старая старость

Хорус и Шарон курили пиво и беседовали. Шарону с виду можно было дать лет тридцать, а Хорусу — лет пятьдесят или шестьдесят. Но и один, и другой выглядели усталыми. От них исходила какая-то нервная, злая энергия, напомнивша о бесконечной битве за нормальную жизнь, которую Хорус проиграл, как ни странно. То и дело он поднимал взгляд на висящую в небе луну и о чем-то глубоко думал. Это было заметно по жестикуляции его руки, когда он наклонялся к сигаретам. Его рука дрожала — видимо, он все время вспоминал что-то, что делало прошлое таким важным. Наверняка в этот момент в его голове проносились полные горечи и печали мысли о том, чего он уже не в силах изменить. Или, возможно, каким-нибудь образом это прошлое связывалось с молодой прекрасной девушкой, с которой он провел слишком много лун… Вдруг он заговорил: — Я иногда думаю, до чего мы глупы. И до какой степени мы ужасны. Ведь мы не можем не думать о нашей жизни. Даже самые тупые из нас понимают, о какой жизни идет речь. Мы думаем о смерти, братец… Она наступает каждый раз, вместе с окончанием жизни, которая кажется такой долгой, такой далекой… Но это просто иллюзия. Какая-то неуловимая тень, неясный шорох, доносящийся из-за границы чувств. Сколько нам всем осталось? Сто? Тысяча? Это, в сущности, не играет роли. Все бесполезно, потому что все уже было. Жизнь кончается, верно? Но что значит эта смерть? Какие у нее границы, брат? Что у нас за жизнь, если за ней больше ничего нет? И как это может быть — то, к чему мы так рвемся, — частью чего-то другого? Ты знаешь ответ? Шарон молча ждал. Постепенно голос Хоруса стал глуше. — Знаешь, на самом деле, ведь очень трудно узнать, что это за другая часть. Просто неясно, где проходит эта граница. У жизни нет конца, точно так же, как и у смерти. В жизни есть лишь мимолетный миг. Он, кажется, так мал, а длится так долго, и он одновременно бесконечен. Но если миг вдруг исчезает, то исчезает все. Понимаешь? Жизнь — это песня, которую слышишь только раз. Это рэп, который пишет один человек, сидя на крыше. И каждый человек однажды становится этим человеком. А когда он все это понял, все кончилось. Теперь дальше только смерть, которая тоже всего лишь один бесконечный миг, самое яркое и самое невероятное из всего, с чем человеку когда-либо доводилось сталкиваться. Хорус и Шарон с минуту молча глядели друг на друга. Наконец Шарону пришла в голову новая мысль. – Послушай, – сказал он. Голос его звучал так неуверенно, словно он пробовал произносить слова. Однако он осмелился все же задать свой вопрос.– Скажи, ты уверен, Хорус,– спросил он, — что мы все еще люди?– Не знаю. Я никогда не думал об этом, дружище. Наверное, да.– Вот что, я хочу задать тебе вопрос. Несколько раз ты произносил эти слова – «мы навсегда». Что это значит? И не хотел бы ты когда-нибудь все рассказать нам? Хорус недоуменно поглядел на Шарона. Он всегда считал его поверхностным человеком, далеким от его интересов, и решил, что тот подшучивает над ним. Вместо ответа тот только пожал плечами. Тогда Хорус внимательно всмотрелся в его глаза. Тот глядел мимо него, как если бы того не существовало. Шару было несколько не по себе. При других обстоятельствах он легко объяснил бы все это замешательством или просто рассеянностью. Но происходящее действительно казалось странным. Вдруг Хорос почувствовал, будто по его плечам пробежал ток. «Шарон, во что ты вляпался?» – промелькнуло в мозгу. Почуяв недоброе, он быстро отвел взгляд. Чего-то такого он не мог объяснить. И тут-словно чья-то рука повернула выключатель у него в голове.– Ты мне нравишься, парень. Ты даже не представляешь, насколько. Скажу тебе прямо – я влюблен в тебя. Влюблен по уши. Все как я люблю. А ты просто проходишь мимо. Какое же это счастье – то, чем ты занимаешься. За это я готов жизнь отдать. Я даже ни о чем не прошу – просто быть с тобой рядом, иногда… Может, у меня будет возможность отблагодарить тебя…– Шарон вопросительно улыбнулся, стараясь понять, откуда на него снизошло это озарение.– Конечно. Никаких проблем. Можешь сделать это прямо сейчас…Он почувствовал горячую волну, которая пронеслась по телу. Это была уже не волна, а шторм. Он яростно проревел в ответ:– Мы оба знаем, что я не в состоянии ответить тебе взаимностью, верно? Послушай… В конце концов, не я же и затеял всю эту историю. С меня довольно, я хочу выйти отсюда. Выпить стаканчик и отдохнуть. Пока мы будем выяснять отношения, деньги уже кончатся. Если ты хочешь, чтобы все кончилось хорошо, сам подойди ко мне. Шарону хотелось ударить его чем-нибудь тяжелым. Но он сдержался. Как будто во сне, Хорус оторвал взгляд от лица Шарона и перевел его на окно. Над городским горизонтом уже поднимались облака, подсвеченные закатным солнцем. Темно-фиолетовые, они медленно плыли по небу. Почти совсем стемнело, и за окнами теперь, кроме сгущающегося мрака, ничего не было видно.– Ты выглядишь усталым, Шарон,– сказал Хорус. Его глаза стали серьезными и внимательными. – Усталым и мрачным. Тебя что-то тревожит?– А ты сам как думаешь? – спросил Шарон.– Я вижу, ты смотришь на облака. Их там сотни, тысячи. Возможно, то, о чем ты думаешь, действительно важно. Я прав? Тот кивнул.– Тогда я, по-видимому, должен ответить за них. И это правильно. Слушай внимательно… Отведи глаза. Не смотри на меня… Шарон закрыл глаза и уставился на пол. Минуту или две он не слышал ничего, а потом...:– Прости.– Что? Я ничего…– Ничего… Прости меня. Зачем я только сказал эти слова? Что я наделал… Пожалуйста, прости меня, я… Я не думал, что… Что именно я сказал… Это так на самом деле ужасно… Хорус закрыл лицо руками. Он не замечал ничего вокруг – казалось, он умер. Через несколько минут он поднял голову и посмотрел на стоявшего перед ним Шарона. В глазах его стояли слезы.– Может быть, нам следует дать друг другу еще один шанс? Ты согласен? Шарону уже становилось легче. Мрачные тучи в его душе постепенно рассеивались.– Конечно, согласен. Только давай все сделаем по порядку. Сначала я отведу тебя в сортир и дам тебе бумагу и ручку. А потом – спокойной ночи.