Матвей Покровский:
Не приеду, солнышко, извини(
Много работы, учебы, не успею на твое день рождения
Милана Покровская: А на Новый год?..Матвей Покровский:
Прилечу тридцатого вечером во Внуково
Да и к черту это день рождения. Праздновать желания нет совершенно: расставание с Власовым, Матвей не сможет быть рядом из-за сессии в университете, друзья… а что друзья?.. Поскорее бы Новый год, брат рядом, и хотя бы на чертовы несколько дней всё наладится. А затем полгода, которые она обязательно переживет, самое сложное пройдёт и… не хочется думать, что будет дальше. Вместо этого она переключает вкладку на предыдущую и смотрит на предложенную ей анкету для выбора стороны свайпа: право или лево. Поставить «нравится» или пропустить. Высокий качок рядом с большим джипом, привлекательный юноша, серьёзный парень в солнцезащитных очках, человек без собственной фотографии с лицом в профиле, полный мужик (наверное, у него есть семья)… И всё не то. Никто не заменит его. Под его ником в мессенджере всё ещё стоит «был давно», а излюбленной ею фотографии и вовсе нет. Но она помнит: на ней он улыбается, смотрит не в камеру, а его темноватые волосы лежат одновременно неидеально идеально. Милана сделала эту фотографию во время их свидания этим летом. Тогда светило солнце, и уличные музыканты играли всем известные песни. Сейчас хлопьями на город опускается снег, небо заполонило облаками так, что даже луны становится не видно. Её не греет даже мысль о скором приезде любимого брата, хотя всегда было иначе. Разве это всё?.. Вот так закончилась их история?.. *** Проснулась сегодня с мыслью о том, что Иосиф Бродский сказал: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку». Но из комнаты, всё же, выйти пришлось. А затем, видимо, цепная реакция. Неудача на неудаче и ошибка на ошибке. Пролитое кофе на белую футболку от неожиданно громко раздавшегося звонка телефона, пригоревшая яичница, грязные джинсы, которые я планировала надеть (а это сломало все мои планы насчет моего образа, и пришлось быстро передумывать), сообщения отца в конце-концов! Мне стоило привыкнуть, но он, кажется, упивался тем, что постоянно отвлекает меня, контролирует каждый мой шаг и тщательно следит за тем, чтобы я не опоздала, ничего не сделала на зло ему и к вечеру точно была у него в доме. И, как вы можете понять, то это было точно не из-за его невероятной заботы или потому что он соскучился по мне. Правда, Бродский говорил ещё одну вещь: «Эстетика – мать этики». Не последовав первому умозаключению, я решаю послушаться второго и планирую надеть черные классические брюки, бежевую водолазку и пиджак поверх. Серебряная цепочка с подвеской в виде солнца, две пары сережек и кольцо не станут лишними. Из-за жутких и пугающих прогнозов погоды в Москве мой выбор обуви падает утепленные темные кроссовки с восхитительным, по моему мнению, дизайном и зимнюю недлинную серую куртку. Эстетично, по всем законам классики и вечно живущей моды. Этичной мне сегодня быть не помешает. Хотя бы потому что на ужин (к счастью, не в честь моего приезда) приедет моя неродная бабушка, перед которой стоит расстелиться ещё протяженнее и ближе к полу личиком, чем перед отцом. До сих пор не понимаю, как у неё выросла на столь адекватая дочь. Маргарита. Моя мачеха. Как бы сумбурно это не было, но моя мачеха не плохая и сумасшедшая тетка, которая вышла замуж за моего отца только из-за денег, а теперь разлучила меня, единственного его ребенка, с ним ради собственной выгоды, очаровав и заставив. Все наоборот, и это забавно. Мой отец влюбился в неё, когда пришел на мероприятие в честь открытия отеля, который частично спонсировал. Она устроилась туда директором: и вправду умная, сообразительная, с двумя высшими образованиями, умеющая правильно и красиво говорить, успокаивать людей, находить с ними общий язык, налаживать конфликты. Я знаю не так много об их истории знакомства и начала отношений, только малую часть из рассказа Маргариты, когда я спрашивала её. Отец с ней совершенно другой: любящий, заботливый, иногда милый. И с её детьми, которых он считает своими тоже иной. Обидно? Слегка. Я думаю, что мы могли бы стать хорошими подругами и, возможно, когда-нибудь я бы назвала её «мамой», мы бы вместе гуляли по магазинам с одеждой и косметикой, обсуждая всё и всех вокруг. Я бы рассказала ей про Мальена, а она мне про своих бывших парней, на которых она не понятно как повелась. Но обстоятельства сложились иначе. Я уехала в другой город, оставив и её, и её детей, и её мужа без подростка, который главе семьи напоминал его прошлую жизнь и бывшую жену (о ней он ненавидел говорить, даже вспоминать). Внешне я очень схожа со своей биологической мамой: по крайней мере, исходя из моих воспоминаний и фотографий, которые я видела. У отца триггер на меня из-за поступков, которые совершила моя мать? Я помню сочувствующие карие глаза Риты, когда она провожала меня в аэропорту: единственная, отец решил не посещать данное мероприятие, в которое сам меня затащил. Я помню её объятия. Мне кажется, она извиняется за то, что не смогла переубедить отца не делать этого. Мне кажется, она думает, что я ненавижу её за это. Святые, почему же всё так сложно… Второй раз за утро я дергаюсь от звонка в дверь. Это оказывается курьер с подарками для моих сводных малышариков. Не сказала бы, что люблю их всем своим сердцем, но всё так же не испытываю ненависти, злости и не виню их за свою ещё больше потрескавшуюся жизнь после появления их и их матери в моем доме. Почему я вообще должна делать это?.. Они довольно-таки спокойные (пока дело не доходит до разговора про компьютерные игры или хоккей) и хорошо относятся ко мне. Даже поздравили с днем рождения и раз в пару дней спрашивают, как я. На самом деле, иногда я думаю, что впринципе не могу ненавидеть людей. Вне зависимости от того, кто это: мой отец, моя мать, бывший парень или девушка, обернувшие моё доверие вспять и воспользовавшиеся секретами, грустными воспоминаниями, о которых я рассказала, против меня, причинив боль, друзья, которые бросили меня сразу после того, как я потеряла возможность тусоваться с ними и сливать деньги в шоппинг-центрах, моя мачеха и сводные братья, из-за которых я окончательно ушла на второй план у своего отца (но они никогда не были причиной). Я чувствую либо ничего, либо грусть, либо приятную пустоту. И это странно. Мне приходится отложить чтение книги на самом интересном моменте (когда Пуаро собирает всех в вагон-ресторане, чтобы вынести свое решение насчет убийства!) и начать собираться: накраситься, переодеться из домашней серой футболки в мой подготовленный и выглаженный образ, проверить наличие документов и билетов. Через час за мной приедет Александр. От одной мысли о том, что я буду сидеть рядом с ним в его машине на протяжении добрых минут сорока пяти, если не начнутся пробки из-за метели и заморозков, мне хочется вновь визжать. Святые, не понимаю, почему он вызывает у меня настолько яркие эмоции. Я же не… нет. Я улыбаюсь, когда вижу видеосообщение от Зои, идущей рядом с Николаем по школе, в нашем чате, состоящим из меня, них, Жени и Давида (который в основном ставил реакции на сообщения): «Напиши, когда приедешь в аэропорт, когда будешь улетать, когда прилетишь. А ещё, потом обязательно сообщи, когда вернёшься обратно, мы обязаны сходить погулять», — гласило наставление Назяленской.Женя Сафина:
Ты на такси в аэропорт?
Я улыбаюсь, потому что снова вспоминаю о нем. Алина Старкова: Меня Александр Григорьевич отвезет) Практически личный водитель Смеюсь с удивленных сообщений от друзей, кратко повествуя о том, что ему по пути и он сам предложил, ставлю эмодзи среднего пальца на сообщение Жени о том, что мы мило смотримся с Морозовым и я улыбаюсь каждый раз, когда его вижу или говорю о нем, и отправляю детей на геометрию. Чтобы жизнь медом не казалась. К моему же удивлению, мне не хочется курить уже несколько дней, а пачка «Мальборо», которую я купила полторы недели назад, лежит практически нетронутой: лишь две сигареты таинственным образом исчезли от туда. Даже мысли не мелькает, не возникает щемящего желания почувствовать клубок никотинового дыма в легких, его запах, тонкую сигарету меж пальцев, заставляющую успокоиться за мгновения. И это тоже странно. Сидя на коленях возле небольшой сумки с вещами и складывая последние косметические принадлежности, я вспоминаю то, как Александр заботился обо мне, когда я заболела. Его теплые руки на моей коже и взволнованный взгляд. — Умничка моя, — он поднимается и снова оголяет предплечья от своей восхитительной рубашки, которая ему безумно идет. Мне хочется сойти с ума и спрятаться от вида сильных рук с ярко выраженными венами. Мне хочется сойти с ума от его слов. — Не твоя еще, — лишь улыбаюсь я. На меня так влияет повышенная температура. Я болею, мне можно. А ещё мне хочется курить… — Какие мы стали наглые и гордые, — Александр щипает меня за нос, заставляя отвлечься. — А чья же ты тогда? — Своя собственная, — хотела ущипнуть в ответ, но не достаю, и тыкаю острым ногтем в ребро. Кажется, ему всё равно и он даже не почувствовал этого. — Да прям своя собственная? Стоит признаться, что щекотка — мое слабое место. Я смеюсь, пытаясь высвободиться, но ничего толкового не выходит. Он слишком сильный… святые, я думаю не о том, о чем нужно. — Все-все, твоя так твоя, без проблем, мне все равно, — еле как проговариваю сквозь смех, готовая на всё, что угодно, лишь бы без щекотки. — Какая хорошая девочка, — улыбается, накрывая меня пледом, и я вновь таю от его слов, произнесенных приятным баритоном. — А теперь отдыхаем. Я поеду на работу. Затем он забирает мои сигареты, я даже хотела обидеться за это, но передумала. Я не могу перестать улыбаться, но заставляю себя не думать о лишнем, громко включаю музыку и заканчиваю сборы. Александр должен скоро приехать: несколько минут назад он написал, что выезжает. *** Александр думает о том, что мыслить так много об этой девочке не стоит. Это может плохо закончиться. И первые шаги к этому уже совершает его собственный мозг (по его же вине, правда, ведь не стоило перебирать в памяти воспоминания с ней прошлым вечером в компании бокала с темно-янтарным напитком). Ему снится сон. С Алиной. Она в белоснежном платье, длинной до голеней, из легкой ткани с рукавами-фонариками выглядит словно ангел, спустившийся с небес. Приятные, правильные и до безумия красивые черты лица, карие глаза с крупицами зеленого около зрачка не позволяют отвести взгляд. Обворожительная, мягкая, нежная улыбка на алых губах, за которую он готов отдать всё, что у него есть, лишь бы видеть вновь и вновь. Её холодные ладони касаются его, больших и горячих, переплетая свои изящные, длинные пальцы с его, слегка грубыми. Она обнимает его, прижимаясь щекой к груди, обвивая тело руками, дышит размеренно. Её взгляд направляется к его, он наклоняется ближе и… Просыпается, словно его обливают ледяной водой. Глупо. Глупый сон. Из-за такого количества работы ему начинает снится разная ерунда. Он точно сможет контролировать свои чувства и мысли по отношению к ней. Может, и вправду стоит расслабиться с кем-то? Отдохнуть, взять билеты на ближайший рейс заграницу к морю в пятизвёздочный отель all-inclusive и ни о чем не думать порядком недели или, даже, больше? Мужчина выходит из дома заранее, чтобы точно вовремя пребыть к её дому. И не опоздать на свою встречу, естественно.. На улице стало ещё холоднее, а поэтому с десяток минут он только лишь греет машину, а затем выезжает с парковки. Александр Морозов: Здравствуй, жду тебя у подъезда. Алина отправляет быстрое «поняла» и быстро выбегает из дома, едва не забывая посмотреться в зеркало, проверить, всё ли в порядке, не вылезла ли лишняя прядь волнистых волос из под шапки или не посыпалась ли тушь в ресниц, и закрыть дверь. Улыбается, как только видит перед собой Александра, стоящего перед ней на выходе из подъезда. — Здравствуйте, — выдыхает, внезапно для самой себя вспоминая, что купленная давно пачка сигарет, только начатая, так и осталась на балконе дома. И это вовсе не беспокоит. В них нет необходимости. — На «ты», Алина, — качает головой, берет её небольшой чемодан (Святые, летит на пару дней, а вещей столько, будто на две недели минимум) и аккуратно укладывается в багажник. Открывает перед ней переднюю пассажирскую дверь, подавая руку: — Прошу. — Спасибо, — кивает, приподнимая уголки губ вновь, садится в высокую, большую, черную машину. Честно говоря, обычно в фильмах и сериалах на таких авто увозят молодых девушек в лес и больше о них никто никогда не слышит. Или тебе стоит меньше смотреть документалок про маньяков. — Мне как-то не по себе, вы всё же мой преподаватель.. — Во-первых, это скоро изменится. А во-вторых.. к чему такие формальности? — мягко улыбается, выруливая на дорогу. Путь от центра города до аэропорта ему был давно знаком. — К тому же, ты не постеснялась назвать меня козлом, если мне не изменяет память. Алина смущенно рассмеялась, отворачиваясь к окну. Теперь эта неловкая до ужаса ситуация останется с ней до конца жизни, и она сможет рассказывать её своим внукам, мол, вначале думайте, а затем только делайте… — И ещё раз назову, если продолжишь вспоминать мой позор, — парировала, боковым зрением улавливая его улыбку. Кинк на оскорбления или над ней угорает? — «Скоро изменится» — это когда? Я помню, нам говорили, что после зимы, но.. — На первых неделях марта вас избавят от этих занятий, а вместо них будут дополнительные по предметам, которые вы сдаете, — четко ответил, будто проговаривал этот диалог уже несколько раз и точно знал, что последует следующим. — Я буду скучать, честно говоря. Взглянул на девушку, невольно думая о её чудесно лежащих волосах, слегка поблескивающих от негреющих солнечных лучей, пробивающихся через окно машины, о том, каковы они на ощупь и запах. Любит ли она заплетать их? Позволяет ли кому-то касаться их? Он думает о том, что ей намного лучше без макияжа, лишней косметики. Даже болеющая, она выглядела восхитительно. Девушка опускает слегка погрустневший взгляд на свои руки — привычка, оставшаяся с раннего детства. Всего каких-то два месяца, и вряд ли она увидит Александра ещё. Это странно, но что-то внутри протестует этому факту, его осознанию. Так не должно быть. Неправильно. — По разбитому горшку в классе и жалобам, что мы не ходим на мероприятия? — тихо хмыкает, вспоминая, какая Джеспер бежал от разгневанной им же самим Инеж и, во время крутого маневренного поворота, сбил цветок. Правда, растение было больше похоже на пальму, но никому не было до этого дела. Пришлось потом убирать с пола землю и втыкать бедную недо-пальму обратно, без предсказаний на то, сколько она ещё проживет. Может день, а может ещё один выпуск. А жалобы от завучей Морозову, что после девяти уроков одиннадцатиклассники не ходят на никому ненужные мероприятия? Как кратко выразился Николай: «Цирк, да ещё и с животными». Самыми настоящим гиенами, обгладывающими тушки бедных учеников и высасывающими из них последние соки, силы и даже кровь. Святые, вообразили себя Эдвардом из «Сумерек». — По тебе, Алина, — честно признается, и его для нее слова звучат громче обычного, несмотря на то, что тон мужского голоса ни поднялся ни на сколько. Он вырывает её из мыслей, одной фразой заставляя взглянуть на себя и подумать, что он шутит. Сводит с ума. Играется. Возможно, что она преувеличивает и надумывает себе лишнего. Но сердце бьется быстрее, а на губах появляется проклятая улыбка. Александр внимательно следит за дорогой, но не удерживается от короткого взгляда на смущенную девушку. Её, оказывается, легко смутить. Он запомнит этот факт обязательно. Мало ли в будущем понадобится. Святые, в каком будущем… Ему не стоит думать о том, что они ещё увидятся после холодной зимы. Он был уверен, что может контролировать себя, но с этой девушкой что-то пошло не так. Всю оставшуюся дорогу они проводят в тишине, за исключением музыки по радио. Треки так себе, честно говоря, но всяко лучше поездки без единого слова, так, что вы слышите каждый вдох и выдох соседа, стараясь лишний раз не двигаться, чтобы не мешать и не привлекать к себе внимание. Алина не сдерживается от мягкой, нежной улыбки, когда наблюдает за серьезным мужчиной, подпевающим песню, времен девяностых, себе под нос. Всё же невозможно отрицать тот факт, что он безумно красив и приятен. Но ей не стоит думать об этом слишком много и надеяться на что-то. — Напиши, пожалуйста, когда прилетишь и доедешь до дома, — говорит на прощание, дойдя вместе с ней до дверей аэропорта, помогая нести чемодан и маленькую сумку, всё ещё задаваясь вопросом, что она положила туда всего на несколько дней. — Хорошо? — Конечно, — кивает, мимолетно посмотрев в сторону курящих мужчин, возвращает взгляд на мужчину. Неловко. С ним она чувствует себя… по-другому, иначе. Будто теряется что-то, чем она может защитить себя, отмахнуться, нанести удар прямиком в сердце, убивая за секунды. Будто в этом нет необходимости. — А.. — понятливо протягивает, проследив за её взглядом. Вероятно, пора уходить и оставить её наедине. И не успевает он ничего сказать, как она быстрым лепетом перебивает его: — Нет, это не то, что ты подумал, — мотает головой в подтверждение своих слов, не решаясь смотреть в глаза. — Я бросила. Наверное. Вроде как. В общем, сейчас не курю. Александр приподнимает уголки губ, нежно и до дрожи аккуратно обнимает девушку: — Умничка. Больше не придётся дядей козлами называть, видишь, — отстраняется, посмеиваясь над ее недовольным лицом. Алина думает, что он гад, и легко ударяет его в плечо кулаком. Он даже не обращает на это внимания! А Александр поправляет ворот её куртки, застегивая молнию до конца, обрубая еще в начале ее возмущение: — Ч-ш-ш. — С умничками такое делают, Александр Григорьевич… — отшучивается, борясь с желанием выполнить свое обещание, данное в машине, и называть одним небезызвестным животным. — Мне пора. — До встречи, — протягивает ей её сумку, задевая своей теплой, даже при жутком морозе, рукой её холодную и борясь с желанием согреть, обхватив своими. Глупо. Он же не какой-то влюбленный подросток с замашками на любовные романы. — Не забудь написать. — Пока, — улыбается, быстро обнимает и, взяв чемодан за длинную ручку, убегает, скрываясь за дверьми. Александр трет переносицу, смотря ей вслед ещё несколько минут, и, только убедившись, что у неё всё в порядке, получив от неё сообщение, он выезжает с парковки. *** Зоя свисает половиной тела с дивана, лежа в гостиной, и ведёт с тетей самый важный предновогодний диалог — обсуждение меню на новогоднюю ночь: — А я хочу крабовый, — повторяет вновь, рассматривая ногти, всё пытаясь придумать дизайн, ведь на маникюр уже завтра, а идей нет совсем. — И цезарь. — Ты мне скажи лучше, как мы это всё вдвоем съедим? — задает вполне логичный вопрос Лилиана, расположившись на кресле, напротив племянницы. — А, да, Лилиан.. — хитро улыбается, направляя такой же взгляд синих глаз на женщину, ставшую матерью за все те двенадцать лет, как они живут вместе. — Тут такое дело-о.. — Прямо, Зоя. В крайний раз, когда ты так начала говорить, ты разбила окно в школе. Это было пять лет назад, напомню, — тогда ей пришлось идти и разбираться в школу к директору, выслушивать гневную тираду о её дочери, а затем излагать не менее гневную в ответ, отменив планы на вечер по работе. Что не сделаешь ради ребенка… — Ну кто знал, что мяч полетит так далеко, — пожимает плечами. Лилиана её тогда совершенно не ругала, а лишь посоветовала так больше не делать. Никаких криков, ссор или наказаний. — Можно к нам Коля отмечать придет? — Ты меня напугала, — женщина, расслабленно улыбаясь, выдохнула, записывая на листочек два салата. — Пусть приходит, конечно. А с Таней что такое? Татьяна, мама Зоиного парня, была давней знакомой Лилианы. Ещё с университетских лет, когда они сидели за одной партой. Правда, одна старательно ходила на учебу и не пропускала пары, а вторая предпочитала прогулки с парнями, несмотря на что была умна и образована, умея ответить на любой вопрос преподавателя. Так и вышло, что Лилиана сейчас работает на высокооплачиваемой работе, занимая руководящую должность, и где-то в шкафу, в огромной папке с документами валяются два красных диплома об окончании ВУЗа, а Татьяна живет большом доме с большим количеством корги (или, как называет их сама Лилиана «маленькие персиковые задницы») и мужем, изредка приезжающим к ней. Странный у них брак стал со временем. — Она улетела то ли на Бали, то ли в Таиланд, не помню, — повела плечом, удивляясь самой себе: помнит более тысячи дат по истории для ЕГЭ, а то, что было пару дней назад — нет. Удивительно. — Коле предлагала вместе с ним, но от отказался. Понятное дело, у него я здесь, а не в Таиланде. Или на Бали, всё же… — Поинтересуюсь у нее об этом. Приглашай Николая. Женю с Давидом на первое января, они же с семьями отмечают, да? Пусть тоже приезжают. А новая девочка ваша, про которую ты мне рассказывала? — слегка хмурится, пытаясь вспомнить имя, так, что на лбу и вокруг глаз появляются едва заметные морщинки. — Алина, — напоминает, всё же усаживаясь в удобную позу, так как гравитация всё же начала работать и её тело потянуло к полу. — Не знаю, она в Москву уехала к сводным братьям на день рождения, но говорила, что на Новый год в Питере будет. Спрошу вечером. — Зови, кого хочешь, в общем, — поднимается с отсиженного местечка, разминаясь. — И покорми кошку, пожалуйста. Серая, пушистая нахалка, расхаживающая по просторной комнате с этаким видом: вы все здесь ничтожество и должны подчиняться мне; и в согласие со словами одной из хоязек протяжно мяукает, запрыгивая на диван к другой, требовательно смотрит, облизывая лапы. — Ведешь себя так, мол, не на помойке себя нашла. Так то верно, на ней нашла тебя я, — со вздохом поднимается, уходя на кухню, опереженная Эли́с. Зоя, размахивая пакетом с переобувкой, шагает в сторону дома из метро. Всё же, она уже взрослая, в четвертом классе, и тётя разрешила ей добираться самой, а не оставаться в школе на продленку и ждать её. Настроение было хорошим, что вряд ли удивительно: Лилиана пообещала купить вечером конфет и заказать её любимую пиццу (гавайскую, если что), в школе поставили четыре пятёрки, по прыжкам в длину на физкультуре она оказалась лучшая вновь; наконец-то потеплело и солнце перестало быть обыкновенным, не согревающим прожектором на небе, скоро наступят майские каникулы, и она вместе с тетей, друзьями и их родителями отправится на пикник загород. С тетей она живет уже пять лет. Вспоминать историю, связанную с родителями и почему она не живет с ними, она на отрез не любит. Никто не знает этого, за исключением нескольких взрослых, которые помогали тетушке отстоять её права. Но это всё совершенно не важно, ведь сейчас всё хорошо. Подойдя к своему подъезду, она слышит где-то совсем рядом тихое, жалобное мяуканье. Через несколько минут, которые она проводит в поисках источника звука, рядом с мусорным баком, в который призывают выкидывать бумажные отходы, она натыкается на крохотного котенка, оказавшегося под весьма тяжелым для него завалом: несколько картонных листов, из которых обычно собирают коробки. Бережно и аккуратно протягивает к нему руки и, не почувствовав сопротивления, которое вряд ли животное могло оказать, вынимает его, прижимая к своей груди, прикрытой ветровкой. — Маленький.. — поглаживает по сероватой, грязной шерстке, сочувствующе смотря. Вряд ли кто-то из людей мог удостоится такого от нее. Через какие-то полчаса котенок оказывается в ее комнате, чистый, накормленный и уже не трясущийся от страха. От внимательно следит за её пальцами, иногда хватая их мягкими лапками, от чего Зоя улыбается, почесывая за ушком. Страха о том, что тетя может выгнать питомца, даже не возникло. Тётя у неё очень хорошая и всегда порицает людей, поступающих с животными таким отвратительным, неподобающим образом. И вправду, волноваться было не о чем. Вечером Лилиана и Зоя съездили в ветеринарную клинику, узнали, что их новый член семьи — кошка, а по приезде домой вместе придумали кличку. Эли́с.