Лотта с головой уходит в повседневные хлопоты, лишь бы не разрыдаться из-за несправедливости жизни.
Лотте, на самом деле, совсем не восемь лет — ей уже давно как минуло двадцать. И имя у неё совсем не Лотта. И ручки не такие маленькие, а голос не такой тоненький. Да и зрение было далеко не сто процентов, из-за чего сейчас постоянно хочется поправить несуществующие очки. Она умеет писать и читать на совершенно других языках — училась когда-то в институте. Ко всему прочему трудиться сверх меры не в её стиле, но выжить иначе не получится. Безумно скучает по интернету и друзьям с родными, съедаемая одиночеством. А ещё плачет по ночам, не понимая, как оказалась в новом мире когда-то прочитанной манги. Несчастная попаданка боится смотреть в зеркало, поэтому занавешивает их к чёртовой матери. Ведь там не она. Лотты уже как пару месяцев нет в живых, а на её месте — непрошенная самозванка, что попала в яркую сказку, вышитую кровавой нитью, из которой выход лишь вперёд ногами. *** Лотте девять. Она не откликается на своё полное имя и просит называть только короткой формой, из-за чего у деревенских случается лёгкий диссонанс: не сразу, но они принимают позицию девочки. У Лотты короткие вьющиеся волосы, руки все в мозолях, нелепый немаркий комбинезон и ботинки с круглым носком. Она постоянно носит бандану, чтобы в глаза не лезли волосы, из-за чего брови выцветают под прямыми лучами солнца, а её, кажется, это совершенно не заботит. Лотте лет почти столько же, сколько пальцев на руках, но взрослые рады — и немного напуганы, — тем, как прилежно ведёт себя сирота. Не так беспечно, как остальные дети. Возможно именно по этой причине некоторые матери доверяют Лотте быть нянькой для своих чад. Девочке это не особо нравится, но платят достаточно, чтобы вечером можно было позволить себе немного мяса, поэтому жалоб нет. Дети Лотту любят — она их не то чтобы: маленькие, крикливые, излишне активные. Моральные силы быстро иссякают, как и желание общаться хоть с кем-то. Но всё же именно благодаря их восторженным возгласам люди в деревне узнают, что Лотта сочиняет сказки. Она эмоционально машет руками, пытается имитировать звуки леса, моря или лязга металла о металл, а ещё закручивает сюжеты так, что дети могут ярко представить в воображении всевозможные фантастические события и мечтательно повздыхать. Сперва сказки начинают слушать в полном составе те семьи, которые приглашали Лотту поработать нянькой. Затем к ним присоединяются соседи или друзья. Чуть позже Лотту упрашивают читать сказки по вечерам всей деревней, специально подготавливая для неё трибуну, и тёплые одеяла всем гостям. Вольных слушателей ужасно много, из-за чего по первой страшно и волнительно, а после становится привычно. Но вся красота таких моментов испаряется: Лотту начинают сравнивать с матерью. Банкина была сказочницей довольно известной даже за пределами Ист Блю — именно из своей истории она взяла имя для дочери (справедливости ради попаданке оно казалось нелепым и ужасно смешным, посему его полной формой Лотта никогда не пользовалась). Писала едва ли не чаще чем дышала, правда, зарабатывала с этого сущие гроши — то издательства недобросовестные, то она в порыве глупой доброты отказывалась от гонораров в пользу сирот или дозорных. Впрочем, на еду хватало. В деревне даже поговаривали, что молодой дозорный Ясопп приплыл к Банкине именно из-за её сказок, сказав, что она его гавань спокойствия в мире бесконечного моря опасностей. Это была одна из самых романтичных тем в деревне Сиропа… А вот Лотте это совершенно не нравилось. И если историю знакомства родителей прошлой хозяйки тела ей было интересно послушать, то каждый раз спотыкаться о сравнение её с Банкиной — нет. Ведь стать лучше чем уже умерший не получится — бесцельная гонка, в которой нет возможности выйти за пределы тени великого предка. Да и побеждать нечем: истории, что так любят жители деревни, не её, это чужой труд, чужие слова и мысли. Она же не более чем посредник между культурой из прошлой жизни и слушателями этого мира. Становится гадко и хочется бросить всё, оборвав сказки на корню, но не выходит. Люди упрашивают, дети жалобно смотрят, ходят по пятам и едва ли не преследуют Лотту сутками на пролёт. Нервы не выдерживают — она тоже. После двухнедельной заминки сказочные чтения всё продолжаются вопреки всему, ведь Лотта совершенно не умеет говорить «Нет». Тем более, когда так много просящих. Людям нравится, а Лотта каждый раз всё больше и больше уходит в себя, становясь заложницей собственных знаний. *** Ей двенадцать, она всё также рассказывает чужие сказки на публику, а после отряхивается как от грязи и, выдирая едва ли не каждый раз душу с корнем, пишет свои собственные истории. В стол. Потому что никому нет дела до её настоящих работ… А ещё Лотта постоянно работает. Поэтому воспринимает как шутку то, что местный помещик — граф Эллет, — приглашает её в свой особняк. Ничего личного, лишь благотворительный акт, в конце концов, в королевстве Яссо, что раскинулось на архипелаге Гекко, подобное не было чем-то зазорным среди аристократов. А Лотта, к своему невезению, была единственной сиротой в его владениях, из-за чего старый граф, что вышел со службы на заслуженный покой, заинтересовался ей. Провёл вместе со своей женой экскурсию по особняку, угостил ужином, подарил новую одежду и дал чисто символически немного Белли. Лотта была пусть и благодарна, но чувствовала себя некомфортно, желая поскорее отвязаться от графа, что и сам, кажется, не до конца понимал того, как проводятся благотворительные подачки сиротам. Ровно до того момента, как встретила Каю. Кая Эллет была хрупкой невысокой девушкой, с короткими светлыми волосами и карими глазами. Болезненная до невозможности, с безжизненными омутами, затягивающими до самого дна — Лотта её понимала, ведь сама какое-то время и вовсе жить не хотела, порой примеряясь к запястьям на руках. С тех пор у неё появились напульсники, что скрывали уродливые шрамы ошибок прошлого. А Кая…Маленькая.
Пугливая.
Совершенно беззащитная. Кая Эллет могла бы стать образцовой аристократкой, если бы Смерть в белоснежных одеяниях не шастала за ней попятам. Так быть не должно. Это неправильно. И Лотте по-человечески её ужасно жаль. Графиня Эйна кажется из отчаяния предложила прочитать её дочери одну из тех сказок, что были популярны в деревне, ведь слышала от Мерри — верного дворецкого семейства, — о необычайных способностях Лотты к этому. И Лотта правда хочет отказаться, так как наконец-то всё встаёт на места — и внезапное приглашение графа, и столь доброе отношение, — но она замирает под прицелом чёрных зрачков, что хуже дул пистолетов, а после смиренно соглашается, вымученно улыбаясь. Лживые сказки, кажется, действительно необходимы этому ребёнку — Лотта вновь натягивает на себя чужую роль, мило улыбаясь. *** Ей тринадцать, и впервые странное чувство щекочет её изнутри прямо под рёбрами, распирая. Лотта думает это восторг. Может быть чуточка гордости. Даже слёзы, что мелкими каплями скатываются по щекам, и те от радости, от собачьей преданности и благодарности… Кая, милая Кая, забавно морщит носик и останавливает Лотту во время её очередной сказки, мягко замечая, что это всё интересно, но не то. Аккуратно подбирает слова, неловко теребит сорочку, и сознаётся, что хочет чего-то другого. Более настоящего. «Это всё ужасно интересно, но словно не взаправду. Ты ведь рассказываешь не свои истории, не так ли?» — неловко замечает Кая и тупит взгляд, словно боится, что сказала что-то обидное. Лотта же забывает как дышать. Спешно лезет в сумку за ежедневником и, краснея, едва ли не заикаясь, второпях зачитывает сказку собственного сочинения, с переработкой местного фольклора. Сбивается, дышит через раз, порой путается, но рассказывает всё так, словно вот-вот у неё исчезнет смелость и весь порыв внезапного откровения иссякнет, оставив после себя оглушительную пустоту… «Эта история великолепна, — полушёпотом произносит Эллет, когда Лотта замолкает, грузно дыша, будто вместо лёгких у неё кузнечные меха. — Я бы хотела услышать больше твоих историй» …после этого Лотта не спит несколько ночей кряду, переписывая собственные черновики. *** Лотте четырнадцать. И она всем сердцем ненавидит лицемера-Куро, недавно появившегося в особняке, и его попытки сблизиться с Каей, страдающей из-за гибели родителей. Утешает Эллет, шипит на бывшего пирата в смешных башмаках, а также капает на мозги Мерри, приглядывающему за госпожой, чтобы он излишне не доверял новенькому, ограничивая их общение. Хочет обвинить Куро во всех смертных грехах — ну или как минимум в бытие пиратом, — но не находит доказательств. На листовках совершенно другое лицо, а у этого Курахадола, в отличие от канонного, есть настоящие документы, заверенные дозором. Он как будто бы чист перед законом и от этого становится совершенно тошно. Избавиться от надоедливого работника честными силами не выходит, поэтому Лотте приходится вспоминать уроки стрельбы по мишеням, постигать азы инженерии с нуля ради создания ловушек, следить за подозрительным дворецким, а также воспитывать здоровое недоверие к окружающим в доброй от природы Кае. Попаданке не остаётся ровным счётом ничего, кроме как уповать на канон. Идею отравить Куро Лотта заталкивает далеко-далеко, надеясь, что ей не придётся становиться убийцей. *** Лотте пятнадцать: у неё куча собственных сказок, рассказанных Кае за плечами, репутация великой сказочницы в деревне и мелкая банда из трёх мальчишек, что искренне восхищены её умением стрелять. Такая размеренная жизнь затягивает. Лишь опасная близость к Курахадолу напрягает, но Лотта, задерживая дыхание, метко стреляет в движущуюся цель из рогатки, сбивая тяжёлым снарядом деревяшке голову. Такого «патрона» хватит, чтобы раскроить кому-нибудь череп. Она вновь натягивает резинку, прицеливается. Но её скорости не хватит, чтобы попасть в Курахадола. Снаряд ломает очередную цель. Ускорить появление мишеней Лотта не может, а посему досадливо цыкает и присаживается на камень отдохнуть. Она не герой, не великая воительница и даже не святая. Лишь попаданка, что рассказывает сказки всем от мала до велика. Просто девушка, пусть бы и с памятью из прошлой жизни. Просто… Лотта хлопает себя по щекам, а после вновь принимает стойку. Один раз она уже успела нелепо сдохнуть, погибать из-за Куро ей совершенно не хочется. Нужно больше тренировок, ведь верить в канон манги не приходится — столько изменённых мелочей наверняка вызвали эффект бабочки, а посему уповать на чудо в виде мугивар — самоубийственная затея. Больше тренировок, больше ловушек, больше слежек за Курахадолом, пока руки и ноги не сотрутся в кровь. Снаряд попадает в самое яблочко. *** Ей семнадцать, когда к деревне причаливают персонажи давно подзабытого канона. С более человеческими пропорциями и правдоподобными эмоциями, но такими же мультяшными способностями. Чудики, капитан которых улыбается слишком широко, аж до треска щёк — смешок сдержать не получается. Насколько сильно они отличны от самих же себя в каноне сказать тяжело, а Лотте совершенно не хочется выяснять, но лучше держать всё под контролем, поэтому, натянуто улыбаясь, она выползает из своего укрытия. — Кто вы такие, путники? — спрашивает Лотта, спускаясь с мыса к мугиварам. — На членов команды красноносого Багги вы тянете мало. — Потому что мы и не имеем отношения к этому придурку, — вздыхает Нами, ставя тяжёлый с виду мешок с деньгами на дно лодки. — Мы свои собственные пираты. А я их капитан, ши-ши-ши, — словно кот, обожравшийся сметаны, отвечает Луффи, поправляя свою шляпу. — Во-о-о-т как, — тянет Лотта, а после задумчиво чешет подбородок и машет на них рукой. — Ну, кажется вы тут не со злым умыслом. Проводить вас до таверны? — Было бы здорово! — отвечает Луффи, а после хватает новую знакомую под локоть, едва ли не волоча за собой. — Показывай дорогу. — Ты слишком беспечная, — хмыкает Нами. — Луффи, нельзя так дёргать людей, — цыкает Зоро, но капитан уже ничего не слышит, утаскивая за собой Лотту в сторону деревни. Мечник и навигатор синхронно вздыхают, мысленно желая девушке удачи. *** — На наших островах плотническим делом занимаются только в деревне Конфитюр, она к северу от нас. До неё где-то пару часиков плыть. А у нас большой корабль есть только у графини Эллет, что живёт на горе в особняке, — Лотта машет куда-то за мугивар, в стену, показывая направление. — И сколько лет графине? — Семнадцать в этому году исполнилось. У неё много денег, правда, за них не купишь себе здоровье, — подперев щёку, вздыхает Лотта на вопрос Нами. Навигатор что-то прикидывает в голове, а после отвечает: — Тогда доплывём до Конфитюра и поищем там хороший корабль. У нас же есть ещё время, да, Луффи? — Конечно. Но я хочу задержаться тут немного. Эй, официант, ещё мяса! — Ну, поступайте как знаете, всё что могла, я вам рассказала, — сказала Лотта, посмотрев на карманные часы. — Мне пора, бывайте. — Ты куда? — внезапно серьёзно спросил Луффи, схватив девушку за запястье. Если кто-то и хотел возмутиться его бестактности, то промолчал: Нами и Зоро уже привыкли, а Лотта была выше того, чтобы отвечать грубостью на грубость. — К этой самой больной графине, — мягко высвобождая руку из хватки, ответила она. — Зачем? — Сказки ей рассказываю. — А она что, настолько маленькая? — Нет, просто я великая сказочница, — усмехается Лотта. И уходит, не объясняясь. *** — …но приключения их начинаются тогда, когда корабль внезапно проглатывает огромное морское чудище! — Кая на рассказ Лотты смеётся тихо, словно колокольчик, прикрывает рот рукой. — А дальше… — Капитан! — знакомый голос Тамаеги выбивает попаданку из колеи. Она поворачивает голову в сторону шума и хмурится, когда понимает, что её сорванцы приволокли с собой мугивар. Спрыгивает с ветки дерева, а после недовольно смотрит на мальчишек, ожидая их оправданий. Первым всё понимает Пииман, неловко поправляющий шапку в форме яблока — Лотта знала, насколько хорошо у его старшей сестры с юмором, — и рапортует: — Эти люди захотели встретиться с вами и госпожой Каей, поэтому мы решили их привести сюда. Правда, заслушались вашей сказкой, поэтому решили выйти только сейчас. Нельзя было? — тихо и неуверенно спрашивает мальчик, на что Лотта вздыхает. — Эй, она была довольно забавной! — улыбаясь, произносит Луффи. И не обращая внимания на удивлённую и смущённую Лотту, которая думает куда деть руки от окатившего её словно из ушата воды волнения, Монки Д. подходит к окну, откуда всех с любопытством разглядывает Эллет. — У нас к тебе просьба. — Ко мне? И какая же? — мило интересуется Кая. — Нам бы корабль, вот такой большой, — расставляя руки в стороны, произносит с улыбкой Луффи, Эллет на это смеётся, а Зоро и Нами синхронно закатывают глаза. Лотта не успевает ничего сказать, как появляется Курахадол. — Вы вторглись на частную собственность без разрешения. Я прошу вас пока что по-хорошему покинуть территорию особняка. — Куро! Послушай, они мои гости и… — Не стоит, госпожа, — останавливает её дворецкий. — Вы не обязаны выгораживать правонарушителей. Опять ты, Лотта. Всё продолжаешь таскаться к госпоже, неужели надеешься, что она начнёт тебе платить за твои сказки? Как и твоя мать живёшь в мечтах? — Лотта же и бровью не ведёт на высказывания Курахадола. Пожимает плечами, а после обращается к Кае: — Ты бы вложилась в мою книгу? — Конечно! Мы же друзья. — Видишь, Курахадол. Мы бизнес намутим, закачаешься! — Хватит пудрить госпоже мозги, убирайся, дочь подлого пирата и глупой сказочницы. — А вот про мать было лишнее! Такой приличный молодой человек и так ругаешься… — наигранно покачала головой Лотта, но, заметив, как нервничает Кая, лишь вздохнула и смиренно подняла руки вверх. — Я вернусь завтра, Кая, с новой историей. — Я буду ждать! — взволнованно ответила девушка. — Не смей сюда больше приходить, — фыркнул Куро, на что Лотта показала ему средний палец, утаскивая за собой мугивар. Возмущающийся позади дворецкий был лучшей наградой. *** Лотте совершенно не до смеха, когда вечернее выступление срывает Луффи своими громкими возмущениями. Сказка, которую она рассказывает деревенским, ему совершенно не нравится, посему ему не терпится её прервать. Зоро и Нами не успевают остановить капитана, так что ничего удивительного, что местные закидывают мугивар помидорами и с улюлюканьем гонят прочь. Лотте приходится брать всё в свои руки, пусть бы и спасение незадачливых пиратов совершенно не входило в её планы. — Необязательно выставлять своё недовольство на всеобщее обозрение, — ворчит Лотта, круто разворачиваясь на пятках, чтобы посмотреть недовольно на Монки. Тот лишь в носу ковыряется и ухом не ведёт. — Ты рассказывала какую-то фигню. Та сказка для девушки из большого дома была в разы лучше! — Луффи, это невежливо, — пытается осадить капитана Нами, но всё без толку. — Фигня не фигня, а жителям деревни такое нравится, — флегматично замечает Лотта. — Но не нравится тебе, — проницательно подмечает мугивара, на что попаданка шумно вздыхает: — Да никому нет никакого дела, нравится мне или нет. Главное, что им интересно. — Так и зачем так глупо жить? — но вопрос Луффи остаётся без ответа. Лотта лишь пожимает плечами, а затем, не говоря ни слова, уходит прочь. У неё дел невпроворот и размениваться на пустые разговоры с пиратами совершенно нет желания, ведь канон вот-вот цапнет её за место пониже поясницы. *** Лотте, к сожалению, всё ещё семнадцать, и всё, чем она занимается сейчас, так это пытается привести в чувство Луффи, свалившегося со скалы из-за гипнотизёра Куро, кажется, его звали Джанго. Возмущений по поводу того, что мугиваре совершенно не нужно было разыскивать её с утра пораньше, лишь бы что-то там доказать и закончить вчерашний разговор, почти не осталось. Толку то от них, если от Монки всё отскакивает как от стены?.. Повезло ещё Лотте не подставиться и не обнаружить себя перед Куро и его прихвостнем — Луффи же сам виноват, что начал громко возмущаться. Тем не менее, канон всё равно пошёл своим чередом, предрекая мугиварам стычку с командой чёрных облезлых котов. Проблему бессознательного капитана решает Зоро одним ловким ударом ножен о затылок. — Чёрт, как долго я спал? — Не так много, — кивает Лотта на свои часы. — У вас есть время убраться из этой деревеньки. — Аре? Почему? — Ты дурак? Завтра утром здесь будут пираты, вас всех могут убить, — серьёзно замечает Лотта. — Тогда почему ты не убегаешь предупреждать деревенских? — спрашивает Нами, на что сказочница разводит руками: — Я местная сказочница, забыла? Люди воспримут мои слова как эдакий перфоманс — никто не поверит. Да и даже если поверят, то только понапрасну погибнут. Никто не станет сбегать и срочно собирать вещи: все возьмутся за орудия, даже те три мелких ребятёнка. Глупо помрут. Я так не хочу. — И что же ты собираешься делать? — спрашивает серьёзно Зоро, на что Лотта нервно улыбается: — Я уже давно знала, что когда-нибудь этот дворецкий выкинет что-то эдакое, так что готова защищать этих людей. Или пан, или пропал. — У тебя руки дрожат, — как невзначай замечает мечник, на что Лотта упрямо сжимает их в кулаки, пытаясь унять дрожь. — У меня кроме этой деревни ничего нет, мне некуда отступать, и местных я люблю, к ним невозможно не привязаться! Я просто не могу оставить их умирать. — А ты неплоха, раз собралась защищать деревню с таким перевесом в численности, — одобрительно кивает Ророноа. — Да наплевать, у меня ловушек расставлено, что закачаешься. Управлюсь как-нибудь. — Круто! Тогда решено, мы тебе поможем, ши-ши-ши. — Только чур все сокровища наши. — Вы? С чего бы вдруг? Мы едва знакомы. — Потому что на твоём лице — страх. — А ещё врагов много, верно? — поддакивает капитану Зоро, на что Лотта рвано выдыхает и упирается руками в колени, пытаясь унять дрожь. — Вы, ребята, самоубийцы, похоже. Но мне нравится. *** Лотте впервые кажется, что она старее, чем есть на самом деле, потому что не поседеть с мугиварами невозможно, как и успеть за их бешеным темпом. Несмотря на то, что ловушки сработали, несколько пиратов всё же осталось на закуску Луффи и Зоро, парочка даже досталась Лотте и Нами, что неплохо сработались вдвоём. Куро был не соперник Монки — за его победу Лотта болела словно сражалась сама, поддерживая капитана всеми силами. Поэтому, когда наконец-то Курахадол был связан, она позволила себе тихо расплакаться, обмякнув на земле. *** Лотте уже далеко не семнадцать, но она всё ещё до одури боится покидать дом, что стал родным за десять лет. И вместе с тем вся в предвкушении. Вещей было немного: пара футболок, свитера, водолазки, да комбинезоны с джинсами. Любимая рогатка за пазухой, а также набор инструментов для создания бомб и снарядов — без него никуда. И пухлая тетрадка с черновиками собственных мыслей в форме сказок. Такая родная. Весь мир Лотты уместился в небольшой рюкзак и рваную записную книжку. Но не то чтобы это её расстраивало. У неё новая страница в жизни и ей совершенно некогда горевать. Равно как и оглядываться назад. Поэтому подкравшийся мышью Луффи застаёт врасплох, из-за чего тетрадка выскальзывает из рук на пол, разлетаясь характерным шелестом страниц. Какие-то из них Монки подбирает, вчитываясь в содержимое, что вызывает у Лотты диссонанс: разве в каноне мугивара хоть когда-нибудь в жизни читал что-то кроме собственной награды? — Что это? Ты сама это написала? — Вроде того, — кисло отвечает Лотта, чувствуя, как кожа зудит от того, что кто-то посторонний видит её потуги в писательстве. Кая это одно дело, пираты соломенной шляпы — совершенно другое. Становится гадко, и липкий пот скатывается по спине, неприятно холодя кожу. — Это так круто! Мне нравится, ши-ши-ши! У тебя талант, — радостно восклицает Луффи. — Но почему тогда вместо этих историй ты рассказываешь всякую чепуху деревенским? — Эй! «Король и Шут» это тебе не чепуха! — Может быть, но чепуха не твоя, — упрямо продолжает Монки, и Лотта сдаётся, выдёргивая из рук капитана свои черновики. — Это всё неважно. Теперь не важно. Больше они не услышат от меня историй. — Хей, тогда ты совершенно свободно можешь плыть с нами, да? Тебе точно надо в путешествие, чтобы написать ещё больше крутых историй! Я решил, ты станешь моей сказочницей! — Ага, да, да, конечно, — смиренно произносит Лотта, запихивая тетрадь в рюкзак, но руки не слушаются. Впервые кто-то помимо Каи и мелких прилипал видел её творчество. Это было волнительно. — Кстати, а как тебя звать то? — Ты что, позвал меня в команду не имея представления, кто я вообще такая? Ты нормальный вообще? — возмущается уже скорее для проформы Лотта, а после вздыхает, потирая переносицу. Делает глубокий вдох и широко улыбается: — Великая сказочница — Пеппилотта, к вашим услугам, капитан.