Быть собой даже если больно

      Дождливый вечер. Акито впопыхах куда-то сбежал, а родителей нет дома. Эна сидит у себя в комнате, старательно выводя какие-то мазки на холсте. Нужно сделать обложку для новой песни Nightcord at 25, только у неё совсем ничего не получается. — Аргх, ноль идей — говорит она в пустоту.       Немного приведя мысли в порядок, смотрит на экран, с минуты на минуту должен прийти Мизуки. По правде говоря, она очень переживает, ведь сухое: «Можно к тебе?» обескуражило. Не то чтобы они не встречались у себя дома, проблема в том, что Акияма редко пишет именно так. Чаще всего сообщения «приправлены» кучей эмоджи, но с этим что-то не то. Светиться сообщение: «Открой пожалуйста».       Шинономе резво поднимается, направляясь ко входу. Щёлкает замок, и девушка, понимая, что дверь не заперта, мысленно проклинает своего безответственного брата. Открывает.       На пороге уже стоит Мизуки, но и с ним что-то не так. Он всё так же, как и всегда, с улыбкой на лице здоровается. Эна далеко не слепа, сейчас выражение лица кажется всё более вымученным. Пусть она лучше многих знает о том, как часто Акияма скрывается за масками, однако сейчас эта «маска» будто бы совсем слезла, так что можно разглядеть гараздо больше, чем обычно. У него явно душа не на месте. — Хаа, нужно будет закатить скандал Акито, — заводит нейтральную беседу, чтобы с порога не давать. — Выбежал в чём попало, даже дверь не закрыл, а вдруг меня украдут, — шутит так, чтобы не спугнуть.       Шинономе прекрасно понимала то, насколько Мизуки тяжело выворачивать свои проблемы и доверять кому-либо. Хоть Акияма не единожды открывался ей, всё равно нужно лучше прощупать почву, слишком уж нехорошее предчувствие. — О, я видел его, нёсся сломя голову в парк, кто знает, может что-то важное. — демонстративно задумался. — Кстати, а мы будем на пороге общаться? Не то чтобы я против, — отпускает он смешок. — А, да, то есть проходи, — смеётся Эна, краем глаза замечая слабую но пропитанную искренностью улыбку. Мысленно выдыхает. — Чаю хочешь? — Не откажусь. — ответ слышится тише обычного.       Наспех заварив две кружки, Шинономе провела своего гостя в комнату. Оба, удобно усевшись на кровати, согревались горячим чаем в этот дождливый осенний вечер. Разговаривали на отстранённые темы, казалось им всегда есть, что обсудить, что они готовы говорить даже не часами, а сутками без устали. Сырость и тьма так и тянулись с улицы, но их безмятежное общение не позволяло пробиться и окутать. Окружающая атмосфера была бы незабываемо чудесной, только Мизуки был слишком поникшим. — Мизуки, что-то не так? — уверившись в этом, прямо спрашивает Эна. — Да нет, с чего ты взяла. — ложь в его словах чувствовалась настолько явно, на сколько вообще возможно. — Вопрос риторический. Я знаю, что тебе не хорошо. — чуть с напором выпаливает она — Эна, я... — мнётся, боится сказать. — Я знаю тебя как облупленного, а значит я хорошо понимаю, если тебя что-то тревожит, — старшая Шинономе удивительно для себя, спокойно рассуждает, — а ты знаешь меня и не сомневайся, мне можно доверять.       Он не готов сказать, трёт ладони, волнуясь. Тень притворства больше не падает на его милое личико, так полюбившиеся Эной. Бегая глазами по комнате, он собирает всю волю в кулак и всё же смотрит на неё. Жалобный взгляд, как бы спрашивает разрешения. Она кивает, не зная чему, ведь это Мизуки, а ему можно всё, особенно если он нуждается в поддержке.       Акияма тянет края водолазки, стягивая её. Взору открывается ужаснейшая картина, от увиденного Шинономе не может унять мандраж. Грудь, живот, плечи, шея — всё было покрыто синяками, мерзкими укусами и гемотомами. Представить было страшно, что же произошло. Мозг отказывается переваривать абсолютно любую информацию. Эна теряет связь с миром, лишь видит перед собой человека, вытерпевшего эту катастрофу. Замечает, как он задирает голову, так старательно пытается остановить подступившую влагу, Мизуки хочет быть сильным. Для неё это последнее, что нужно, в интересах юной художницы поддержать её близкого. Аккуратно касается его щеки, с целью повернуть лицом к себе.       Глаза цвета розового кварца, становятся открытой книгой, которую только она может прочитать. В них находит ответ, уже зная что ей нужно. — Расскажи пожалуйста, — спокойно спрашивает нежно поглаживая бархатистую кожу. — Их было трое... — голос дрожит, не в силах терпеть. — Как бы не старался не смог дать отпор.       Она никогда не думала, что слова могут вонзиться в сердце. Складывались ощущение того, как кто-то ковыряет свежую рану. Невозможно. — «Вот, что бывает с девочками, на которых ты так стараешься быть похожим», — цитирует Мизуки, а на глазах наворачиваются слёзы, — «хотя, тебя или какую-то девку, разницы нет» Эна прислоняется лбом к его лбу, смотрит с так заботливо и ласково, так, чтобы Акияма почувствовал себя в безопасности. Своей рукой придерживает голову и, в знак поддержки, гладит по волосам. — Эна, почему это так больно? — он срывается, слёзы льются рекой. — Я ведь...я ведь просто хочу быть собой.       Сердце Шинономе кровью обливается, в голове даже не укладывается, сколько этот вечно весёлый и милый человечек натерпелся. Внутри всё сжимаетсся, в какой-то момент кажется, что ей не вздохнуть. Эна хочет плакать вместе с ним, хоть как-то разделить боль. Тяжелее всего становится, как только стоит осознать — она не в силах помочь. — Эна я хочу...бросить всё и не быть таким, — весь на эмоциях, всхлипывает, не в состоянии перебороть, слишком тяжело. — Почему? Почему?! Почему чёрт возьми быть собой так сложно? Почему никто меня не понимает? Что я делаю не так? Может мне действительно нужно исчезнуть? — Нет! — вскрикивает она и прижимает Мизуки так, что тот утыкается носом в ключицу. — Не смей! Ты нравишься мне таким, какой ты есть!       На секунду он замолкает, а сердце старшей Шинономе заводится, бьётся непозволительно быстро. Осознание того, что время для признания неподходящее приходит мгновенно, только Эна не жалеет. Её душа давно стала принадлежать Амие. Не нужно было видеться, чтобы понять, насколько он дорог, но стоило встретиться, как волна чувств захлестнула пуще прежнего. В группе ассоциацией к имени «Мизуки» стала поддержка. Словно лучик света в тёмной комнате, где каждая из девочек так старательно закрывалась. Даже самым сильным и светлым из нас нужна помощь и поддержка, она готова обеспечить ему это. — Не знаю, насколько подходящее время я выбрала... — обычно импульсивная, сейчас смущается и мнётся. — Но знаешь, Мизуки Акияма, я люблю тебя. — Эна сжимает его в объятиях, то ли от переизбытка чувств, то ли от страха реакции. — Эна, — Шинономе слышит своё имя, тихо и хрипло, но ей этого достаточно. — Ах подожди, просто хочу сказать — ты всё делаешь правильно, и мне нравится всё, что с тобой связано, конечно, я не могу понять тебя в полной мере, но постараюсь... — делает паузу, пытаясь отвертеться от подступающей влаги, сдаётся. — Так что пожалуйста не говори, что хочешь исчезнуть! — Хорошо. — Акияма не отстраняется и даже успокаивается. В её объятиях кажется так тепло, они становятся спасательным кругом, он готов за него уцепиться. — Спасибо.       Им обоим хорошо вместе. Умиротворение охватывает комнату и разум. Сейчас есть только Мизуки Акияма и Эна Шинономе, всё остальное потеряло значение. Они не замечают, как Акито возвращается домой вместе с вымокшим под ливнем Тоей. Оперевшись друг о друга, засыпают. Как бы тяжело не было, у них всегда есть поддержка, есть, к кому пойти и в чьих объятьях найти спасение.