Мидории. Рот Изуку чуть приоткрылся, губы подрагивали, а вокруг глаз начало пощипывать.
– Тодо... - только и смог тихо вымолвить Деку.
Медсестра рядом молчала, всё поняв. Из-за длинной чёлки показались два двухцветных глаза; Шото смотрел в их сторону так, словно не надеялся больше увидеть человека перед собой. Его губы беззвучно произнесли что-то, но Изуку понял. Его фамилию.
Мидория несётся к нему, бросая вещи на пол. Тодороки изо всех имеющихся сил старается сделать шаг на встречу. Мидория влетает в него, слыша приглушенное оханье Шото, который незамедлительно обнимает Изуку в ответ. Работники больницы делают шаг назад, ошарашенно переглядываясь.
Мидория решает, что повременит с ударом.
Он чувствовал горячие слезы на своих щеках, которые словно сейчас всё его лицо заполнят. Изуку ощутил, как плечо его больничной рубашки постепенно намокало, где склонилась голова Тодороки.
– Я прочитал, - только и вышло смущенное, дрогнувшее с губ Мидории, который, после короткого всхлипа услышал смешок и такое же:
– Ты уронил мою футболку со Всемогущим...
