Мертва

Воробей не мог пошевелиться. Рядом с ним лежала его сестра - вернее, её тело, - самая что ни на есть мёртвая, замолчавшая, замеревшая, но он всё ещё чувствовал исходящее от неё тепло. Прошло уже несколько минут, но Воробей так и не убрал руку с её раны - рваной, с коркой запёкшейся крови по краям. В её глубине кровь была всё ещё горячая, обжигающая пальцы, но тело уже остывало. Воробей сжал губы, отчаянно пытаясь проглотить слёзы - Остролистая становилась такой же холодной, как и земля рядом, но этого просто не могло быть. Он скользнул рукой глубже, к разорванным артериям и переломанным позвонкам. Ради Звёздного племени, подумал он, она захлебнулась. Захлебнулась в собственной крови. Его сестра. Пульса, который так пугал его в детстве своей ритмичностью, больше не было, как не было ни другого малейшего намёка на жизнь, и это было больно. Другой рукой Воробей коснулся рёбер Остролистой, и между ними нашёл лёгкие - натренированные, мощные, которые могли бы прослужить ещё так долго, но теперь неподвижно осевшие в грудной клетке. Сердце не билось. Что-нибудь... должно же было быть что-нибудь? Какой-то намёк, что его сестра - человек, который почти вырастил его, которая пропала, но вернулась, - была больше, чем просто ещё одним трупом на этой земле? Очередной жертвой чьей-то жадности? Воробей подумал о по-странному сросшихся костях в ноге Остролистой, в той, которая была придавлена камнями при обвале. О маленьком шраме на плече, который она получила, выплывая из затопленной пещеры в ученичестве. О её коже, пострадавшей от недостатка солнца. Ни у кого в племенах не было того же, но теперь Остролистая лежала мёртвая, с раной, которая грела воздух теплом оставшейся крови, с неестественно вывернутой шеей, холодными руками, и ничего этого не осталось. Осталось лишь безжизненное тело, которое вскоре похоронят и забудут где-то в лесу. Воробей даже не понял, как оказался на груди сестры, свернувшись калачиком рядом с ней. Он был избранником звёзд, должен был спасти мир - но в чём смысл, если его сестра так бессмысленно лежала здесь без возможности когда-либо увидеть рассвет снова, как он мог спасти хоть кого-то, если она была мертва? Листвичка выла где-то сверху, её голос хрипел и срывался на некрасивые звуки, но ни ей, ни Воробью не было дела. Воробей лишь лежал и представлял, что слишком громкое биение его собственного сердца на самом деле принадлежит Остролистой. Это было глупо, по-детски, но он не мог ничего сделать. Его сестра была мертва.