Держи мою руку...

Держи мою руку, Сожми её крепче, И на этих равнинах Вырастет сад. Анго с по-детски искренним любопытством тянется в жесте "дай пять", дождавшись, пока Доппо повторит, мягко сводит вместе - не слышно даже хлопка. Ладонь Куникиды больше, жёстче, с лёгким загаром, приобретённым во время заданий, и теплая-теплая, как луч летнего солнца. У Сакагучи длинные изящные пальцы с едва заметными порезами от бумаги, худые запястья и бледная кожа, ничуть не скрывающая тонкие нити голубоватых вен. Детектив улыбается, отмечая, что Анго явно вздохнул свободнее, выбравшись за пределы Йокогамы и, пусть не совсем, ненадолго, но избавившись от гнетущего давления её всепоглощающей ответственности. Сидеть вот так, на природе, глядя вдаль, невообразимо приятно, но Доппо в первую очередь акцентирует внимание на действиях возлюбленного, который, видимо удовлетворившись результатом своего небольшого эксперимента, придвинулся ближе и устроил голову у него на плече. – Знаешь, – начинает Куникида, не зная зачем, поддавшись моменту, – когда-нибудь мы могли бы... – замолкает, смущённый, растерянный, такая жизнь не для них. – Мы слишком крепко повязаны с городом. – озвучивает сомнения Сакагучи. – Он здесь, – быстрое касание виска, – здесь, – к груди в области сердца, – и здесь. – воображаемой петлёй на шее. – Но все же, – с затаенной надеждой, сгладив углы, – я согласен. Что же так быстро Закончился вечер, Видно устал Старый закат. Аллеет небо, сообщая, что пора бы вернуться. Поднимаются одновременно, ловят отблески уходящего дня в любимых глазах, чтобы напрочь впечаталось в память, согревая в предстоящей пучине затяжного одиночества. Вздыхают украдкой, умоляя беззвучно мгновенье замереть, оттянуть неизбежное. Но мир такой огромный, какое ему дело до двух сердец, что вынуждены будут самым ранним утром расстаться, когда большинство ещё лежит в кровати. Куникида нервно теребит кончик ленты в цвет потухающего горизонта, поглядывает на часы, настраиваясь на привычный ритм. Анго оправляет манжеты, разглаживает воротник, мысленно высчитывает грань между максимальной приемлемой для него дозой кофеина и той, что придётся употребить, чтобы дожить хотя бы до следующей ночи. Результат ожидаемо оказывается весьма печальным, иначе не бывало уже давно. Влажные звуки Твоей тихой речи, Мутные воды В сонных глазах. Прощаются долго, дольше чем положено и запланировано. Пятнадцать минут касаний, сбивчивых фраз ни о чем, а в груди фантомная боль, словно вырезали что-то очень важное, заменив ощущением надвигающейся угрозы. Сакагучи не хочет погружаться в леденящее предчувствие неотвратимо близкого и ужасающего. Он слишком устал и почти засыпает, стоя в объятиях Доппо. Одергивает себя, вбирая последние частички уюта, создаваемого присутствием возлюбленного. Запах отчаяния, привкус металла на языке и запретное, невысказанное "останься со мной". Такое же невозможное как прилежно заполняющий бумаги Осаму или переставший считать себя величайшим детективом Рампо. Держи мою руку, Сожми её крепче, И я научусь Держать тебя на руках. События последующих дней переворачивают реальность с ног на голову: обвинение Агентства, покушение на Танеду, Ищейки... Анго собирает информацию, наблюдает, держит связь с Дазаем, по-прежнему скованный обязательствами перед ним, Министерством, Йокогамой, Японией, и ни секунды не сомневается в детективах, потому что знает, какого человека полюбил, кому вверил свою истерзанную душу. Куникида рискует всем, шагает по лезвию, защищает коллег, ставит на кон собственную жизнь и находясь на грани, успевает загадать робкое "снова увидеть тебя", вызвав перед глазами родной силуэт. Третья кружка выскальзывает из дрожащих рук Сакагучи, разлетается вдребезги и кажется вместе с нею ломается он сам, ранясь острыми осколками стремительно рушащихся надежд. Слабости нет места на войне, так почему предательски срывается голос и солёные слезы текут по щекам? Все останется за закрытой дверью. Кажется, за этот недолгий период он умудрился заразиться тягой к самоубийству, иначе Анго не в силах объяснить согласие. Он лжёт о приказе главы, готовый пойти под трибунал, если план провалится. "Скорей бы все это кончилось..." Доппо возвращается в строй, они не успевают перекинуться и парой фраз в комнате Люси, Сакагучи должен уйти, но шанс ещё предоставится. "Жив. Жив. Жив. Жив." – единственная мысль пульсу в унисон. Крепкие, до удушья почти, объятия, мягкая ткань перчаток и ледяные навечно ладони. – Твои руки... Куникида мрачнеет, отводит взгляд, кусает губы до крови. – Прости?.. – неловко, стыдно, виновато, Анго почти готов ударить его. – С ума сошёл что ли?! Дурак. Дурак. Дурак! Главное, что ты жив... – накопленное волнение вырывается, сметая все барьеры, незаметно тактично исчезают детективы, оставляя наедине. Праздновать победу ещё слишком рано, но самое страшное позади. – Я так боялся, думал, что не успел и больше не смогу сказать тебе этого...я люблю тебя, Доппо. – жмётся ближе, пытаясь раствориться в знакомом ощущении столь желанного, пусть по-прежнему неполного, спокойствия и комфорта. – Я тоже тебя люблю, Анго. – носом в тёмную макушку, и меркнут застывшие в глубинах подсознания кошмары. Грозные сосны Спят молчаливо, Мокрой полынью Горчила земля. Город оживает, восстанавливается, дни становятся все длиннее - близится лето. Сакагучи решается. Заявление на бессрочный отпуск, обещание заглядывать по возможности и Танеда не может отказать, с лёгкой грустью провожая лучшего сотрудника, почти сына. Но так надо, так будет лучше. Они делят на двоих квартиру, воспоминания, чувства и утраченную беззаботную юность, простившуюся окончательно и осыпавшую щедро серебром виски в двадцать два и двадцать шесть. Куникида продолжает работать, но скоро все наладится и можно будет полноценно подумать о себе. А сейчас Анго провожает его по утрам и встречает вечером, они засыпают вместе, пытаются воссоздать изломанное жизнью. Сакагучи привыкает к свободе, принимает Доппо со всем, что он сам счёл недостатком, и раздирает пальцы в кровь, попытавшись впервые помочь с протезами, но не сдаётся. Куникида проникается осознанием "дома его ждут", хмурится меньше обычного и ласково, насколько это возможно, треплет Накаджиму по белоснежным волосам. Они отмечают в календаре днём памяти дату, когда едва не потеряли смысл жизни и ту, когда снова его обрели. Отголоски трагедии будут звучать годами, возвращаться в кошмарах, заставляя вскочить в холодном поту, но стоит зазвучать любимому голосу, прочувствовать вкладываемую нежность, как все невзгоды отойдут на второй план. Они пережили страшнейшее испытание и теперь готовы столкнуться со всеми его последствиями. Вместе. Случайная закономерность, именуемая чаще Судьбой. К кому-то она благосклонна, к иному строга, порой милосердна, а может и вовсе игрива, но коль решила сия госпожа связать меж собой две души, даже сестра её, Смерть, воспротивиться не сумеет. Я буду ждать тебя здесь, В обрывках этого сна - Вновь услышать тебя.