Статистика (не) врет

Её присутствие всегда оставляло след. Дело даже не в изменениях в квартире, дело в ощущениях её хозяйки. Стены переставали давить, а тишина казалась скорее уютной, чем одинокой. Тонкий аромат корицы шлейфом тянулся по коридорам, не оставляя пространства для дыма купленных пахучих свечей. Аяка готова была поклясться, что Люмин буквально освещала тусклое пространство вокруг себя. Но свет всегда гас во время регулярного отключения электроэнергии. В такие моменты ветер в вентиляционных трубах начинал уныло завывать даже больше чем обычно. Сквозняк непременно продувал, вызывая боль в горле. Кран опять начинал протекать, а каждая капелька разбивалась не об раковину, а об скалистую гору. Ключи всегда падали с крючка. Крупа рассыпалась, летела мимо кастрюли, падала на только подметенный пол. Страницы книг и журналов склеивались на самом интересном моменте, а выглаженные рубашки слетали с вешалок. Это всегда сопровождалось эмоциями хозяйки. Сначала Аяка злилась, срывала любимые брелки с ключей, топтала босыми ногами шарики гречи, рвала страницы только купленных книг. Потом следовало минутное замешательство, хозяйка испорченных вещей приходила в себя. Всем казалось, что она не способна злиться. Аяка не реагировала на заниженные оценки в зачетке, на не нарочно испачканную белую одежду, в конце концов на нелепый проигрыш в настольной игре. А эта девушка, даже не присутствуя, могла вызвать такой шквал негодования. Скорее такие срывы вызывало как раз таки её отсутствие. Следующая стадия: слезы. Аяка опускалась на колени, в особо запущенных случаях падала, и начинала реветь. Слезы сами лились ручьем из глаз, а всхлипы вырывались из першащего горла. Она могла не плакать месяцами, накапливая в себе раздражение, а позже выпускать гнев вместе со слезами. Люмин всегда уходила. Не было ничего постоянного в их отношениях, как не было и придуманных в голове Аяки обязательств. Она всегда убегала, как будто нарочно слишком сильно хлопнув входной дверью, оставляя хозяйку в давящем одиночестве. Аяке бежать было некуда, вся жизнь сводилась к стенам квартиры и университета. Бежать от чувств бесполезно, она-то пробовала. И убегать от выдуманных в голове обещаний и признаний, которые ей настолько полюбились — тоже. Зато Люмин всегда возвращалась. Пока она отсутствовала, Аяка заново подметала пол, гладила смявшуюся одежду, чинила цепочки, склеивала страницы. Всегда вставала с раскрасневшихся коленок и стирала потекшую тушь. Снова готовила ужин на двоих, а после весело смеялась и краснела от неуместных шуток соседки. Она всегда краснела, вне зависимости от повода и ситуации. Гораздо чаще когда рядом была Люмин. Случайно пойманный ответный взгляд, очередная милая безделушка, притащенная соседкой с барахолки, неловкое касание рук во время передачи какого-то бытового предмета. А особенно во время прощальных поцелуев в щеку. Не оговоренная грань в их дружбе, переступить которую Аяке хотелось вот уже пол года. Когда Люмин уходила на учебу раньше соседки, то непременно заглядывала в её спальню и оставляла невесомый след губ на щеке ещё совсем сонной девушки. Так было почти с первого дня знакомства, когда они ещё даже не собирались сожительствовать. Сначала совсем формальные изображения причмокиваний, а позже уже настолько привычные поцелуи с последующими наставлениями по совместному быту. Аяке правда хотелось думать, что у всего этого был романтический подтекст. Она засыпала и просыпалась с мыслями о вселенной, в которой Люмин целует её уже в губы и вообще без повода. Со временем жест вошел в привычку и у Аяки. Она, как и Люмин, мягко прикасалась губами к теплым щекам девушки на прощание. Она всегда старалась сделать это максимально небрежно, что бы никто не заметил, что с каждым днем этот поцелуй все ближе к губам. Две студентки живущие вместе из соображений экономии никогда не считались чем-то необычным. Аяка весь первый курс думала об этом. Покупать что-то и оплачивать счета вдвоем гораздо удобнее. Решение съехаться с Люмин было и лучшим и худшим решением в её жизни. Аяка оживала рядом с новой соседкой, а квартира наполнялась уютом, но она не учла маленькую деталь — свои собственные чувства. Аяка думала, что эта симпатия лишь просто желание общаться, а значит точно не перерастет во что-то большее. Влюбиться было легко, девушке хватило месяца, а вот решать что делать с чувствами было тяжко. Люмин всегда уходила. Это случалось не в результате скандалов, быт протекал удивительно легко, она уходила после не однозначных намеков. Аяка не пыталась косвенно рассказать о своих чувствах, все получалось случайно. Она даже не всегда понимала, какой конкретно был повод. Случайно опустила свою руку на руку соседки во время просмотра сериала? Положила свою голову на плечо Люмин пока они вместе учили билеты к экзамену? Вырвалась какая-нибудь двусмысленная фразочка? Они никогда это не обсуждали. Люмин и не догадывалась, какую боль наносила соседке когда так уходила. Аяка тревожилась. Места себе не находила. В голову лезли мысли, что каждый такой побег может оказаться последним. Любить не взаимно очень сложно. Это стыд за каждое действие, которое возлюбленная может растолковать не так. Это постоянно ноющее чувство в груди, к которому Аяка давно привыкла. Это жуткая ревность, душащая изнутри, а особенно мысли, что эта самая ревность ни на чем не основана. От бессилия опускались руки. Хотелось, что бы кто-то другой дал ответ на очень интересующий вопрос: «Что вообще делать?». Взгляд медленно скользил по неутешительным строчкам: «По статистике лишь 23% влюбленностей на самом деле взаимны, а приведут к отношениям лишь 17%». Экран телефона грел слишком ярко, почти обжигая уставшие глаза. Читать дальше не хотелось, отвести бы взгляд, выключить телефон, но прочитанное все равно всплыло в голове: «Шанс, что влюбленность окажется взаимной крайне мал.» Легко высчитывать что-то в шансах, не давая себе ни одного. Игра Аяки в кошки-мышки со своими чувствами закончилась очень скоро, когда Люмин опять уходила. Причиной была ей же сказанная неудачная шутка про то, что они могли бы состоять в отношениях и у них все могло бы получится. В голове Аяки творился хаос, который появлялся каждый раз, когда Люмин собирала вещи в не большую сумочку. Перед такими уходами не было прощального поцелуя, не было наставлений, было только молчание. Эта пропасть пожирала уже, казалось, их обеих. Аяке не хотелось оставаться одной, только не сейчас. Мысли путались, как перед чем-то неизбежным, но не очень желанным. Люмин удивительно молчалива в такие моменты. По правде сказать, Аяка никогда не видела как она уходила, лишь слышала хлопок двери из своей спальни. Она заранее уходила к себе в такие моменты, не хотелось делать вид, что все нормально. Так продолжаться больше не могло. Аяка вышла из комнаты с твердым намерением остановить Люмин, пока не увидела, что она тоже плачет. Бесшумно, сдержанно, так могла плакать только она. Шнурки на кедах девушки никак не завязывались. Заедала молния куртки. Длинные пряди волос лезли в глаза. Заколка на волосах еле держалась, вот вот упадет, а из глаз фонтаном брызгали слезы. Не у одной Аяки все валилась из рук в такие моменты. Люмин выпрямилась и застыла, увидев соседку. Аяка тихо подошла и взяла девушку за руку, целуя её ладонь. Люмин не отстранилась, она лишь нежно опустила руку на щеку девушки, поглаживая лицо. Слезы нескончаемым потоком полились из её глаз. Аяка только сейчас поняла, что чувствовали они все время одно и тоже. Не она одна страдала, не одна рыдала в пустой квартире. Аяка робко приобняла девушку, уткнувший ей в шею. Опять он, ставший таким родным запах корицы, так не хотелось от него отказываться. Теперь она смело вдыхала его, ловя каждую нотку. — Я не хочу больше уходить, никогда, — через всхлипы прошептала Люмин. Эти слова звучали лучше, чем признание в любви. Они и являлись этим самым признанием. Сердце Аяки не ровно забилось, а щеки заалели. Она взяла Люмин за плечи, прерывая объятия и поцеловала. В этот раз точно в губы, не как раньше, не на прощание. Люмин рвано выдохнула и ответила на поцелуй. Теперь они точно никуда не уйдут.