Вишня, бабочки и звёзды.

      Заканчивающийся учебный день стремился окончательно раздавить и без того понурых маленьких людей, которые заполоняли школьные дворы и коридоры. Рыжие и пожелтевшие листики срывались с деревьев и в хаотичных порывах ветра приземлялись в небольшие лужи. Худые и острые ветви обнажались, болезненно прогибаясь над протоптанными грязными тропами. Состояние и без того казалось непоправимо унылым, но серость природы потрудилась довершить картину, продолжая снова и снова окутывать посёлок мрачным настроением. Может быть, другие ребята, вдохновленные встречей с одноклассниками, и прогуливались вдоль коридоров в безудержных разговорах, но не Антон.       Его последний год в школе стал невыносимой пыткой, воспоминаниями об утерянном времени, саднящими уколами в еще совсем свежую рану. Когтистые лапы с треском надрывали разразившуюся под рёбрами дыру, вынуждая сомкнуть глаза от пульсирующей боли в висках. Похлопав ладонью по карману ветровки, Петров без труда нащупал то, что слишком неожиданно стало мимолетной поддержкой. То, что вынуждает задыхаться, раздирая горло, но ворошит приятную, уже погибшую часть жизни. Слишком быстро погибшую, так внезапно, что бушующий ураган горечи и разочарования не отступает, разрушая каждый трепетно выстроенный домик. Они строились в душе у Антона годами, являлись пристанищем его искренних и теплых чувств, наглядной совместной работой. Остались от них лишь останки, жалкие горстки пепла, оседающего на легкие.       Блондин спешно вышел из душного помещения, едва ли не вздрагивая от громкого хлопка главной двери за спиной. Стоя еще под козырьком, Петров вытянул ладонь, ощущая холодные прикосновения октябрьской осени, накрапывающие из грозных облаков. Стоило бы взять зонт, или, хотя бы подумать, что стоит предусмотрительно захватить его в следующий раз, но Петров, преисполнившись равнодушным мнением к окутывающим тело холодным ручейкам осеннего дождя, уверенно шагнул из-под козырька. Тяжело вдохнув сырой воздух, Антон стремительно направился к единственному значимому для него месту. Простуда, дискомфорт от промокшей одежды, холодные порывы ветра, что с того? Терять, по сути, уже и нечего. А то, что было нужно удержать, теперь потеряно.       Прикованный к разбросанному в ногах листопаду взгляд безразлично скользил по лужам. Любые эмоции перекрывало возникшее "ничего", а сотня повторяющихся целые два месяца мыслей успешно затмевали всевозможные другие размышления. Зачем было нужно так со мной поступать, когда я останусь здесь! В сознании истерично витал осиный рой подобных рассуждений, и злющие насекомые жалили из раза в раз в одну точку. Точно знали, какое местечко является растерзанной раной и приносит головокружительное оцепенение, возвращаясь к ней тогда, когда заблагорассудится.       Остановившись у нужного угла школьного здания, Петров облокотился спиной на стену, прижимая влажную макушку к холодной и шероховатой поверхности. А началось всё здесь, еще в совсем неосознанном шестом классе, когда блондину посчастливилось по абсолютной случайности выпалить что-то ведомое только его чувствам, и он со всем успехом справился с этой задачей.       Длительные размышления детского разума приводили в тупик от услышанной просьбы одноклассника, являющегося приближенным к главному хулигану класса. Мальчишка устало плелся в неизвестном направлении, послушно следуя за провожатым. — Антон невольно улыбнулся. Ему ведь и вправду казалось тогда, что Бяша ведёт его по криминальной тропе, прямиком за ржавую решётку! — Воровато оглядываясь по сторонам, Тоша слышал взвинченное сердце, норовящее выскочить из груди, но не переставал идти. Храбрый ведь, гордый! Захотелось же в друзья к Ромке набиться, и не просто на права второстепенного товарища, а в самые настоящие друзья! Снег неприятно поскрипывал под неуверенными шажочками белокурого мальчика, пока они не дошли до конечной точки.       Задрав подбородок, Тоша так и застыл, любопытно хлопая светлыми ресницами. Ромка выглядел грозно, выглядел так, как умел только он. Решительно оглядывая двух только-только пришедших друзей, Пятифанов сводил выразительные брови к переносице. Петров пугливо покосился на бурята, поругались? Стоя на широко раздвинутых ногах, Рома что-то прятал за спиной. Нож? Не прошёл проверку? Не заслужил доверия? По коже промчался холодок, покрывающий спину гусиными мурашками. Но последующее не только не вязалось ни с чем, о чем догадывался мальчишка, но и заставило встревоженно округлить глаза.       — Что происходит? — вдруг выдал Ромка, недоверчиво озираясь по сторонам.       — Ничего! Проветриваемся, на! — издевательски протянул Бяша, неприступно уводя глаза.       — Проветривайся в другом месте! — Пятифанов стрелял глазами, явно желая испепелить лучшего друга.       — А мне и здесь нормально! — бесстрастно парировал бурят.       Антон в изумлении поднял бровки, бегая голубыми глазами от Бяши, к Ромке, и снова к Бяше, и вновь к Ромке. Что-то случилось, и это неизвестное "что-то" неприятно покалывало грудь. Тоша хотел примкнуть к Пятифанову, но не желал присутствовать во внезапном раздоре их компании. Хулиган, все еще скрывая неизвестный объект за спиной, трепетно изучил выражение лица Тоши, и тут же выпалил:       — Зачем пугаешь, а? — Ромка вызывающе дернул подбородком, устремив ледяные глаза на Бяшу.       — А тебе какая забота? Вали пока цел, на!       От такого наглого ответа Антоша даже вздрогнул, еще более ошарашенно оглядывая бурята. Детский разум из-за изумления не смог в необходимой степени оценить напускной тон каждого из друзей, но определенный театральный замысел таки уловил. Но вот связать ни с чем логичным не смог, зачем тут он в случае, если эта сценка не связана конкретно с ним?       — Ребята... — робко сказал Тоша, делая неуверенный шажочек вперед. Необходимо было спасать ситуацию, вмешаться, демонстрируя себя героем-спасителем рушащихся взаимоотношений.       Пятифанов будто бы и не услышал этой нежной попытки исправить положение, рвано замахнулся и вполсилы ударил Бяшу по плечу. Бурят недовольно хмыкнул, тут же демонстрируя такое же забавное и нелепое движение, пока Пятифанов свободной рукой заблокировал попытку ответного удара. Антон недоверчиво сощурился, наблюдая уже за тем, как Бяша трагично мычит, повержено падая на снег. Но сколько бы Антон ни перебирал произошедшее несколькими секундами ранее, не вспомнил чтобы Пятифанов его ударил.       — Ай-яй-яй, как же больно! Я... Я в шаге от гибели, на! — распластавшись в сугробе Бяша морщился и сгибался от боли то ли в животе, то ли в руке, или в голове? Бурят стих, безразлично смотря в небо и делано охая.       Промчавшаяся эмоция на лице Ромки вдруг стала совсем противоположной. Тоша волнительно оглядывал то его равнодушное, но скрывающее явный трепет лицо, то опускался взглядом к руке, надежно спрятанной за спиной. Резко дёрнув кистью, наконец открывая завесу неизвестности, Пятифанов протянул Петрову пышный букет подснежников. Крепко стиснутые цветы в ладони смотрели на белокурого парнишку так же ошеломленно, как и он сам. Бутоны мягко качнулись около лица Петрова, который от резкости протянутого подарка рефлекторно шагнул назад.       — Позволь... Проводить тебя! — Ромка ослепил теплой, мягкой улыбкой, а в его глазах точно мелькнул огонёк, демонстрирующий неприкрытый задор.       Антон так и стоял с округленными от изумления глазами, по-птичьи склонив голову набок. Это, получается, вся сценка была ради него? Мысли стали метаться так быстро и истерично, что стиснули грудь обручем, не позволяя даже вдохнуть. Подняв удивлённый взор, белокурый мальчишка встретился с непривычно нежными глазами Пятифанова, застывшего в ожидании. Обдавший лицо жар непременно обозначал то, что на фарфоровых щеках Антона вовсю красовался явный румянец, но мальчишка не обратил внимания ни на что, кроме как на взволнованные глаза напротив.       — Хорошо... — выдал Тоша, на что Бяша разразился смехом.       — Переборщили, на! Напугали!       — Да-а... Похоже на то. — Ромка небрежно дёрнул букетом в воздухе. — Ты переигрываешь, вот и напугал! — мальчик выдержал небольшую паузу, приложив в задумчивом жесте указательный палец к губам. — Хотя, твою морду грех не испугаться! Нам надо не пугать её, а расположить!       — Её? — переспросил Антон, смотря на то, как цветы от него медленно удаляются.       — Да Ромыч втрескался, на! Сценку разыграть хочет... — Бяша вылез из сугроба, неуклюже отряхивая прилипший к куртке снег.       — А. Понял. — мальчишка действительно понял, что изначально вся театральная репетиция была рассчитана не на него. Но вот упустил деталь, которая могла бы объяснить его внезапное согласие. Хорошо лишь то, что новоиспеченные товарищи расценили это как последствия шокового состояния.       Сорвав с губ смешок, блондин мечтательным взглядом скользнул по стене. На ней даже спустя пять лет всё еще был нарисован повешенный рядом с забавным заявлением, которое сразу предельно ясно даёт понять, кто является хозяином надписи: "здесь был Бяша!".       Но как же было неловко по завершении этой дурацкой сценки! Антон помнит, как смущенно прятал румянец в воротнике куртки, даже не рассчитывая, что кто-то поверит в оправдание появления краски на щеках обжигающим морозом. Как поглядывал на злосчастный, но невероятно красивый букет, даже приблизительно не понимая, почему к нему так тянет. А тянуло ведь далеко не к цветочкам, которые крепко сжимала грубая ладонь.       Шестой класс растворился в прошлом, оставляя в душе смешавшиеся мазки серо-грязных пятен. Был среди них цвет, который выбивался из монотонной палитры, и с годами становился не только ярче, но и плотнее. Антон помнит, что за год каким-то образом в действительности стал одним из самых надежных друзей Пятифанова. Ромка влиял на него, раскрепощал и делился своей непробиваемой уверенностью. А Антон поумерил его пыл, одним своим присутствием вселяя стабильность. Уже в седьмом классе Пятифанов поуспокоился, окончательно завязав с неприемлемыми для Антона способами заработка, в число которых входило вымогательство личных вещей у младшеклассников. Но такая привычка, как курение, осталась с Ромой как самый верный попутчик. Блондин не будет спорить, у него нет абсолютно никаких доказательств, что именно он поспособствовал такому приятному изменению, но лето перед переходом в седьмой класс оказалось тем временем, когда ребята проводили его исключительно вдвоем.       — Не гонишь? Нам надо собрать грибы? — нагибаясь перед острой и пышной зеленой веткой, спросил Пятифанов, недоверчиво оглядывая Антона через плечо.       — Мама сказала ей надо, я решил не спорить. — Петров, размахивая плетенной корзинкой, которую всучила ему Карина, мечтательно оглядывал лес. Летом деревья сбрасывали с себя враждебную маску, умиротворительно шелестели листвой, размеренно покачиваясь.       — А ты уверен, что твоей маме не шестьдесят? — вдруг выпалил Ромка, разворачиваясь лицом к идущему за ним Антону. — Ну, я думал, что таким занимаются только старики. — беспристрастно пожав плечами, мальчонка с интересом заглянул в корзинку, заранее зная, что она пустая.       — Ну что ты! — безобидно воскликнул блондин. — На, вот! — всунув корзинку Пятифанову в руки, Петров припрыгнул и обогнал его, звонко хихикнув. — Теперь ты понесешь, а то вечно ты недовольный.       — Ну мне и не сложно. — буркнул Рома. — А как ты поймешь, что к обеду своей семье не ядовитых грибов несёшь?       — Ну смотри... — задумчиво протянул Антон. — Мне отец рассказывал, что обязательно нужно проверять чашечку и кольцо на ножке. — белокурый мальчик деловито задержал в воздухе указательный палец. — Ну и конечно же, искать лисичек каких-нибудь, маслят, но не ложных. — покрутив головой, Антон стал старательно вглядываться в землю. — Можем уже быть внимательнее, мы же в лесу, значит и грибы здесь!       — О! Смотри! — Ромка указал пальцем на пышное, большое вишнёвое дерево с красными и спелыми вкраплениями в листве. — Может лучше вишни домой принесешь? — в ребяческих глазах промчалась искра заинтересованности, и с хитрой улыбочкой Пятифанов оглядывал деревце.       — Если бы маме нужна была вишня, она бы попросила вишню... — Антон посмотрел на поставленную ему в ноги корзину, возвращая недоуменный взгляд на друга. — Что удумал?       — Вишня грибам не помешает! — Ромка подошёл к деревцу и принялся раскачивать его. Пыхтел, толкал, но сил у тринадцатилетнего мальчишки было недостаточно, чтобы вынудить вишню сорваться с веточек.       — Она так на землю упадёт, лучше что-то другое придумать. — белокурый мальчик поднял голову на покачивающиеся спелые ягоды и без какого-либо энтузиазма хмыкнул. — А вообще, лучше в целом эту идею оставить, вишня грибам не поможет. — но Ромка так упёрся в свою цель, что прощаться с деревцем не планировал.       — Не поможет, но и не помешает! — улыбчиво выпалил парнишка, зацепившись руками за ближайшую ветку. Пятифанов подтянулся на руках, забираясь на основание дерева.       — Стой! Ну, ты... — Петров волнительно вытянул руки, подходя поближе. — Ты поаккуратнее будь, пожалуйста.       — Ага! — цепляясь и за следующие ветки, Ромка ловко залез выше, подбираясь к желанному вознаграждению. — Опа! — сорвав вишню, Пятифанов тут же закинул ягоду в рот.       — Её бы мыть перед тем, как есть. — поворчал Антон, но только вобрал воздух чтобы сказать что-то еще, почувствовал прилетевшую в лоб вишенку. — Эй!       — Ты говорил, что я недовольный всем, а сам бухтишь теперь каждую секунду! — заливисто рассмеявшись, Рома сел на ветку, принимаясь срывать ягоды и кидать в Петрова. Блондина такое стечение обстоятельств не устроило, и он подошёл вплотную к стволу дерева, волнительно вспоминая все манёвры, проделанные Пятифановым. Антон обхватил ветку и повис на ней, но руки скользнули по обшарпанной древесной коре, которая оставила неприятные царапины. Глухо приземлившись на поясницу, Антон поморщился. — Ну куда ты лезешь! Сказал бы, я прекратил бы!       — Ага, так я тебе и поверил! А что, лучше землей в тебя кидаться? — возразил Петров, растирая ладонью место удара.       — Лучше уж землей в меня кидайся, чем убейся. — ловко спрыгнув с дерева, Ромка протянул руку подбитому товарищу. — Больно?       — Нет, нормально. — схватившись за ладонь, Антон поднялся на ноги и в строгой, но явно безобидной манере взглянул на Пятифанова. — Грибы, Рома, наша цель - грибы!       — Да-да, грибы. Я и думать о другом забыл, честное слово! — Пятифанов схватил корзинку, забавно закидывая её на плечо. — Ну пошли выискивать ложных опят, куда мы теперь без них, а? — усмехнувшись, Ромка продолжал мечтательно осматривать вишневое дерево.       — Тебе только ложных! — рассмеялся Антон, заметив, как Рома тепло смотрит на деревце. — Давай вернемся, только тогда, когда корзинка будет полная.       — Ну вот! Другое дело! Сразу появилась мотивация, пошли скорее! — Ромка торопливо пошёл по тропинке, внимательно вглядываясь в каждый уголок, покрытый зеленью.       Прогуливаясь по обрамленному солнечными лучами лесу, ребята недоверчиво косились на каждый найденный гриб. Петров поднимал его в воздух и мальчишки одновременно склоняли голову набок, пытаясь найти отличительные черты несъедобных грибов. Отсутствие опыта сильно сказалось на результате. Ромка предложил класть вообще все грибы, чтобы мать потом сама разбирала корзинку, оправдывая идею громогласным: — Это же лучше, чем ничего! А Антон принял решение, что лучше уж совсем ничего, чем гора ядовитых лисичек. Спустя долгие, но несерьезные споры, по какой стратегии лучше действовать, ребята обоюдно пришли к тому, что вишня - вот, что им нужно! Конечно же, Петрову она не была столь важна, как его товарищу, но он сдался, не желая рушить атмосферу приятного времяпрепровождения. Пятифанов помог ему забраться на дерево, волнительно поддерживая, если Антон начинал покачиваться из стороны в сторону как осиновый лист.       — А ты знал, что некоторые именуют грибы третьим царством, потому что они не относятся ни к растениям, ни к животным, но при этом обладают качествами живых существ? — Антон мечтательно сидел на ветке, болтая ногами.       — Это как? — Рома облокачивался на более широкую ветвь спиной, уложив ноги на ширину той, на которой сидел. — И как они это царство называют? Что за царство вообще, типа, как государство с царём? — парнишка недоуменно покосился на тут же звонко рассмеявшегося друга.       — Нет, это такие типы в биологии. Их, как бы, делят по принципу отличия в питании и строении клеток. — Ромка знал, что Антон смеется не так, как делают это другие, насмехаясь над чужим незнанием примитивных вещей. Антон хихикал, пока его глаза выражали особенную и добрую улыбку, навек обещающую, что он никогда не обидит.       — М-м-м... Не так сложно звучит...       — Ага, я вообще думаю, что ты очень умный. Но вот, ленивый только. — Антон тут же смутился своему откровению, резко дернув головой в противоположную сторону. А Рома тепло рассмеялся.       — Нарви мне лучше с твоей стороны вишню, всяко не ешь.       — Она прямо около тебя!       — Меня утомили грибы, ну будь другом. — Рома расслабленно уложил руки за голову, расплываясь в лукавой улыбочке, будто бы попросит еще и накормить его. Петров безобидно хмыкнул, вытягиваясь, чтобы дотянуться до ягод. Сорвав парочку, блондин потянулся за еще несколькими, упираясь во вторую руку. Ладонь соскользнула, и по инерции Антон упал головой на живот Пятифанову.       Лишь на секунду нахмурившись от неожиданности, Рома вздрогнул, но не получив никакого дискомфорта от несильного удара, только слышно выдохнул. Те скоротечные секунды, что Антон смотрел на Пятифанова лежа на его животе, оказались самыми волшебными за день. Медленно уходящее за горизонт солнце отражалось в его голубых глазах, кружевные тени листвы падали на острые черты лица, а губы растянулись в слабой улыбке. Рома протянул открытую ладонь, и Петров послушно уронил в неё вишню, которую успел нарвать. Белокурый так растерялся, что застыл нежно-голубыми глазами на лице Пятифанова, старался запечатлеть его в памяти именно таким. Таким по-доброму мальчишеским, немного хулиганистым, бойким и решительным. Но ведь мягким, уступчивым и заботливым. Буквально мягким и теплым. Летний ветер покачивал его темно-русые волосы, отблескивающие золотистыми нитями под солнечными лучами.       — Извини. — опомнился Петров, резко поднимаясь. Юноша уткнул в прохладные ладони полыхающее жаром лицо, нервно вобрав воздуха в легкие.       — Ты главное не убейся. — усмехнулся Ромка. — А остальное не так важно.       Дождь отбивал глухой и сбивчивый темп, со временем только ухудшаясь. Антон смотрел в непроглядное серое небо, нависшее над посёлком. Теплая улыбка не сходила с его лица, пока парень оглядывал отнюдь не вдохновляющие природные условия. Холодный ветер забирался под ветровку, пересчитывая своими заледеневшими прикосновениями позвонки. Пристрастие Ромы к вишне запомнилось не специально. Эта легкая догадка отпечаталась в памяти, являя из себя что-то удивительное и умилительное одновременно. В воспоминаниях всплывал последующий теплый момент, разливая по телу вязкую негу. Ведь на какие ухищрения Антон согласился пойти, когда Рома тем же летом обиделся на него за масштабное опоздание - на целых три часа!       Вот если бы мама послушала, поняла бы, что Антона, вообще-то, ждут, не пришлось бы сейчас выполнять акробатические трюки повышенной сложности! А вот обиделся же, упёртый, и так сильно, что даже трубку кладёт, когда слышит голос! Коленки саднили, покрывая нежную кожу жгучим раздражением. Ладошки стерлись, а на них образовался впалый и покрасневший след от металлической ручки. Всё так по-дурацки, что становится тошно, но если оно того стоит, плевать! Обиженный на родительскую несерьезность к просьбе не задерживать, раздраженный полученными ранами Антон, устало тащил тяжелое ведро. Но завидев на горизонте необходимый дом, облегченно вздохнул.       Шумно поставив злосчастное ведерко у порога, белокурый мальчишка наконец разогнулся, вытирая тыльной стороной ладони влажный лоб. Еще несколько раз Антон нерешительно застывал у двери, задерживая сжатую в кулак руку в воздухе. Но, собравшись, наконец постучал. Пятифанов открыл дверь, фыркнул, желая так же быстро её захлопнуть, но опустил взгляд на стоявшее перед Петровым ведро и растерянно нахмурился. Его взлетевшая ввысь бровь явно отразила интерес, перебивающий ту незначительную обиду.       — Вишня? — недоверчиво спросил Ромка, поднимая взгляд на Антона.       — Вишня! — воскликнул Петров, гордо упирая руки в бока. Его растрепанные пушистые волосы неуклюже ниспадали на лоб, а одна прядка от усердных попыток отдышаться так и колыхалась в воздухе из стороны в сторону.       Громкий смех обоих парней послужил каждому пониманием, что топор обиды зарыт глубоко-глубоко, и раскапывать его никто не планирует.       Антон провел пальцем по колючей поверхности промокшей стены. Тучи становились гуще, потому внезапная темень окутала весь посёлок. Чувство пустоты надежно поселилось в душе, являясь последствием отвратительного одиночества. Рома был всегда, был единственным, с которым хотелось проводить каждую секунду своей жизни. А теперь его нет. Просто нет. Петров тряхнул головой, стараясь прогнать череду душащих мыслей. Лучше вернуться обратно в воспоминания, туда, где Пятифанов был рядом. Да что уж рядом! Пятифанов хотя бы был, им можно было полюбоваться, до него можно было дотянуться! От сердца оторвали равную его половину, оставив кровоточить с открытой раной. И никто не поможет подлатать нанесенный ущерб, кроме уже знакомых прикосновений. Следующее лето, незабываемая пора перед восьмым классом, было теплее, но не теплее последующих.       — Гляди, бабочка! — широко распахнув глаза, Антон присел, оглядывая пестрое насекомое. Рвано дергая голубыми крыльями, бабочка сидела на сердцевине цветочка, застенчиво перебирая лапками. Края на крыльях становились темнее, окантовывали ровным контуром волшебный природный окрас.       — Бабочка как бабочка. — незаинтересованно проговорил Ромка, но все же заглянул через плечо Петрова на насекомое.       — Красивая... — мечтательно вздохнул блондин, утыкая подбородок в сложенные на коленях руки. Любуясь красочным насекомым, Антон и не замечал, что Пятифанов заинтересованно оглядывает его загоревшиеся глаза, а не бабочку. — Я в детстве всегда хотел ловить их с сачком, но вот в посёлке их нет. — Петров говорил тише, точно боялся спугнуть нежное существо.       — Она тебя вряд ли слышит, что ты шепчешь.       — Еще как слышит, у них особое строение органов слуха, но слышит! — удивительно, но Антон продемонстрировал во всей красе проявление громкого шепота.       — А есть то, чего ты не знаешь? — Рома присел рядом, скучающе подпирая лицо рукой.       — Есть.       — Например? — уже более увлеченно Пятифанов повернул голову на Антона.       — Наприме-е-ер... — вдумчиво протянул Петров. — Какой у тебя любимый праздник? — вдруг отрезал блондин, лукаво улыбнувшись.       — Ну, такого нет. — оба продолжали шептать, уважая чувствительный слух бабочки. — Но, наверное, есть любимый день.       — Что за день?       — Нет уж, пусть останется хоть что-то, чего ты не знаешь. — ослепив хитрой улыбкой, Пятифанов хмыкнул, устремляя взор обратно на насекомое. — А она, кстати, не такой уж необычной окраски. — проворчал Ромка, вызывая у Антона смешки.       — Ладно-ладно, пойдем дальше. — блондин еще пару секунд разглядывал дивное существо, но поднялся, догоняя идущего вразвалочку Пятифанова.       Сообщил бы Антону кто-то тогда, что через несколько недель его ожидает теплый подарок, никогда бы не поверил. А сейчас, вспоминает тот летний вечер, во время которого его беззастенчиво утаскивали куда-то вглубь леса, не желая слышать никаких возражений.       — Рома, я и так иду, отпусти руку. — устало промычал Антон, не поспевая за широкими шагами вымахавшего за год друга.       — Ты уже говорил так пару раз, а потом прятался за деревом. — усмехнувшись, Рома продолжал вести за собой товарища.       — Ну не люблю я сюрпризы, это влияет на мои нервы! — проскулил белокурый парень, послушно поддаваясь импульсам ведущего.       — А ты на мои, но... — Пятифанов неестественно закашлялся и резко продолжил. — Мы почти пришли, сейчас всё сам увидишь.       Рома остановился у небольшой полянки, на которой лежали бревна. Антону это место уже знакомо, они частенько проводили летние вечера вдвоем или в компании Бяши именно здесь. Стоявшие поодаль фонари окутывали местечко рваными линиями желтоватого оттенка, пробивающегося сквозь ветки. Лунный свет дымчатой завесой расстилался на шелестящих кронах. Сваленные в кучу палки между самодельными лавочками неизменно валялись на земле, демонстрируя сохранность тайного места только для особенных людей. Юркнув за дерево, Пятифанов еще какое-то время простоял в тени, но сквозь тяжелый выдох, вышел и протянул Антону изначально неопознанный объект. Петров заинтересованно взял, - как ему сначала показалось - обычную палку, покрутил в руке и, наконец сообразив, ребячески-восторженными глазами взглянул на Ромку.       — Это... Сачок? — волнительно спросил белокурый парень, заранее зная ответ. Пятифанов стеснительно увёл глаза в пол, ковыряя носком ботинка небольшую ямочку в земле.       — Мгм... — опасливо Рома все же поднял взгляд, не сдержав теплой улыбки от такой красочной реакции на лице Антона. Тут не было необходимости в словах, его искрящиеся глаза, оглядывающие подарок, в несколько раз громче заявляли о счастье.       — Но где ты его достал? Я раньше просил родителей, они обзвонили всех, но...       — Сам сделал. — и вправду. Рукоятка была высеченным деревом, которое явно обрабатывали наждачным листом. Круглая выемка, на которую крепилась сетка, была толстой проволокой, сплетенной между собой. Антон восторженно смотрел на Пятифанова, чувствуя радость не от сачка, а от присутствия Ромы в его жизни. Поджав губы, юноша еще неуверенно помялся, но все же навалился на Пятифанова, крепко обнимая.       — Спасибо... — сквозь выдох стеснительно прошептал Антон.       — Если поймаешь мне бабочек, будет не за что. — усмехнулся Рома, сдержанно обнимая Петрова в ответ. От его прикосновений блондин почувствовал промчавшийся по рукам табун мурашек, заставляющий светлые волоски встать дыбом. В этих объятиях хотелось остаться навек, и с этим прекрасным сачком, который был сделан так аккуратно, что не мог бы не произвести должного впечатления. И такой длинный, удобный, предусмотрительно сделанный для любых сложностей во время поимки бабочек.       — Ты же не любишь бабочек. — блондин нехотя разорвал объятие, отходя от друга.       — Полюбил. — Рома расплылся в лукавой улыбочке, приподнимая брови.       Антон только сейчас понимает, что полюбил Рома не бабочек, а его. Пелена непонятной влюбленности не позволяла ему убедиться в этом, каждый раз находя новые оправдания невозможности такой связи. До девятого класса Антон отчаянно верил, что его чувства - искреннее желание дружить; интерес в Пятифанове, как в многогранной личности, которая может удивлять своим задором. Но только в девятом классе наконец осознал, что его чувства никогда не были завязаны на дружеских мотивах, которые то и дело подталкивали выбегать на очередную прогулку с горящими от предвкушения глазами. В девятом классе Рома уже значительно подрос, стал шире в плечах и выше на целую голову, приобретая еще бóльший шарм обворожительности. Лето перед девятым классом, самое жаркое из всех, что встречал скудный посёлок.       — На рыбалке надо тише быть, Антон, а ты визжишь практически! — прошипел Рома, укладывая удочку на край самодельного пирса (это был скорее небольшой мостик).       — Я ненавижу слепней, честное слово, Рома, я уже практически ненавижу рыбалку! — истерично прошептал блондин, нервно отмахиваясь уже от каждого насекомого, приближающегося к нему.       — Да их тут и нет практически, они у другого края кутят. — Пятифанов старался вглядываться в воздух, выискивая черные пятнышки, мельтешившие вокруг них. — Нет их здесь, если что, я убью. — заверил Рома и для пущего эффекта задержал указательный палец в воздухе. — Только не кричи. — Антон кивнул головой, свесив ноги с края пирса.       Прохладный воздух около озера приятно ласкал кожу, остужая перегретое температурой сознание. Рома напряженно следил за положением, вглядываясь в воду так, словно может увидеть там желанное сокровище. Антон рыбалку не любил, но... Но любил проводить время с Пятифановым, выуживая для себя новый невероятный опыт. Задумчиво глядя на спокойную водную гладь, блондин чувствовал, что его мозг плавится из-за жары, и начал клевать носом. Тишина и спокойствие сказались на пареньке, и он стал окончательно проваливаться в сон, заваливаясь куда-то набок.       — О, клюёт. — прошептал Рома, подтолкнув Антона рукой, мол, смотри! А в итоге только помог обмякшему телу, которое стремительно проваливалось в сон, завалиться в другую сторону, прямо к водной глади. Встрепенувшись, Пятифанов случайно дёрнул удочкой и, обхватив Петрова за талию, потянул на себя.       — Ой... — сонно пробурчал Антон, поворачивая голову. Обвивающая его тело рука оставляла жаркую и вибрирующую смесь ощущений на коже, а чужое дыхание, обдававшее ухо, вынудило невольно вздрогнуть. С таким букетом чувств Петров смог без труда проснуться за секунду.       — Ой?! — усмехнулся Рома. — Ты практически мордой в озере был! Еще немного и я бы тебя на удочку вылавливал! — Пятифанов вытащил руку, тяжело выдыхая.       — Не кричи, ты же...       — Да похуй на эту рыбу, я за тебя испугался!       Антон тепло улыбнулся, вглядываясь в изученный уже тысячу раз цвет Роминых глаз. В груди приятно кольнуло, распуская по позвоночнику красивые цветы из промчавшихся мурашек. Контур ровного лица Ромы обрисовывало оранжевое солнце, которое своими лучами расстилало игривый отблеск на его черных ресницах. Под ребрами у Антона вдруг активизировался какой-то магнит, который так и рвется к Пятифанову, желая преодолеть всевозможные преграды. Сияние появившейся магии витало в воздухе, оставляя после себя приятный матовый осадок в груди. Хотелось вдыхать горячий воздух чаще и больше, и беспрерывно наблюдать за красивыми мимическими жестами Ромы. Рыбу ребята не поймали, но на удочку Пятифанов словил явно кого-то иного, правда, еще несколько лет назад.       Это озеро Антон считал уже практически их коронным местом, особенно, после следующего их визита к нему. Всё тем же жарким летом всем хотелось держаться поближе к исходящей от воды прохладе, и ребята не были исключением.       — Я за пивом сгоняю, на! А вы тут будьте, я быстро! — прокричал Бяша, растворяясь за многочисленными деревьями.       В этот день у озера не было многолюдно, и это изрядно удивляло. В такие деньки семьи любят выходить искупаться, отцы доставать чехлы с удочками, а дети бегать босиком по мягкой траве, пока мамы устраиваются принимать солнечные ванны на большом полотенце. Антон проходил у края озера, задумчиво склонив голову. Рома находился рядом, хитро поглядывая на своего друга. Будто бы почувствовав этот лукавый взгляд, Петров опасливо повернулся, громко воскликнув:       — Если ты меня столкнешь, я тебя утащу с собой и утоплю! — Антон отпрыгнул, будто бы об Пятифанова можно было обжечься. Вообще, можно было, но не так. Рома ехидно хмыкнул, делая вид, что собирается напасть и уронить Петрова в воду.       — Ну что ты, жарко же, тебе полезно будет! — Петров изо всех сил бросился бежать, но и сам заливался смехом удовольствия от происходящего, потому от края воды не отходил. Если сбросит - пусть! За спиной раздавался громкий бег, сопровождаемый ехидными смешками.       — А тебе полезно будет... — из-за бега дыхание стало неритмичным, потому говорить приходилось с небольшими паузами. — подумать над своим поведением, я обещаю, я тебя за собой утащу!       — Да ладно, ладно, не буду... — Рома остановился, но Антон еще побаивался так безрассудно вставать рядом. — Серьезно?       — Конечно серьезно, я что, похож на дурачка?              — Ну и ладно... — Рома скучающе присел на корточки, взял какую-то палочку и стал вырисовывать на грязи непонятные круги. Земля рядом с водой обмякла, а благодаря жаре превратилась в какую-то непонятную липкую жижу. Холст так себе, но, раз Пятифанову нравится, пусть развлекается. Антон настороженно подошёл поближе, заглядывая за плечо Ромы. Он был готов к предательству, в итоге которого окажется в воде, но не был готов к действительному предательству! Пятифанов рвано зачерпнул грязь, и размашистым движением бросил Петрову в ноги. С противным чавканьем грязь упала рядом, но оставила на ногах Антона омерзительные капли.       — Рома! Что... Зачем?! — Петров хлестал недовольством, начиная активно жестикулировать, а искренний смех Ромы его только подначивал принять войну. То он и сделал. Быстро наклонился, зачерпнул грязь и уверенно кинул в Пятифанова. Земля распласталась прямо по белой футболке, превращаясь практически в чернильное пятно. Вмиг Ромин смех закончился, и он застыл с разведенными в разные стороны руками, вопросительно косясь на грязную футболку.       — Ну это ты зря. — хитро сказал Пятифанов, резво наклоняясь к земле. Антон предельно ясно понял предупреждение, вторя всем действиям друга.       Началась война, во время которой все заглушили отголоски разума, кричащие о последствиях. Если бы кто-то решил понаблюдать за всем действом со стороны, видел бы только разного размера грязь, летящую то в одну, то в другую сторону, и слышал бы громкий заливистый смех. Пределов у состязания не было, именно потому парни продолжали воевать, пока не были покрыты грязью буквально с ног до головы. Светлые волосы Антона местами испачкались, щеки покрылись серыми разводами, а шею так вообще видно не было. Плечи, руки, грудь, ноги - всё было насквозь грязным. Но то, что парни оба практически складывались пополам в приступе громкого смеха, стоило им поднять взгляд на другого, говорило о положительных эмоциях после такого необычного занятия.       — Пацаны-ы, я пиво!.. — вышедший из кустов Бяша не договорил, так и застыл, стоило ему взглянуть на полностью грязных друзей, которые не могли перестать смеяться.       Когда ребята поуспокоились, смогли хотя бы перебарывать порывы громко захохотать, принялись раздумывать, что с этим недоразумением делать? Бяша преспокойно устроился на траве, попивая беспардонно украденный алкоголь, и сам тихонько усмехался, наблюдая за своими приятелями. Рома долго думать не стал, предложил запрыгнуть в озеро, что было самым логичным выходом из ситуации. Антон без раздумий согласился, но так и замер, наблюдая за соскальзывающей с тела Пятифанова футболкой.       Красивые рельефы выглянули из-под ткани, а небольшие разводы серых пятен на смуглой коже ни в коем случае не портили притягательную эстетичность подтянутого тела Ромы. И оторвать свой взгляд Петров просто не мог. Окутывал горящими, но смущенными глазами каждый сантиметр чужого торса, путаясь в пространстве и в мыслях. Голова вскружилась, и только резко поднятый взгляд Ромы заставил смущенно отвести взор. Вряд ли грязь скрывала раскрасневшееся лицо Антона, так что лишний раз не мешкая, Петров просто спрыгнул с мостика в воду, желая скрыть всю реакцию своего организма на столь обворожительную картину. Ледяная вода действовала успокаивающе на все тревожащие Антона человеческие факторы, ровно до того момента, пока Рома не оказался в воде рядом.       — Решительно, но футболку сними, её отдельно выжмешь потом. — легкая улыбка Пятифанова успокаивала, ведь, это значит, что он ничего не заметил?       — Да и так нормально. — отмахнулся Антон.       — Ну кого ты стесняешься? — раздалось за спиной и Петров ощутил, как одним движением Рома заставил края его футболки поползти вверх. Это было практически издевательством, но Пятифанов-то этого не знал. Действуя лишь из благородных побуждений, сыграл самую страстную мелодию на струнах души Антона, смазано коснувшись пальцем его талии. Блондин даже вздрогнул, резко разворачиваясь.       — Я сам. — застенчиво выдал Антон, сталкиваясь с донельзя близко находящимся Ромой. Хорошо то, что в озере и на другом берегу никого не было, а Бяше, сидящему сверху, просто-напросто не видно всей чудной картины. Петров робко взялся за края своей футболки, стянул с себя мокрую ткань и плашмя уронил на воду. Рома ловко занырнул, и за считанные секунды Петров смог выдохнуть, схватиться за лоб, помассировать виски и обмахнуть себя легкими порывами ветра с помощью ладони.       От пива Антон, - собственно, как и всегда, - отказался, пребывая не менее опьяненным от одного присутствия Ромы. Вечер ребята провели в дружеских диалогах, в обсуждениях школьных мероприятий и в критике по отношению к заданным на лето урокам.       Дождь уже превращался в практически полноценный ливень, от которого Антона спасал небольшой козырёк школьного здания. Лето - самая запомнившаяся пора потому, что в эти деньки они с Ромой стремились быть исключительно вдвоем. Иногда на такие прогулки находились весомые оправдания, иногда они казались натянутыми и придуманными, но это не шибко волновало кого-либо. Оба получали желаемое, наконец оставаясь наедине. В школьные дни ребята тоже общались и открыто держались вместе, но такого тесного общения не могли добиться из-за учёбы и родительских ограничений. Петров помогал с пониманием многих вещей в математике, пока Пятифанов был моральной поддержкой на уроках физкультуры, становясь персональным учителем для Антона. Вся жизнь обоюдно кружилась вокруг друг друга, и никто не смел препятствовать столь искреннему и сильному желанию.       Лето перед десятым классом, лето витающей в воздухе любви. Лето головокружительных вздохов, самое значимое лето.       — С днём рождения, Бяша! — Антон торжественно поднял руки вверх. — Желаю тебе и счастья, и здоровья, и любви, и учебы хорошей, и оставаться таким же прекрасным, и...       — Ну всё, всё, на! — бурят довольно улыбался во все тридцать зубов, облегченно ставя несколько стеклянных бутылок с вином на землю.       — Опять у матери стащил? — отрезал Рома, любопытно оглядывая алкоголь.       — А откуда еще? — Бяша уселся на землю, облокачиваясь на бревно спиной. — Так, ну с вас открыть, на! И тост тоже с вас! — Пятифанов пожал плечами, взял ближайшую бутылку, выудил из кармана ключ и одним резким движением протолкнул пробку внутрь.       — Пожалуйста, именинник! — состроив серьезную гримасу, Рома дипломатично протянул бутылку другу.       — Опа-а-а, всегда бы так, на! — усмехнулся Бяша, хитро улыбнувшись.       — Ага, не наглей! — отрезал Пятифанов, проделывая тот же манёвр и с другой бутылкой, но протягивая уже Антону.       — Нет, спасибо. — кратко отказался Петров, на что получил оскорбленный взгляд Бяши.       — Не-е-ет, Тоха! — протянул бурят. — Ты постоянно отказываешься, на! Не говори, что думаешь нормально поступать так с друзьями, отказываясь от украденного ради вас алкоголя в его же день рожденья! — выпучив нижнюю губу, Бяша с горечью нахмурился, не сводя грустных и округленных глаз с Антона.       — Ладно, но один раз! — поддался Петров, принимая бутылку у Ромы. Случайно соприкоснувшись с его рукой пальцами, блондин мимолетно смутился, отводя взгляд от Пятифанова.       — Во, нормальная тема пошла, на! — Бяша торжественно поднял бутылку вверх, задерживая в воздухе. — Ну, будем, братья! — от такой напыщенности ребята пропустили пару смешков.       Целый час они сидели под бурные рассказы Бяши, который считал своим долгом доложить товарищам о полученных поздравлениях, застолье матери и о планах на восемнадцатилетие. Периодически парни чокались бутылками, произносили тост и вываливали огромное количество повторяющихся поздравлений.       — Ладно, вас я угостил, на! Теперь пойду, а то мать прибьёт, что на застолье опоздал! — Бяша протянул ребятам ладонь и в прощальном жесте пожал. — Пока праздновать будете, думайте только обо мне, на! — серьезно заключил бурят и затерялся в окружавших их тайное место кустах.       Антон выпил в несколько раз меньше Ромы, но пьяными они оказались в равной степени. Алкоголь приятно мутил рассудок, разжигал и без того пылающие чувства, развязывал язык и руки.       Вечер уже окутал посёлок, расстилая над головой невероятную картину из едва заметных созвездий. С небольшим головокружением ребята договорились прогуляться до другой, более обширной поляны. Антон пару раз спотыкался, пока Рома, уже всяко привыкший к особой неловкости друга, либо придерживал его за плечо, либо хватал за воротник. Природа благоволила, навевая мечтательное настроение своими пастельно-синими оттенками. Раскинутое зеленое поле под покровом вечерней атмосферы умиротворенно прогибалось под порывами теплого ветра. Пятифанов расслабленно уселся на траву, задирая голову чтобы осмотреть волшебное небо. Антон не стал дожидаться приглашения и присел рядышком, так же загадочно устремляя взор на полотно над головой.       — Разбираешься в созвездиях? — томно спросил Рома, не отрывая взгляд от бескрайней синевы.       — Ну так, немного. — Антон перевёл взгляд на Пятифанова, с удовольствием принимая тот факт, что смотреть ему приятнее только на него.       — Я и не сомневался, вот то, — Рома дёрнул подбородком по траектории своего взгляда. — не напоминает какое-нибудь? Мне почему-то кажется, что это какое-то созвездие. — Антон прищурился, пытаясь высмотреть на указанном промежутке хоть что-то, и подался корпусом вперед, будто бы это поможет стать ближе к звездным телам, но не мог разглядеть необходимых серебряных точек. Пятифанов положил руку Петрову на плечо, притянул к себе и указал пальцем на нужную область. — Вот там, видишь? — но Антон уже ничего не мог увидеть, кроме невероятно прекрасного профиля Ромы, находившегося слишком близко.       В его глазах могла отразиться целая вселенная, но Петров предпочел бы оценивать её красочность только с помощью чудесных синих радужек, передающих всю живописность любой картины, словно зеркала. Мельтешивший на оболочке свет гармонично утопал в глубинном взгляде Пятифанова, вселяя в его лицо еще бóльшую мечтательность. Антон не мог оторвать взгляд, буквально застыл в своем мире, который сейчас состоял только из Ромы. В нём его вселенная, и в нём его единственная искра, разжигающая тягу даже к самым повседневным занятиям в жизни. Рука Ромы так и осталась лежать на плече Петрова, погружая тело в необъяснимое странствие с сопутствующим взрывом чувств.       Рома несколько растерянно повернул голову, практически соприкасаясь кончиками носов с Антоном. Блондин вздрогнул, затаив дыхание. Но появившийся испуг, со всей нахлынувшей лавиной влюбленности, не позволял отвернуться. Ощутив теплое дыхание Ромы на своих губах, Петров практически потерял сознание, понимая, как сложно ему сейчас бездействовать. Какой-то жалкий сантиметр отделяет его от погружения в сладко-страстную обитель первой любви, в которой хочется беспробудно утопать. Задыхаться под поцелуями Пятифанова, терять рассудок от его мягких губ. Антон невольно сжал траву под ладонью, не смея даже шевельнуться лишний раз. Лишь бы не растворился перед глазами этот терпкий сон, не обратилось случившееся пьяным бредом или вырвавшейся из заточения фантазией. Рома аккуратно улыбнулся, зачарованно смотря на Антона из-под полуприкрытых век.       — Я хочу чаще смотреть с тобой на звёзды. — на собственное удивление сказал Антон, желая плотно закрыть себе рот ладонью. Эти слова вырываются из его вскружившегося сердца, засиявшего в несколько раз ярче, и заткнуть его у Петрова не получается.       — Значит будем. — в своей манере ответил Рома, и Антон буквально почувствовал, как Пятифановский взгляд скользнул к его губам. Сердце так заколошматило, что, казалось бы, сейчас пробьёт сквозную дыру в рёбрах, вырываясь наружу. Пальцы дрогнули, а по позвоночнику пробежал щекотный поток приятной дрожи. Но Рома отвернулся, неловко кашлянув. Антон тут же вторил его действиям, отсаживаясь подальше. Пьяное состояние не позволяло прочувствовать неловкость и страх в полной мере, но блондин почувствовал его на следующее же утро.       Всю ночь посёлок окутывал летний дождик, будто бы нарочно добавлял изнуренному самочувствию Петрова дополнительной понурости. Измеряя комнату в шагах, Антон наворачивал по ней круги, пытаясь хотя бы мысленно прикинуть дальнейший план действий. Блондин так сильно переживал, что Рома понял его неправильно, - как правильно, Антон еще не придумал, - и откажет в дальнейшем общении, что был готов волосы на себе рвать. Боязливо выглядывая в окно, Петров опасался отсутствия Пятифанова около его дома в заявленное вчера время. Если не придет, это можно считать очевидным отказом от любых взаимоотношений, и ведро спелой вишни уже не поможет. Но увидев Рому в шесть вечера около забора своего дома, Антон облегченно выдохнул, во всех красках ощутив на себе выражение "как камень с плеч".       Практически вприпрыжку Петров вылетел из дома, встречая Пятифанова такой же ослепительной улыбкой, что и он его. Но спустя мгновение Антон осознал, что отступивший страх за дальнейшую дружбу не поспособствовал исчезновению неловкости. Петров ощущал себя скованным в наручниках столь сильно, что смущенно отводил глаза из раза в раз, когда появлялась возможность зрительного контакта. И Рома явно замечал его немногословность, но всё же выдал:       — Ты говорил, что хочешь на звёзды еще раз посмотреть. — вдумчиво протянул Рома. — Пойдем?       — Да, пойдем. — ответил Антон практически рефлекторно, но потом стал задумываться, каким образом расценить это приглашение. Любые мысли, что сводились к намёку на то, что Пятифанов не против повторить посиделки практически в обнимку были сразу выброшены за борт. Такого просто не могло быть! Никак не могло! Блондин остановился на самой удобной для себя версии, которая говорила, что Рома таким образом хочет выразить своё желание общаться дальше, невзирая на случившийся казус, спровоцированный Антоном. Юноша и не заметил, как они уже дошли, а трава приветливо шелестела под нервными шагами Петрова.       Дружелюбной трава только показалась. Влага после ночного дождя все еще окутывала зелень, потому она и стала в несколько раз опаснее для особо неуклюжего Антона. Нога предательски выскользнула, и Петров растерянно повалился назад. Рома, уже с выработанным на такие случаи рефлексом, схватил блондина за запястье, но падение Антона уже было настолько неизбежно, что он беззастенчиво утащил Пятифанова за собой. Глухо ударившись согнутым локтем и поясницей, блондин поморщился, мысленно проклиная вчерашний дождь. Но стоило ему распахнуть глаза, за любые оскорбления мокрой травы Антон был готов красноречиво извиняться всю оставшуюся жизнь. Нависший над ним Рома выглядел и заботливо, и волнительно, и решительно одновременно, и на такую невероятную картину хотелось смотреть бесконечно. Пятифанов недоверчиво посмотрел по сторонам, а лежащий под ним Антон пытался уловить причину его внезапных смятений.       — Послушай. — вдруг выдал Рома таким серьезным тоном, что Петров заранее испугался. — Я хотел...       — Извини, нет-нет... — Антон встрепенулся, желая привстать и исключить такое неудобное положение. — Я не хотел, и...       — Стой. — серьезно осадил Пятифанов. — Подожди. — Рома делал какие-то неестественные его поведению паузы в монологе, напрягая Антона еще сильнее. — Я хотел сказать... Точнее... — шатен так искренне подбирал необходимые слова, что у Петрова, кажется, сердце уже остановилось. Блондин прекрасно понимал, что речь зайдет точно о вчерашнем, что Пятифанов просто подыскивал удобный момент для важного разговора. — Так вот... Я... — уже начиная воздействовать на трещащие по швам нервы, Рома всё тянул, а Антон всё ждал. — Знаешь, ну, вчера... — это послужило окончательным выстрелом в грудную клетку и Петров дернулся, словно от удара электричеством.       — Прости пожалуйста, это было, это... — Антон всё еще не придумал, что это было, потому в своё оправдание ничего логичного сказать и не мог.       — Нет, тихо, ты послушай. — Рома хмурил брови и уводил глаза в угол, так и не отпуская Петрова. Он буквально прижимал его своим телом к пышной и мокрой траве. — Блять, кароче, похуй! — вдруг выпалил Пятифанов, и резко нагнувшись вниз, нежно прикоснулся губами к губам Антона.       Машинально прикрыв глаза, блондин хмыкнул. Он помнит, что чувствовал неизбежную остановку сердца во время серьезной речи Пятифанова, но остановилось оно чуть позже. Для полного погружения в терпкий момент под звёздным небом была необходима одна деталь. Антон охлопал ветровку, юркнул ладонью в карман и достал пачку сигарет. Он тысячу и один раз видел, как Рома крутил в руках именно такую марку. Зажав сигарету в губах, юноша поднёс зажигалку к бумажной трубке, прикрывая огонёк от ветра второй открытой ладонью. Дым ловко проник в организм, вынуждая блондина закашляться. Петров пользуется таким трюком не впервой, разрешая своему телу со всем удовольствием оказаться в прошлом, но из раза в раз горло раздирает с такой силой, будто бы его успели расцарапать острыми лезвиями. Струйка дыма взмывала ввысь, дрожащим ручейком растворялась в воздухе, оставляя на губах горькое послевкусие.       Антон вздрогнул, ощущая мягкое прикосновение к собственным губам. Руки так и замерли в воздухе, пока Пятифанов продолжал робко прижиматься в поцелуе. Первый поцелуй Петрова оказался неожиданным, но бесконечно желанным. Мышцы окутывало млечной пеленой приятной дрожи, грудь стиснуло мягкой синтетической лентой, мир погрузился в разделение на "важное", и "неинтересное". И всё значимое собралось в одном человеке, который продолжал аккуратно и невинно касаться чужих губ. Дыхание Ромы застывало на белоснежных щеках Антона, оставляя после себя головокружительное ощущение фантомных прикосновений. Блондин практически тонул в траве под собой, растворялся в ней вместе с Пятифановым и его любовью.       Рома медленно отстранился, осторожно заглядывая в ошарашенные глаза Петрова. Трактовать этот взгляд можно было по-своему, а под влиянием любовных нитей, тем более. Пятифанов едва заметно дёрнул бровями, привставая.       — Извини. — с ощутимой виной прошептал Пятифанов, выпуская Антона из прижатого к траве положения. — Я просто неправильно понял то, что вчера...       — Нет! Правильно! — последовав примеру Ромы, Петров резко принял сидячее положение, вновь уменьшая между ними расстояние. — Правильно, Рома... — юноша аккуратно улыбнулся, вновь наклоняясь к губам Пятифанова.       Следующий поцелуй был намного увереннее с обеих сторон. Рома уложил ладони на покрытые румянцем щеки Антона, утягивая за собой. Лежа на влажной траве, прижимаясь боком друг к другу, парни растворялись в нежных, но уже более свободных поцелуях. Податливые языки едва ощутимо касались друг друга, влажные губы медленно скользили по чужим. Тяжелые и теплые выдохи распускали по телу дорожку из волнительных мурашек. Рома аккуратно запускал пальцы в пушистые волосы Петрова, щекотно и едва ощутимо проходя по ушам. Антон положил ладони на горячую шею Ромы, обжигая свою фарфоровую кожу. Теплый летний ветер прогуливался между парнями, растрепывал непослушные светлые пряди, забираясь под легкую ткань одежды.       Кашель раздражал горло, никотиновый дым распускался в легких, оставляя слабое головокружение после себя. Кончики пальцев обмякли, плечи расслабились, и едва заметная улыбка украшала нежное лицо Антона. Дождь тарабанил свою злобную мелодию, отстукивая сбивчивый и металлический ритм по козырьку. Блондин затесался в лабиринте своей памяти, прогуливался по застеленному пылью прошлому, спотыкаясь об останки их раздробленных, сломанных чувств. После первого поцелуя, Антон смущался в разы больше, но Рома с уверенностью развеивал его скованность своей улыбкой. Петров готов был ей восхищаться до конца собственных дней, утопать в её искренности и красоте.       — Вишню будешь? — выпалил Пятифанов, дотягиваясь до ветки вишневого дерева.       — Я всегда отказываюсь, а ты всегда спрашиваешь. — усмехнулся Антон, облокачиваясь спиной на большой ствол дерева.       — Мгм. — промычал Рома, уже истребив какое-то количество ягод. Блондин вдумчиво отвернулся, как через секунду ему беззастенчиво всунули в рот вишню. Сказать ничего Петров не успел, просто ошеломленно смотрел на Пятифанова, который тут же залился искренним и заразительным смехом.       — Вот это ты выдал... — пробормотал Антон сквозь смешки, послушно прожевывая вишню.       — А нечего. Я всё дерево не съем. — выплюнув косточку куда-то в траву, Рома блеснул лукавой улыбкой.       — Ты-то съешь.       Рома решительно брал блондина за руку тогда, когда был уверен в отсутствии людей вокруг. Антон смущенно переплетал их пальцы, по мере прогулки случайно раскачивая сцепленные между собой руки. Поцелуи с вишневым привкусом смешивались с сигаретным осадком, являя из себя интересную горько-сладкую смесь. Блондин не хотел помнить ничего, кроме мягких прикосновений Роминых губ. Его волшебных пальцев, поглаживающих щеки, и незабываемой улыбки, которая всегда ослепляла своим бойким и уверенным задором. Персонально для Антона его глаза наливались необъятной нежностью любви, окутывая взаимными импульсами чувственных намёков молча. Тишина с Ромой приравнивалась к самому ценному моменту в жизни, разговоры с Ромой являлись самыми дорогостоящими беседами - всё, что было связано с Пятифановым, разжигало сердце. Антон влюблялся с каждым новым днём сильнее, даже не представляя, как такое может быть возможно. Чувства норовили выскочить из груди, своей безумной волной окутать Рому, присвоить лишь себе на всю оставшуюся жизнь. Но Рома не был против остаться рядом навсегда.       Падшая листва кружила около ног Антона небольшой ураган из порванных бумажек, окурков и веточек. Школьный год в десятом классе был увлекательнее всех прошлых. Пятифанов постоянно подавал особенные сигналы Петрову, расшифровать которые у других не получилось бы. Например, под немногословным приглашением прогуляться у дерева с вишней, подразумевалась тайная встреча в укромном месте, сопровождаемая поцелуями. Если в разговоре упоминались бабочки, значит Пятифанов в ближайшее время точно утащит Антона куда-нибудь обниматься, потому что соскучился. А в предложении пересчитать звёзды на небе скрывалось завуалированное признание в любви. Антон от таких мимолетных знаков внимания, подтверждающих постоянные мысли Ромы о нем, расплывался в робкой улыбке. Блондину понадобилось много времени чтобы привыкнуть и перестать пребывать в предобморочном состоянии от каждого смазанного прикосновения. Лето перед одиннадцатым классом было летом, во время которого всё началось официально, а от осознания отношений с Пятифановым голову Антона кружило с еще бóльшей силой.       — Что будешь делать после одиннадцатого? — с некоторой тоской спросил Антон, принимая тот факт, что вероятность их неизбежного расставания велика. Рома заботливо оглядел его и тут же покрыл щеки сотнями нежных поцелуев.       — То же самое, что и ты. — прошептал Пятифанов, затмевая весь ураган лиричных размышлений собой. Антон ощущал приятную дрожь после поцелуев Ромы, окутывающую волной юношеское тело.       Летний июньский вечер опустил на посёлок туман, создающий мягкое распространение желтоватого света от фонарных столбов. Рома облокачивался спиной на бревно, притягивая Петрова в объятия, пока перед ними горел небольшой костёрчик.       — Я тоже хочу. — ярко улыбнувшись, Антон принялся застилать нежными поцелуями впалые скулы Пятифанова. Рома игриво рассмеялся, ластясь под каждое прикосновение, словно любвеобильный кот. Показательно подставляя щеку для следующего поцелуя, Рома дождался пока Антон будет достаточно близко и повернул голову, подставляя губы. С помощью такого трюка, Пятифанов добился звонкого поцелуя. — Это что такое? — делано строгим голосом спросил Петров, вызывающе вскидывая брови.       — Это, как ты там любишь говорить? — Пятифанов задумался, уводя глаза в верхний правый угол. — Самоуправство?       — Именно так! — Антон сдерживал плывущие вверх уголки губ, стараясь задержать деловитый и недовольный вид.       — Это еще не самоуправство, знаешь... — Ромина бровь с хитрецой взлетела ввысь, пока его наглый прищур хищно оглядывал белесые щеки Антона. Петров дёрнул головой, негласно спрашивая, мол, что? Но не дождавшись ответа, его повалили собой на землю, утягивая в поцелуй. Костёр приятно потрескивал, становясь лишь дополнением всего антуража. Языки его пламени отражались в глубинных глазах Ромы, самым гармоничным образом обнажая замыслы парня.       Пятифанова рука скользнула под рубашку Антона, медленно огладив живот. Петров невольно дёрнулся, а Рома, заметив его реакцию, умудрился улыбнуться, не разрывая влажный поцелуй. Податливыми движениями блондин прижимался к Роме сильнее, пока тот продолжал изучать каждый сантиметр практически мраморного тела. Прозрачная и белая кожа была абсолютно чистым холстом, который не украшала ни единая родинка. Только синие венки прослеживались в некоторых сгибах, довершая непередаваемую красоту отличительных черт. Пальцы обрисовывали впалую мышцу живота, то проскальзывая вверх, то протяжно спускаясь вниз. Антон был готов дрожать под этими прикосновениями словно пойманная в банку бабочка, рвущаяся наружу. Дрожать под любимыми руками, которые играют с его разгоряченным сердцем. Обхватив Рому за спину, Антон перевернул и повалил его на лопатки на землю, усаживаясь сверху. Пятифанов, наверняка, абсолютно беззастенчиво поддался, потому что у утонченного Петрова маловато шансов проделать такой трюк с плечистым и превосходящим его по силе Ромой.       — Самоуправство пресекается, Ромочка. — промурлыкал Антон, оглядывая запыхавшегося, немного покрасневшего Пятифанова.       — Ну попробуй. — вызывающе ответил Рома, улыбнувшись одним уголком губ.       Антон медленно наклонился, но целовать не планировал. Лишь играл, обдавая чужие красноватые губы своим мелодичным дыханием. Но сам же не выдержав такого издевательства, которое, к слову, собственной персоной затеял, прижался и утонул в сладком поцелуе. Мягкие подушечки пальцев скользили по сильным плечам, перебираясь к шее, пока руки Пятифанова нашли удобную для их нахождения зону на чужих бедрах.       — У меня не получится тебя пресечь, да? — посмеявшись в чужие губы, уточнил Антон.       — Конечно же нет, Тоша. — Рома принял сидячее положение, прижимая удобно устроившегося на нем Антона к себе. — Я просто подыграл. — сорвавшийся смешок и вновь наступивший поцелуй затмил любое желание возражать или прерывать рискованное времяпрепровождение, вынуждая задыхаться под сильными импульсами. Антон и не заметил, как его снова уложили на лопатки на землю, прижимая к себе. Пуговицы рубашки под руководством пальцев Пятифанова медленно расстегивались, обнажая грудную клетку. Они сгорали как полыхающий в нескольких метрах костёр, срывая с губ протяжные вздохи, постепенно перерастающие в полноценные стоны. Обжигающие прикосновения Ромы, который ласково пересчитывал рёбра Антона, вынуждали сдерживать рвущиеся эмоции, плотнее смыкая губы.       Россыпь звёзд на небе сияла над Пятифановым, который расцеловывал уши, медленно спускаясь к шее. Горячий воздух задерживался в легких, сердце волнительно стучало столь сильно, что чувствовалось в запястьях и в висках. Тайное место хранило отдельный от мира секрет, в котором заключалась искренняя и всевозможная любовь. Несколько лет бревна наблюдали за ненароком проявляющимися чувствами двух юных парней, уступчиво дожидаясь момента расцвета всесильной любви. А костёр, потрескивая, в последствии заглушал громкие чмоки, тихие слова признаний и заливистый смех. Сегодня костру выпала честь перекрывать другие звуки, а брёвнам, желательно, отвернуться.       Сигарета дотлела до середины. Пепел сорвался и превратился в пыль с первым порывом холодного ветра, уносясь вдаль. Это место принадлежит воспоминаниям, в которых Антон будет беспрерывно тонуть каждый миг своего проживания в посёлке. Нет сил его забыть, а тем более, понять, что послужило спусковым крючком. Объяснение могло быть разве что одно, ведь случившееся не могло оказаться совпадением.       Теплый вечер уходящего июля расстилал плюшевый закат. На небе смешались малиновые цвета, медленно вытекающие в лазурно-голубые. Антон восхищенно наблюдал за красочной синевой, отражающейся в глазах Ромы. Водная гладь преспокойно лежала, пока её не заставляли колыхнуться прыгающие лягушки. Умиротворяющее щебетание птичек раздавалось из разных областей леса, окутывая пространство романтичной атмосферой.       — Ром... — мечтательно протянул блондин, прижимая колени к себе. Рома облокачивался на прямые руки за спиной, растянув ноги на пирсе.       — М? — Пятифанов повернул голову, с интересом склоняя её набок.       — Да нет, ничего. — усмехнулся Антон, прекрасно предугадывая последующее поведение Ромы.       — Нет, говори. — уже более настойчиво Пятифанов подсел поближе.       — Да не-е-ет, ну что ты. — лукаво улыбнувшись, Петров отвернул голову.       — Ну-ка. — Рома аккуратно обхватил подбородок Антона, повернув его к себе.       — Ну, за вознаграждение, так уж и быть. — протянул Петров, сразу заметив Ромину сияющую улыбку.       Рома аккуратно подался вперёд, украшая романтичную атмосферу заката чувственным поцелуем. Антон целовался бы с ним вечно, утопая в безграничной Пятифановской любви. Отказался бы от всех других аспектов жизни, чтобы ежесекундно ощущать мягкие и властные губы на своих губах.       — Итак? — Рома заинтересованно вскинул брови, подпирая лицо рукой.       — Позволь... — протянул Антон и тут же рассмеялся. Пятифанову понадобилось время, чтобы с должным вниманием отнестись к внезапному воспоминанию Петрова. Не успел Рома и рот открыть чтобы продолжить шутку, как блондин договорил. — Предложить тебе встречаться? — солнце оранжевыми лучами заискрилось в счастливых глазах Антона. Мимика Ромы за секунду обернулась умилительным удивлением, украшая всё выражение его лица мягкой улыбкой.       — Это был должен сделать я. — несерьезно возмутился Рома, но тут же себя осадил, явно парируя в своей голове аргументом, что не сделал, хоть и прошло достаточное количество времени. — Предложи. — игриво закончил Пятифанов, расплываясь в улыбке. Антон подсел поближе, аккуратно прикоснулся к ладони Ромы, переплетая пальцы.       — Ты будешь со мной встречаться? — Антон невольно смутился, хоть и понимал, что ожидать отказ слишком уж даже для него. Но сердце всё же волнительно сжалось, отстукивая секунды Пятифановского молчания.       — М-м-м, ну тут надо подумать... — отшутился Рома, но тут же упёрся лбом в шею Антона и прошептал: — Конечно буду.       Рома - тот самый бойкий мальчишка с хмурым взглядом, которого уважают просто за то, что он есть. За его темперамент и характер, за его возможность заставить замолчать одним своим взглядом. Тот самый Рома, который ласково прижимается сейчас к Антону, самый безобидный, самый любимый и самый нежный Рома. Петров уложил свою голову на макушку Пятифанова, чувствуя окутавшее тело спокойствие.       — Стой. — вдруг выдал Рома, поднимая голову. — А ты будешь со мной встречаться?       — Так я же предложил, это уже подразумевает согласие. — Антон с безобидным непониманием дернул бровями.       — Нет, всё должно быть честно, я тоже хочу предложить.       — Да, Ромочка, буду. — прошептал Петров, наклоняясь вперед для очередного, но необходимого как глоток кислорода, поцелуя. Насытиться Пятифановым было невозможно, его притягательные жесты приманивали к себе, привязывали, без возможности отлипнуть хотя бы на секунду.       Это был последний совместный вечер. Антон больше не видел Рому, Рома больше не видел Антона. Точнее, видел, но не в реальном мире. Видел в старых снах, усыпанных горькими, но необходимыми воспоминаниями в которых хотелось остаться навек. Видел Пятифанова, который не прекращал извиняться, но и отталкивал от себя из раза в раз, когда Петров тянулся к нему за объятиями. Сигарета практически дотлела, вынуждая от очередной затяжки шумно закашляться.       — Тоха, ты че здесь, на? — внезапно материализовавшийся из-за угла бурят недоуменно уставился на товарища. — Я уже с дополнительных вышел, на. Ждешь кого? Че куришь? Поделишься? — на лице Бяши играло и удивление, и заинтересованность и недопонимание увиденного. Антон кивнул головой, протягивая открытую пачку товарищу. Бяша аккуратно вытащил одну, внимательно оценив выбор сигарет.       — Не жду, просто... — замялся Петров. — Просто стою. — произнес он сквозь тяжелый выдох, упирая глаза в падающий пепел.       — Понял тебя, на. — Бяша ловко поджег сигарету, прячась в капюшоне.       Последняя затяжка далась тяжелее предыдущих, горячий никотиновый дым обжигал слизистую, заставляя нагнуться в порывах кашля.       — Тоха, а нахуя куришь-то? Ты же, блять, давишься ими. — бурят недоверчиво покосился на Антона, который боролся с раздирающим горло кашлем.       — Просто. — безразлично ответил Петров, разгибаясь.       — Антон, он не умер. — будто бы прочитав Антона как открытую книгу, выпалил бурят. Блондин не удивился, лишь поднял скучающий и отрешенный взгляд на товарища.       — Он не умер. — повторил Антон, но после непродолжительной паузы, заключил: — "Мы" умерли. — не желая объясняться, блондин отсалютовал двумя пальцами у виска, и с ощутимым равнодушием вышел из-под козырька, оставив недоуменного Бяшу трактовать услышанное собственными силами.       Ливень сразу же прижал пушистые волосы, пробираясь ловкими ручейками под ветровку. Холод моментально окутал парня, вразвалочку идущего по грязной тропе. Гром яркой вспышкой украсил серое небо, покрывая характерным звуком весь посёлок. Вишнёвое дерево оказалось просто намокшим, обычным деревом, не дающим никаких плодов в осеннюю пору. Тайное место состояло лишь из промокших насквозь бревен, скатившихся к кустам. Только жухлые травинки на поляне неизменно прогибались под грубыми толчками ветра. Антон вышел в центр поля, ощущая дорожку ледяных капель, скатывающихся по щекам. Каждое однажды значимое место потеряло свою ценность, оставляя печальное безразличие ко всему, что вынуждало сердце плясать. В этом мире Антон лишний и донельзя одинокий человек, ступивший на шаткую дорожку, именовавшуюся "любовь". Тысячу и один раз блондин прокручивал последующие события, если бы не предложил тогда встречаться. Остался бы Рома рядом, если бы никаких формальностей не возжелал бы Петров? Антон слепо верит, что только его вина скрывается во внезапном исчезновении его персонального счастья, и раздумывать над другими вариантами нет сил. Просто пропасть и уехать, не решившись даже предупредить? Нет, в этом явно были свои личные счёты.       Антон ждал весь вечер, терпеливо поглядывая на часы. Но когда стрелка перевалила за девять часов вечера, вместе с провожающим его недопониманием, Петров отправился выяснять причину отсутствия Ромы. Тревога поселилась в душе и сжимала хрупкое сердце блондина в тисках. Что-то точно случилось, и эта неизвестность беспредельно пугала. Практически выбежав из дома, блондин пустился на поиски. Изначально юноша зашёл в их тайное место, неприкрыто удивляясь тишине общего отсутствия, царящему у бревен и у костра. После прогулялся по полю, выжидающе осматривая окрестности. И наконец дойдя до вишнёвого дерева, поддался головокружительной панике. Не было других вариантов - идти к Роме домой. Заявиться по-хозяйски, не скрывая даже толики своего страха.       Весь путь был проделан с потряхивающимися от волнения руками и с истерично летающими из стороны в сторону мыслями. Прогнать паническое наваждение, окутывающее хрупкое тело, помог бы только Рома. Живой и здоровый. Он взглянул бы своим ласковым взглядом, прижал бы в свои теплые объятия, и растворился бы восвояси нагрянувший кошмар. Антон нервно дошёл до дома, и не желая действовать на свои накалённые до пределов нервы, решительно постучал. Простоял так час, простоял два. Заглядывал в темные окна, гулял вокруг старого домишки, непонятливо озираясь по сторонам. Терпеливо сидел на лестнице, отстукивая пальцами по деревянным перилам неизвестный никому ритм. Просидел до утра. Солнце выглядывало из-за горизонта не так, как раньше, и каждое едва уловимое изменение Антон ощущал лязгнувшим по сердцу ножом. Сидел бы и дальше, хватаясь за голову, если бы не прошедший мимо сосед с огромными пакетами в руках.       — Ты чего это тут сидишь, парень? — усатый мужчина наклонился корпусом вперед, изучая неизвестного гостя.       — А? — Антон задрал голову, немного пугливо оглядывая мужчину. — Да я друга жду, не волнуйтесь.       — Уехали вчера утром, и впопыхах таких, будто бы банк ограбили. Еще и домишко-то на продажу сразу объявили, ну-ну. — мужчина усмехнулся. — Так что не рассиживайся задаром у чужого дома, топай к себе. — покачиваясь из стороны в сторону, неизвестный продолжил свой путь, периодически похрипывая от тяжести пакетов.       А у Антона землю из-под ног выбили. Что значит уехали? Куда уехали? Насколько? Точно уехали? Пугливо бегая глазами по территории, Антон увидел следы проезжающей машины перед домом. Точно уехали. Растеряв все физические и моральные силы, Петров облокотился спиной на стену дома. Уехали. В груди вспыхнула такая волна обиды, что могла бы разнести в щепки весь посёлок. Оставить от него груду бесполезного хлама, ведь он таковой и являлся, если в нём не было Ромы. Боль прорезала в груди хаотичные и рваные раны, а из легких весь воздух разом выбили, не разрешая даже вздохнуть. Уткнув глаза в ладони, Петров удерживал весь рвущийся наружу фьорд. Но его головокружительная сила ударила по вискам, вынуждая сесть на корточки и тихо всхлипывать.       — Мам? — громко захлопнув за собой дверь, Антон повертел головой в разные стороны.       — Да? Как в школе дела? — высунувшись из дверного проёма, Карина оглядела болезненный вид сына. — Господи, что с тобой приключилось-то? Весь мокрый, мешки под глазами страшные! — мама заботливо подошла поближе, встречаясь со скучающим и отрешенным взглядом Антона. — Иди скорее переодевайся, я чаю налью, а то заболеть нам всей семьей не хватало.       — Стой. — прохрипел Петров, поднимая истерзанный взгляд на мать. — Давай уедем?       — Ничего себе. — неприкрыто удивилась Карина. — С седьмого класса твержу тебе: давай переедем, всё равно от этого места ожидать нечего! А ты упёрся: останусь, останусь, никуда не поеду - твердил. — мама аккуратно улыбнулась. — Конечно, я только рада буду! Сообщу отцу и на этой же неделе уедем, забери документы из школы, я позвоню директору.       — Мгм. — промычал Антон, двигаясь к своей комнате.       — А теперь обедать! Олю позови, только тебя ждали! — прокричала Карина из кухни.       Отцовские проблемы решились намного раньше ожидаемого, потому шанс переехать в более перспективное место появился уже четыре года назад. Был выбор перестраховаться, продолжая проживать энное количество времени в тени, и Антон наотрез отказывался от другого варианта. Парировал такими аргументами, как привычка к школе, хорошая успеваемость и подходящая программа. А истинная причина всегда скрывалась только в одном человеке, без которого теперь абсолютно всё бессмысленно.       Этот человек не уехал беспричинно и не уехал из-за Антона. Он изложил все свои чувства на бумаге, оставив письмо прижатым к земле камнем около дома Петровых.       « — Мать из-за родственников и болезни бабушки подняла такую шумиху, что вынудила дядю освободить квартиру и переехать туда, чтобы у нас был шанс поддерживать её во время болезни. Я переезжаю, учиться буду там. Прости меня, прошу тебя. Я не хотел сбегать, не хотел терять тебя. Мне никто даже выбора не дал, я... — неразборчивое предложение скрывалось за нервными зачеркиваниями ручки, Рома явно желал прорезать стержнем дыру в листке. — Я обязательно приеду еще. Я даже номера твоего домашнего выяснить не успел, еле вырвался чтобы записку оставить. Но дай мне время, я разберусь с переездом и позвоню тебе. Ты же поедешь учиться в другой город? Приезжай ко мне, будем учиться в одном месте. Или на каникулах приезжай, вообще когда хочешь приезжай! Не смей расценить мой уезд, как ты это обычно делаешь! Я не бросал тебя, и не планировал. А, можешь позвонить на мой телефон! Тогда я запишу твой домашний, но даже если ты обиделся и не сделаешь этого, я всё равно наберу тебя, ладно? Я не смогу отпустить тебя, Антон. Я не вижу своего будущего без тебя, я невероятно рискую этой чертовой запиской, но, блять, это не тот случай. Если что, ты придумаешь, что сказать. 3-15-87. — кривоватое сердечко рядом было замаскировано под какую-то цифру, а после несколько раз перечеркнуто. »       Рома писал искренне, такими смазанными и пляшущими буквами, что даже сквозь почерк можно было ощутить его нервное настроение, умоляющее понять и простить.       Жаль, что бумажку унёс ветер.       Жаль, что она затерялась в лесу, оставшись непрочитанной никем.       Жаль, что Антон уедет, не услышав родной голос в трубке телефона, который, как и было обещано, выяснит его номер.       Но Антон будет жить дальше в воспоминаниях первой любви с вишневыми поцелуями, будет трепетно хранить подаренный ему сачок для ловли бабочек, и будет печально разглядывать звёздное небо. Будет и дальше мечтать о Роме, пока Рома будет мечтать о нём.       Навечно в несбыточных мечтах, навсегда только в памяти.