Не стой на ветру.

Ночь. Звёздной и лунной ночью все звуки словно случайны. Сама луна была невероятно далёкой и будто отстраненной, словно фонарь, вися где-то далеко-далеко и освещая каждую мельчайшую частичку природы на улице, а вокруг пляшут хороводы мельчайшие звёзды, кружась по понятной только им схеме, пока их нагую красоту едва прикрывала дымка серых облаков. Невероятно тёмные ночные тени путались, создавая комкообразные фигурки, в которых, приглядись, можно увидеть едва ли не все, что угодно душе, начиная силуэтами цветов, заканчивая кошмарными монстрами из самого страшного детского кошмара. Неожиданно становится темнее — пелена небесных одеял закрыла собой ночное светило, в этот же момент поднимается ветерок, который пусть и был не велик, но мог сулить болезнь. Яков чуть плотнее кутается в верхнюю часть формы, которую в спешке накинул, когда быстро и беззвучно сбегал вниз по паре ступенек спуска. Все-таки на улице прохладно. Ещё в мужской спальне он, находясь в состоянии между сном и бодорствованием, слышал, как юноша с нижнего этажа дальней кровати тихо встаёт, направляясь куда-то. И если первые секунды он подумал, что ему все равно, то через непродолжительное время натягивалоь по струнке осознание, что ведь слепой сам себе не поможет при желании, да и, судя по звукам, вышел он на улицу... И уже через минуту на плечи в спешке падает часть формы, пока он быстро выходит следом, но Элиаса словно след простыл: нет в поле зрения даже намёка на присутствие парня, что заставляет задуматься, оценивая и ища несколько выходов за раз. И находит, тихо направляясь к тренировочной площадке. Тишина. Слышно, как под ногами чуточку скрипит земля, слышно, как где-то от старости скрипнула ветка, а совсем далеко резко взлетела стайка птиц, поднимая хлопот. Тишина. Яков слышит каждый свой вдох и выдох слишком громко, особенно когда снимает маску и тихо, стараясь даже не дышать, идёт по тропинке, смотря по сторонам. Тишина. Ночью даже ощущается иначе это все: деревья, камушки, площадка. Никто не шумит, не ссорится, не говорит и даже не пытается обсудить новые слушки. Слишком тихо. И он находит то, что искал, точнее того, кого искал, когда взгляд натыкается на фигуру вдалеке, что прижимает к груди руки, словно смотря на небо, пусть он и знает — его товарищ не увидит. В пару шагов преодолевая расстояние между ними, Яков теперь вдохнул, накинув на чужие плечи  верхнюю накидку их рабочей формы, что явно отличалась от формы стратега, но это даже не волновало, ведь ему она шла прекрасно. — Не считаешь ненормальным и подозрительным свой уход ночью? — недовольный тон, будто он отчитывает маленького ребёнка, но все же Яков даёт понять, что переживал. Элиас лишь пожимает плечами, кусая внутреннюю сторону губы и даже не поворачивая голову в сторону коллеги. — Пошли. Или не нагулялся? Касание чужой руки словно пробивает током, на что Элиас отвечает тихо, зная — его услышат: —Постой со мной ещё немного, потом пойдём. И он стоит. Покорно и тихо стоит, дожидаясь, пока слепой насмотрится на ночь. Конечно, слегка странно это звучит, но иначе и не скажешь, ведь юноша впрямь словно видит и ощущает, понимает все до ужасного. Яков смотрит, смотрит исключительно на парня рядом, после чего вздрагивает, услышав через время лишь одно слово — "Пойдём". И, вопреки своему изначальному порыву идти сразу же и быстрее, он наконяется к чужим губам, коротко и быстро, словно по-мальчишечьи детское, целуя его. Опешив на долю секунды, Элиас уже не чувствует этого аккуратного поцелуя, да и могло показаться бы, что это было лишь временным глюком, но нет, ведь терпкое тепло до сих пор пылало на губах, как и тихая фраза "Не стой больше на ветру".