Тысяча и одна незабудка

Октябрь 1944

      Осень принесла вместе с проливными дождями и листопадами ещё больше битв. Ещё больше новых потерь. И, казалось, им конца и края нет. Леди уже устала считать…       Она была на северной границе фронта, когда среди канонады, оглушающих взрывов, криков командиров и раненых Леди различила панический зов Мариши. Столь тихий и не внятный, что чудом удалось заметить, не то чтобы разобрать суть. Не отзовись он тревожным звоночком в сознании, и пропустила бы вовсе среди непрерывного потока информации от всех учеников разом. Не то время, чтобы их вовсе оставлять без присмотра. Мало ли в какой момент могла понадобиться помощь – вот как сейчас.       Мгновение тишины перехода. И вновь шум и треск орудий, заглушающие человеческие голоса. Только теперь звучали они не столь близко.       Всё сразу стало понятно.       Медицинская палатка. Тусклая керосинка едва справлялась с задачей освещать походный хирургический стол. Геннадий слегка пошатывался, невидяще уставившись перед собой. Руки в окровавленных перчатках сжимали потрёпанную записную книжку. Какая ирония судьбы! Хватило одного лишь взгляда на остывающее тело, скрытое простынёй. На этот раз у Максима не было и шанса. Как и у них…       – Доктор, – робкий оклик незнакомой медсестры.       – Да… Дай мне секунду.       Геннадий прикрыл на мгновение глаза и глубоко судорожно вдохнул. Не время. Спрятал книжку в карман и стремительно вышел. Ещё немного и вслед за ним уйдёт и медсестра, а затем палатку покинет и Максим. Его место займёт другой раненый, а он… Впрочем, Леди это уже не касалось.       Их не было здесь. Но в ушах звенело от отчаянных рыданий Мариши. Оставалось надеяться, что они были мысленными. «Успокойся, им не слёзы твои сейчас нужны. Оплакивать будешь тех, кто уже умер. А сейчас твоя задача – спасти!»       – Хотя бы попытаться… – тихо пробормотала Леди, выходя под струи холодного октябрьского дождя.       – Миледи, я провожу!       Она облегчённо вздохнула. Деймон оказался рядом как нельзя вовремя. Эмоции Мариши слишком били по нервам, смешиваясь с собственными, мутили сознание и дезориентировали. Сколь ни пыталась Леди понять, где же ученица, никак не удавалось почувствовать. И снова эта всепоглощающая усталость. «Лишь бы не наделала глупостей с перепугу». Как хорошо, что было кому довериться и получить возможность восстановить душевное равновесие.       – Мариша сразу их увела, как только…       – Умница девочка.       Тепло руки. И ветер с дождём исчезли, а уши оглушило тишиной лесной чаши. Лишь шелест опадающей листвы и едва различимый шёпот. Леди наконец взглянула на Деймона. Непривычно бледный, растерянный. В глазах ещё теплилась надежда. Сердце болезненно ёкнуло – как жаль, что придётся её растоптать.       – Моя Леди, можно ли?..       Она прервала его, прикоснувшись к щеке. Ласково погладила и, приложив палец к губам, прошипела. Молча покачала головой. «Ты и сам должен был это понимать после наших разговоров, Деймон». И, прежде чем Деймон успел хоть шелохнуться, грустно улыбнувшись, Леди стремительно направилась к трём крошечным фигуркам на краю поляны.       Лейни и Софи сидели, прислонившись к дереву, между ними – на корточках, согнувшись в три погибели, Мариша. Она держала подруг за руки и что-то им нашёптывала. Они слушали, периодически болезненно морщились, но их лица были удивительно спокойны. Смиренны.       – Леди! – слабо воскликнула Софи, наконец замечая приблизившуюся Леди. – Вы здесь…       Лёгкое оживление в глазах и облегчение. Такие слабые улыбки на губах обеих близняшек. И слишком заполошные и нервные движения Мариши. Она дёрнулась, резко обернулась и, не удержавшись, упала на попу. Всё, как всегда, и как-то по-особенному иначе, тягостно.       – Тише, я здесь.       Леди ласково погладила по голове Маришу, которая спешно отползла в сторону, освобождая ей место. Опустилась на колени между Лейни и Софи.       – Больно… – пролепетала Лейни, отвечая на немой вопрос, и указала на грудь. – Больно здесь. Так невыносимо… больно. Там…       София закивала, тоже прижимая ладонь туда, где билось сердце.       – Мариша пыталась, но…       – Сейчас станет немного легче, мои хорошие.       Две пряди за ушами зашевелились, скользнув на плечи аспидно-чёрными юркими лентами. Где-то за спиной тихо ойкнула Мариша – всё поняла.       – Леди!..       Или не совсем…       Леди через плечо строго глянула на ученицу. Она, судорожно всхлипнув, прикрыла рот руками, не посмев больше возражать. Вот словно это её первый исход! Хотя, с другой стороны, и правда первый – родных и близких провожать всегда тяжелее.       Леди повернулась назад к близняшкам. Их лица разгладились, исчезла болезненная гримаса. Лишь умиротворённые улыбки и слёзы в уголках глаз.       – Вот видите, – ласково произнесла Леди и развела руки. – Идите сюда…       Муз не нужно было приглашать дважды. Они тут же подобрались и подползли к ней, в раскрытые объятия.       – Ты тоже, Мариша.       – Я? Но…       На этот раз взгляд Леди был ласковым, полным сочувствия. Она понимала, но Мариша должна была пройти через это вместе с ними, отринув страх и сомнения. Когда-нибудь ей обязательно придётся пройти этот путь одной, без помощи наставницы. И тогда нельзя будет себя жалеть.       Мариша тихо всхлипнула и кивнула. Нерешительно, пошатываясь, шагнула к ним и замкнула кольцо объятий.       – Всё будет хорошо, – прошептала Леди, крепче прижимая к себе маленьких муз. – А теперь расскажите нам…       Лейни и Софи вздрогнули и запели. Их голоса дрожали и звенели. Слёзы катились по щекам. Каждая муза рассказывает по-своему историю своей жизни, бесконечной любви и горечь утраты. И девочки пели о том, кого не смогут отпустить никогда. О единственном, за кем готовы уйти в небытие.