1.
Роза подобралась, изготовившись для прыжка, и кошкой бросилась вперед, вытягивая руку и хватаясь за локоть Эдварда. Тот остановился и повернулся к ней боком. — Эдвард, не будь глупцом! Это риск! На лицо принца тенью легла злость, помешанная с гордостью. — Это не риск, это дело чести! — ответил он, гордо задрав подбородок. — Кем я буду, если не сделаю этого? Позором своей фамилии, вот! Сердце Розы отбивало быструю дробь, готовое вот-вот вырваться из груди. Она, как никто другой понимала, на что идет сейчас Эдвард. Она нежно взяла его за руки и подошла поближе, заглядывая в его глаза. В них горела решимость и мальчишеский азарт. Роза поправила воротник его рубашки, разгладила складки на плечах и неожиданно выдохнула — сокрушенно. — Отговаривать тебя бесполезно, да? — мрачно уточнила она. Ресницы ее едва заметно трепетали. Эдвард уверенно кивнул, а потом улыбнулся, наклонился и поцеловал Розу в губы. — Все будет хорошо, вот увидишь, — пообещал он, оторвавшись от ее губ. — Все будет как надо. Роза вздохнула и грустно улыбнулась. Она не поверила его словам.2.
Эдвард поднял голову и посмотрел сквозь витражное окно на внутренний двор. Небо было ясным, желтый диск солнца бил по глазам, купая в своих лучах все вокруг, играясь с острым клинком длинного меча. Лезвие сделало круг в умелых руках воина, и Эдвард от злобы даже зубы стиснул. На плечи и грудь тяжестью легли доспехи, и только сейчас Эдвард, пожалуй, в полной мере осознал, что его вскоре ждет. Между лопаток он ощутил чувственный толчок и, покачнувшись, едва не повалился вперед. — Ну, Генри, ты чего? — прошипел он. Дышать и так становилось тяжелее, тело теперь носило несколько килограмм стали, а тут еще и брат нагло в спину бьет. — Злость свою выплескиваю, — донесся сердитый голос Генри из-за спины. Эдвард не ответил на эти слова, и вместо этого спросил: — Думаешь, кто победит? Генри пробурчал себе под нос какие-то ругательства, позвенел доспехами и ответил: — Гордость твоя. Эдвард раздраженно выдохнул и прикрыл глаза. Но даже такое простое действие не спасло его от наглой физиономии этого выскочки Франка. Он, сын богатого герцога, неделю назад, на празднике летнего солнцестояния, имел наглость оказывать знаки внимания его — Эдварда — Розе у всех на виду! Конечно, он не мог оставить этого просто так, и герцогский сынок вскоре серьезно поплатится за распущенные руки. — Ты идиот, Эдвард, — словно дед, бурчал Генри. — Между прочим, и твоя вина в этом есть. Эдвард скривился. Генри был прав: претензии Эдварда на Розу с полной уверенностью можно было бы назвать притянутыми, но, видимо, никто не решился перечить воле принца. Дело в том, что, хоть Эдвард и Роза считали себя парой уже несколько месяцев, они до сих пор не придали свои отношения огласке, поэтому для общественности Роза все еще была «не занятой». — Не напоминай. Все равно уже поздно. Отказываться я не намерен. — Естественно не намерен, сам же додумался вызвать его на поединок, — бормотал Генри, возившись со всевозможными ремешками и шнурками на доспехе Эдварда. — Видел бы ты себя тогда: глаза налились кровью, как у быка, вены вздулись, еще чуть-чуть, и пена изо рта пошла бы! Жуть, короче, — он выдохнул, осмотрев результат своих трудов. — Вроде все. На, вот, шлем твой. Эдвард с щемящим чувством радости принял шлем и расплылся в глуповатой улыбке. Принц был в великом предвкушении от грядущего поединка даже несмотря на неизбежные неприятные последствия. Наконец-то! Он так давно мечтал вновь окунуться в это переполняющее азартом чувство свободного боя! Так хотелось сойтись в честном поединке с достойным соперником. Но, несмотря на бурную радость, в глубине души его съедало волнение. Этот поединок — не просто бой где-то за тихим углом, нет. Это настоящий турнир, за которым будут следить сотни зрителей. Пусть Эдвард и отлично владел оружием, но такого рода поединок должен был стать первым в его жизни. Доселе весь двор был настолько поглощён своими заботами, что никому не было ни до кого дела; все плевали на правила, а вызвать на поединок принца и вовсе боялись. Потом нашли сердце волшебства, и мир словно бы ожил: все стали вызывать друг друга на дуэли, выяснять отношения ярко и сочно, прямо, как положено! Словом, Эдвард одновременно радовался и боялся. Снаружи раздался звук горна, и Генри вздохнул. — Пора, — сообщил брат, и Эдвард был полностью с ним согласен.3.
Эдвард едва не выругался вслух. Кажется, сама вселенная решила посмеяться над его самонадеянным поступком. Едва он вышел в центр ристалища, как солнце больно ударило ему в глаза, и он сощурился. Франк, поджидавший его, хитро и дерзко усмехнулся. Он непринужденно взъерошил густые тёмные волосы и, метнув игривый взгляд в сторону Розы, неожиданно подошел к ней. Он ловко подцепил ее ладошку и, склонившись, прикоснулся губами к нежной коже ее руки. У Эдварда внутри закипела буря, когда Франк, к тому же, начал что-то горячо шептать Розе. Девушка слушала, но с каким-то едва заметным отчуждением, а затем вежливо улыбнулась и отстранилась. Эдвард сверлил Франка взглядом изголодавшего и раненого волка, и юноша шутливо подмигнул ему. Запоздало принц понял, что его соперник только этого и добивался: разозлить его, заставить потерять рассудок и позволить ярости завладеть собой. Герольд громко огласил их имена и причину организации турнира, а Эдвард и Франк приблизились друг к другу, чтобы обменяться парой слов перед началом поединка. — Как настроение, Ваше Высочество? — дружелюбно поинтересовался Франк. Эдвард приблизился к его лицу и, словно едкий яд, выплюнул: — Я тебе глотку разорву. Франк ничего не ответил, а лишь улыбнулся и сделал несколько шагов назад. Эдвард нацепил на голову шлем, резким движением выхватил из рук слуги меч, повесил на левое предплечье щит и постарался все же успокоиться. Прошло несколько секунд, прежде, чем Роза взмахнула веером, и поединок начался. Вместе с этим жестом внутри Эдварда разгорелся самый настоящий пожар, и он, подстегиваемый бурным чувством любви, которое испытывал к Розе, первым бросился на противника. Мечи громко скрестились, прося крови, но Франк точным сильным движением отбил меч противника, и Эдвард едва не выронил оружие. Франк был довольно высокого происхождения, что давало ему привилегии тягаться с самим принцем, что невероятно сильно злило Эдварда. Род, к которому принадлежал Франк, был древним и корнями уходил к истокам Волшебного Королевства. Известно, что его предки начинали под эгидой их первого короля, были верными придворными и вообще всегда сопровождали королевствую свиту. Сюрко Франка было черно-желтым, в цвет герба его семьи, а на груди у него чернело круглое солнце. Одну треть черного диска закрывал белый лунный месяц. Меч Франка задел плечо Эдварда, но он успел увернуться. Принцу пришлось признать, что этот наглец управляется с оружием не хуже его самого. Эдвард блокировал атаку щитом, сделал выпад и — вдох — ранил противника. Выдохнул, и тут же сам ощутил пульсирующую боль в левом плече, едва не уронив собственный щит. Они с Франком одинаково скривились, и Эдварду внезапно захотелось рассмеяться. И Генри, и Роза, и вообще наверняка каждый прохожий говорили ему, что это опасная затея, что Эдвард подвергает себя огромному риску. Каждое ранение, которое он наносит Франку, он считай, наносит и самому себе. Принц прекрасно это понимал, и все же не отказался от подобной перспективы. Настоящий воин не выказывает признаков внутренней боли и слабости, даже если все его естество кричит, пытаясь остановить эти самотерзания. Казалось, два бойца не просто сражались, казалось, они танцевали невероятно сложный танец, поднимая клубы пыли и то и дело скрещивая мечи. Зрители возбужденно кричали, подстегивая свирепость и решимость противников, и те бросались друг на друга, словно обезумевшие звери. Их силы были поистине равны, они оба уже устали; у Эдварда болели, похоже, все мышцы, хотя ранений у него было вдвое меньше, чем у противника. Когда стало казаться, что поединок может затянуться на длительное время, Эдвард сделал рывок, оказавшись совсем рядом с Франком — их глаза смотрели друг на друга в упор, и Эдвард видел напротив себя только страх, — толкнул его и, выбив из рук меч, прополосовал его бок. Наконец, Франк как-то слишком громко вздохнул, попятился и вдруг упал, хватаясь за окровавленную рану. Эдвард сипло внятул воздух и почувствовал, как силы стремительно оставляют его. Перед глазами заплясали чёрные вихри, а все звуки стали каким-то приглушёнными, словно он оказался под водой. Люди что-то кричали, и было непонятно, от радости за победу принца, или от волнения за побежденного. Когда Эдвард немного пришел в себя, то понял, что и он не смог устоять на ногах: вокруг него суетились люди, но он не понимал, что они говорят. Все его тело болело, горело, и он едва ли мог задержать взгляд на своих руках и ногах. Голова закружилась, во рту пересохло, очень хотелось пить. — Эдвард, ну же, — тёплая ладошка легла на его щеку и нежно погладила: — Только не падай. Не здесь, прошу. Принц глупо улыбнулся и посмотрел на небеса. Ему вдруг стало ужасно стыдно от осознания. Увы, в этом поединке не было победителей: Франк проиграл ему, Эдварду, а он, принц, проиграл самому себе.4.
Эдвард тревожно мерял комнату шагами. Прошло уже более недели после его поединка с Франком. Конечно, Эдварда объявили победителем даже несмотря на то, что он также свалился без сил. Как позже выяснилось, принцу стало плохо из-за начавшегося внутреннего кровотечения. Видимо, из-за слишком сильной боли, которую он испытывал «благодаря» своему дару, один из внутренних сосудов не выдержал напряжения и просто лопнул. Но лекари быстро поставили на ноги и его, и Франка. Но не это его волновало больше всего. Ему в голову пришла одна гениальная идея, которую он хотел бы воплотить в жизнь, но боялся. До ужаса боялся. — Если мой дар — исцелять других, — делился он своими мыслями с Розой. — То, стало быть, я смогу научиться исцелять и самого себя? Роза смотрела на него с неприкрытым беспокойством. — И как ты думаешь научиться этому? — спрашивала она. Эдвард лишь пожимал плечами, в глубине души прекрасно понимая, как. В те несколько дней он перечитал множество трудов, наткнувшись на любопытное словосочетание «регенерация клеток», но этих записей оказалось недостаточно для видения полной картины, и оставался один лишь способ, самый неприятный, но самый действенный. Эдвард посмотрел на свои ладони и с легкой усмешкой заметил, что его пальцы едва заметно подрагивали. В конце концов, если он действительно хочет этому научиться, другого выхода у него нет. Он был уверен, это умение однажды может понадобиться ему в бою и спасти жизнь. Стараясь не обращать внимание на вопящий против этого голос разума, Эдвард схватил со стола небольшой тонкий нож с изящной рукоятью в виде пера, которым обычно вскрывал конверты с письмами, и чиркнул, словно спичкой по куску серы, по собственному пальцу. Кожа разошлась и в этом месте наполнилась алой кровью. А Эдвард смотрел на дрожащий пульсирующий от боли палец и не понимал, что ему делать.5.
Советник монотонным речитативом зачитывал повестку дня, выдвинутую на очередное заседание. В списке были скучные сводки про урожай зерна и репы, число крупно-рогатого скота, повышение цен на молоко для соседних государств и тому подобная ерунда. Почтенное собрание из высших господ, аристократии и приближенных короля слушали с огромным вниманием, уже готовые скреститься в страстных спорах, потому как придерживались разных взглядов в отношении развития экономики королевства. Эдварду же было абсолютно все равно. Насчет экономики для него было все просто: он обязан придерживаться позиции отца, а все тезисы этой позиции он мог воспроизвести, даже если бы его разбудили посреди ночи. Заседания же эти не имели почти никакого значения, ведь окончательное решение все равно будет принимать король, а в данном случае — Эдвард, потому что сегодня он заменял отца. Принц откинулся на высокую спину стула и аккуратно сложил руки на коленях. Они, под слоем белых бинтов и мягкой ткани камзола, горели, и Эдварду стоило огромных усилий держать лицо перед собранием. Принц с некой фанатичностью предал себя идее самоисцеления, и наносил себе порезы регулярно, с благоговейной надеждой, что в этот раз точно должно получиться. Но ничего не получалось. Порезы усилием одной воли затягиваться не хотели, болели и кровоточили, поэтому приходилось обрабатывать их и скрывать под бинтами. И томиться в мучительном ожидании, пока заживут самостоятельно. Но мысль о том, что он в итоге научится исцелять самого себя, придавала сил, и Эдвард продолжал заниматься самоистязанием. Помимо присутствия на скучных собраниях, у Эдварда была еще одна работа — лечение больных. Она то и стала основным камнем преткновения во всей его затее. Эдвард и так тратить кучу сил, исцеляя несчастных больных от самых разных болезней, но сейчас его организм уже просто не мог вынести такую нагрузку, ведь ему нужно было еще и лечить самого себя. Из-за этого Эдвард постоянно чувствовал себя неважно, у него болела голова, всегда хотелось пить и спать. Лицо его стало до того болезненно бледным, что ему приходилось пользоваться косметикой. В конце концов, после одного случая Эдвард бросил попытки научится исцелять самого себя на несколько месяцев.***
Он медленно шел по коридору к себе, чтобы отдохнуть. Ушел со встречи с иностранными послами на полчаса раньше, потому что в глазах уже плыло, а руки нещадно ныли. В последнее время от боли спасала мазь, которую Эдвард совершенно случайно приобрел у алхимика. Баночки хватало на несколько недель, и все равно Эдвард регулярно ходил в лавку за новой. Неожиданно из-за поворота показалась знакомая макушка с копной темных волос. Франк жил в восточном крыле дворца и работал, кажется, в архивах. Эдвард едва ли не скривился, но вовремя собрался. Вот уж он не подумал бы, что такой наглый и вычурный человек любит заниматься бюрократией. — Ваше Высочество! — с привычной ему ухмылкой поздоровался Франк и слегка поклонился. Казалось, его никогда не покидало хорошее настроение и желание насмехаться над каждым встречным, и Эдварда это бесило. — Отойди, — прорычал принц, грубо оттолкнув герцогского сынишку в сторонку. Франк удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал. Эдвард сделал несколько шагов, когда вдруг почувствовал подкатившую к горлу тошноту и головокружение. Он схватился за стену, а потом в глазах завихрились черные узоры, колени подкосились, и Эдвард рухнул без чувств. Очнулся он, лежа на небольшой софе в каком-то, видимо, бальном зале с высокими потолками. Левой руке было прохладнее, чем правой, и Эдвард тут же скосил нее взгляд. И едва не выругался вслух. Кто-то вытащил его левую руку из камзола и перебинтовал — новые бинты пахли странно, он к такому резкому запаху не привык. К тому же, болело на месте старых порезов, значит, они каким-то образом разошлись. Эдвард поднял взгляд и увидел Франка. Тот сидел в кресле напротив, отсутствующим взглядом наблюдая за принцем. Эдвард, стараясь не думать о том, что Франк все видел, сел и вдел руку в рукав камзола. — Кто перенес меня сюда? — резко спросил принц. — Я, — ответил ему Франк. Голос его на этот раз оказался слабым, словно бы сломленным, и охрипшим. — Сам? — удивился Эдвард. Франк утвердительно кивнул. — Вход в этот зал был тут же, где вы упали. Это было недолго. Я почему-то подумал, что… что лучше не звать на помощь слуг и лекарей. — Значит, и бинты ты мне сам наложил? Франк сглотнул — кадык его резко подскочил, а потом опустился на место, — и кивнул. Эдвард нахмурился. За время этого маленького диалога Франк не поднимал на него взгляда, а смотрел куда-то в сторону или вниз, в пол. Что-то в нем, всегда самоуверенном и нарцистичном, переменилось, сломалось, и Эдвард не мог понять, что именно. Наконец, Франк боязливо покосился на принца и, разлепив сухие губы, тихо спросил: — Зачем вы это делаете? Он сделал жест, будто бы хотел указал на руку Эдварда, но почему-то передумал. Однако Эдвард уже разгадал его движение. Принц резко поднялся, отчего в глазах снова заплясали черные узоры, но он устоял. Когда зрение вернулось, Эдвард грозно навис над Франком. — Это не твое дело. Никто больше не должен знать об этом, понятно? Ослушаешься — твоя голова полетит по эшафоту. А за ней — головы твоей семьи. Франк дернулся и в ужасе схватился за подлокотники. Он слушал Эдварда со страхом, какой испытывает овечка перед волком. — Ты меня понял? — спросил Эдвард. Франк мелко кивнул, и только тогда принц позволил себе уйти.***
Эдвард на мгновение прикрыл глаза. Советники и аристократы уже начали спорить, выдвигая аргументы один нелепее другого. С Розой отношения тоже испортились. Если до этого всего они часто спали вместе, то сейчас совместный сон почти исчез из их отношений. Эдвард вполне успешно прикрывался неважным самочувствием, но понимал, что рано или поздно Роза захочет узнать больше о его фантомной болезни просто из чувства беспокойства. А Эдвард дал себе слово не рассказывать ей о том, чем занимается по вечерам: Роза для таких вещей была слишком хрупкой и нежной, она бы обязательно испугалась. Аристократы гудели как назойливые мухи, и Эдвард сжал губы в тонкую полоску. Голова болела. Когда же эта пытка закончится?!6.
Все же одно важное приобретение Эдвард для себя сделал. Он перестал бояться резать себе руки; он привык к однообразной боли. Он знал, что его ожидает постоянное повторение одного и того же алгоритма действий: он наносит новый порез, пробует исцелить, у него снова ничего не выходит, обрабатывает рану и накладывает бинты. И так много-много дней, недель. Эдвард посмотрел на свои руки. Множество светлых шрамов украшали их, и принц вдруг подумал, что, если они вдруг все захотят разойтись, то у него на руках и живого места не останется. Мысль эта показалась ему настолько ужасной, что его даже передернуло от отвращения. Эдвард взял со стола лезвие и уверенным, выверенным за такое количество времени и почти что даже легким движением вспорол себе кожу. Порез привычно вспыхнул болью и окрасился в алый. Эдвард спокойно отложил лезвие и поднес ладонь к ране. Он не стал изобретать каких-то новых способов исцеления, а просто пробовал то, что работало на других людях всегда: прикосновение. На самом себе никогда не получалось, и Эдвард запоздало стал думать, что, возможно, секрет кроется в ином действии. Не успел принц приложить ладонь к ране, как почувствовал легкую щекотку, и тут же убрал руку. Порез аккуратно, медленно затянулся сам собой, не оставляя после себя никакого следа, даже кровь вернулась на свое место. Эдвард завороженно смотрел на это волшебное явление и не мог поверить своим глазам. Он судорожно выдохнул и осел на пол, привалившись спиной к стене. Он сидел, тупо выставив перед собой руки, и пальцы его дрожали. Сердце забилось чаще. Неужели получилось?.. Неужели вся эта боль, кровь и мучения были не зря? Сколько ошибок он совершил, прежде чем усвоил урок? Несколько месяцев. Подорванное здоровье. Испорченные отношения с девушкой. Отметины на всю жизнь. Эдварду стало казаться, будто бы он родился заново. В жилах кипела молодая кровь, тело налилось силой, а воздух вдруг стал чище и звонче. Эдвард был уверен, что теперь ему и море по колено. Вырваться живым из темной пучины, получив столько ударов, вознестись до вершин гор, мог далеко не каждый. Эти и еще многие другие мысли стрелами пронеслись в его голове прежде, чем он поднялся с пола, обработал лезвие, убрал в ящик бинты с надеждой, что они ему больше не понадобятся. Руки все еще дрожали. Он прошел этот путь. Он доволен собой. И это все было не зря.7.
Роза расправила складки ткани и извлекла на свет изящные ножны для кинжала. Работа была выполнена мастерски: на кожаной поверхности виднелись силуэты львов и тигров, экзотических птиц, переплетений виноградной лозы и маленькие, точно капли крови, рубины. Эдвард принял кинжал и извлек его из ножен. В свете солнца блеснул изящный длинный клинок. — К чему такие подарки? — удивился он. Роза чуть улыбнулась и легко пожала плечами. — Просто так. Пусть он верно служит тебе. Эдвард долго смотрел Розе в глаза, медленно, словно в забытье, отложил ножны на столик, опустил взгляд на кинжал и без особого усилия полоснул лезвием по пальцу. — Острый, — завороженно пробормотал принц. Роза опустила взгляд и ахнула: алые бусины крови выступили на порезе и, собравшись воедино, скатились вниз по пальцу. — Зачем ты сделал это?! — вскричала она. Ресницы ее трепетали от беспокойства. — Хочу показать тебе, чему научился, — медленно протянул Эдвард, не отрывая взгляда от пореза. — Смотри. Роза сокрушенно вздохнула, но все же опустила глаза. Эдвард сосредоточил внимание на этой маленькой ранке, и вскоре почувствовал, как кожа стала сама собой срастаться: ровно, гладко становясь на место. Роза охнула и вдруг расплылась в улыбке. — Ты смог! — радостно воскликнула одна и прижалась к принцу, обнимая его за талию. Эдвард обнял ее в ответ и поцеловал в макушку. Залитые светом закатного солнца, они стояли, обнявшись, пока Роза не отстранилась и не обхватила руками лицо Эдварда. — Ты только меня так больше не пугай! — попросила она. Принц склонился над возлюбленной и легко чмокнул ее в кончик носа. — Не буду, — пообещал он. — Давай забудем об этом недоразумении?.. Роза кивнула и замерла в его объятиях. — Знаешь, о чем я еще подумал? — неожиданно спросил Эдвард. — М? — Что нам нужно пожениться. Роза не сразу сообразила, что предлагал ей принц. А потом отпрянула от него и посмотрела в глаза с выражением крайнего изумления. — Ну, действительно! — рассмеялся Эдвард. — Или ты не хочешь? Роза вдруг зарделась и улыбнулась кончиками губ. — Хочу, конечно, — прошептала она. Эдвард прижал ее к себе и коснулся губами ее виска, улыбнулся. — И больше никакие Франки не посмеют приставать к тебе. Оба на секунду затихли, а потом весело рассмеялись.