бешенство.

полночь, за окном опять ливень: тяжёлые капли падают с крыши дома и ударяются об потресканный асфальт. в такое время на улице обычно ни одной живой души, ведь не каждый захочет морозить жопу в такую погоду. кроме одного. руслан шагает быстро, не обращая внимания на ямы с лужами, пачкая себя этой грязью, но ему было наплевать. тело ломит, голова трещит, а навязчивые мысли так и лезут в голову. лезут и лезут, сука, никак не могут отпустить. руки дрожать начинают, потому убирает их в карманы порванных джинс, опускает голову, ведь капли так неприятно били по лицу, приводит его в здравый рассудок, но лишь на пару секунд. заходит за угол, где его уже давно ждут. — скажи что ты принёс, умоляю… — вместо приветствий сразу бросается чуть ли не на колени перед рыжим парнем, хватая его за грудки куртки и тянет ближе к себе, заглядывая в глаза, в которых не читалась ни одна эмоция. — братан, ты бы завязывал уже, ну, так себя и до могилы доведёшь. — тяжелый вздох срывается с губ, а спутник нехотя разрывает контакт с ним, отталкивая от себя. руслан злится, сжимает руки в кулаки, но времени почти не осталось, ещё чуть-чуть. — ты обещал блять, ебанный Кашин, ты понимаешь, что у меня скоро начнётся ломка, сука, я рассчитывал на тебя. — чуть ли не умоляющие произносит кареглазый, осматривая фигуру напротив, резко набросившись на него, шарахаясь по карманам в поисках сокровенного, того, без чего он жить не может. пальцы не слушаются и путаются, но все же подушечками пальцев получается нащупать что-то похожее в заднем кармане, но его опять оттолкнули, на этот раз жёстче, от чего равновесие теряется и он падает неподалёку от лужи, задевая ее одной рукой. но разве наркомана это остановит? — тебе лечиться надо, руслан. — с некой досадой кашин смотрит на него и молчит ещё несколько секунд, сам понимает, что эти слова никак не повлияют на него. не станут мотивацией к действия, а лишь ебанный припрятанный мешочек с веществом заставит его чуть ли не плясать ради получения. — ну что ты хочешь, скажи, я все сделаю, ну скажи же, даня, что ты блять хочешь от меня, хули ты молчишь? — дрожащий голос чуть ли не на крик переходит, заполоняя эхом ближайшую улицу, а сам так и сидит на сырой земле, видимо, сил встать уже совсем не было. он ползёт к нему на коленях, смотрит своими умоляющими глазами на рыжего и хватается за его ремень, расстёгивая его. — хочешь я тебе отсосу? ну как в старые добрые, а ты мне дашь взамен пакетик, а? — судорожно шепчет рус, уже даже не смотрит на него, продолжив справляться с ремнём, отталкивая его руки от себя, что так активно пытались помешать. — это ты виноват, даня. ты меня подсадил на эту хуйню, это ты виноват. ты виноват. ты виноват. ты. ты. ты. ты. слова руса действовали как какой-то гипноз, заставив кашина не дёргаться, а молча наблюдать за происходящим. да и рус не особо хотел с ним говорить, он сам для себя решил, что если сделает то, что задумал это поможет. расстегнув ширинку, он приспускает штаны вместе с нижнем бельём, осматривая чужой орган. — руслан, это хуевая идея максимально. — выдаёт рыжий, но мысленно проклинал его, ведь этот долбоеб действовал реально как ебучий гипноз, стоит ему только посмотреть на него, все плывет, а тело не слушается, но все же находит в себе силы схватить его за затылок, больно сжав короткие пряди и поднять голову на себя. — ты обещал мне бросить, сука. — я брошу, честно, брошу, а сейчас, прошу, заткнись. — бормочет руслан и отводит взгляд в сторону, а даня сразу секет, что он пиздит. да и под ломкой люди готовы наобещать горы свернуть, лишь бы дали. — я тебя ненавижу. — нет, ты меня любишь, иначе бы не пришёл сюда. — отвечает тут же руслан, выбравшись наконец-то из захвата. спектр внимания вновь сменился к органу рыжего, а рус хмыкает, в глазах плывет, но машинально помнит, что надо делать. харкается в ладонь и тут же обхватывает ствол, медленно водя по нему, приводя в нужное состояние, ощущая, как постепенно он твердеет. слух ловит тихие вздохи со стороны и ноль сопротивления, значит кареглазый делает все правильно. он не медлит, знает, как даня любит, поэтому сразу же берет в рот, загоняя член как можно глубже, обильно смочив его собственной слюной, для лучшего скольжения. рука идёт в помощь, двигая у основания и направляя, головку заводит за щеку и посасывает, а затем снова отправляет прямиком в глотку, растягивая узкие стенки. смотрит на него, сам не знает зачем, но опять видит это безэмоциональное лицо, что заставило его работать активнее, чтобы увидеть хоть какие-то изменение в его ебанном ебале. он никак не взаимодействовал с ним, просто стоял и смотрел вдаль, даже не на него, а в груди что-то щёлкнуло на секунду. рус отрывается от члена, заменяя рот рукой, восстанавливая дыхания. — почему ты не смотришь на меня, тебе не нравится? — с некой усмешкой спрашивает, пока пальцы проводили по стволу, надавливая на мокрую головку. — я тебя ненавижу, рус. — все также сухо отвечает и нервно сглатывает, сдерживаясь, не опускает взгляд. — любишь. — устойчиво доказывал рус и снова чувствует тяжесть на макушке и резкий толчок в рот. крепкая рука в силой сжала волосы на затылке и направила к члену, заставив взять полностью в рот, безжалостно вдалбливаясь в полость, с желанием видимо сломать ему челюсть. — ты ебанная зависящая сука, а я как дурак, бегаю за тобой, надеясь тебе хоть чем-то помочь, но тебе похуй, ты думаешь только о том, как иглу в вену загнать. — срывается кашин, рычит, второй рукой обхватывая голову, вгоняя член глубже, двигает бёдрами. грубые толчки усиливаются, а дышать было совсем не чем, рус давится, пытается выплюнуть, но хватка слишком сильная. глаза слезятся, а челюсть сводит, хочется ее сомкнуть, но не получается, он скулит и вцепляется в бедра, оставляя на них кровавые полосы, за что сразу получает пощёчину смачную, а следом и белые капли, которые расплетались по глотке и лицу. он отталкивает руслана от себя, а тот в свою очередь кашляет, выплёвывая содержимое на асфальт в перемешку со своей слюной, делает глубокие вдохи, чтобы восстановить дыхание и поднимает взгляд на рыжего, который даже не смотрит на него, а лишь кидает заветный пакет, в который он вцепляется дрожащими руками и сжимает крепко, словно боится, что отберут, в ответ получая лишь взгляды презрения. — что, уже уходишь? — спрашивает тушенцов, все также валяясь на сырой земле. — это была наша последняя встреча. — застёгивает ремень и надевает капюшон, даня идёт к выходу из темного переулка. — почему это, стой, кашин. — эти слова отрезвляют опять и рус медленно из последних сил поднимается на ноги, тянет руку, чтобы схватить его за плечо, но тот дёргается, отстраняясь. — потому что спасать того, кто не хочет быть спасённым — гиблое дело.