***
Я лежал на сене, сложенном под крышей сарая, и лениво ковырялся в зубах травинкой. На самом деле я должен был помогать старшим братьям в уборке урожая, но было бы кощунством потратить такой великолепный день на работу в поле — и я удрал. Меня, конечно, будут бранить вечером и, наверняка, оставят без ужина, но, по-моему, пора бы им уже привыкнуть к моим проделкам. Тем более что каждая собака меня знает как главного заводилу и шутника, и ещё никому не удалось отучить Джека Летерна пакостить: если кто из селян и пробовал меня наказать, то на следующий день его ждала куда более жестокая шутка, чем та, что служила причиной порки. Да и прятаться я умею так, что не сыщут. — Джек! Так и знала, что ты тут! Над полом показалась кудрявая шевелюра Лиан, быстро взбирающейся на мой чердак. Эта девчонка — частая участница моих игр — всегда умудряется найти меня, куда бы не прятался. Но я на неё не сержусь, ведь она единственная, кому не важно насколько скверны мои проделки — она просто не желает пропускать ни одну из них. Я блаженно улыбнулся: провести день в обществе Лиан — о таком подарке судьбы я и мечтать не мог…***
Совершая ночной обход кладбищенский сторож заметил возле одной из могил безмолвно стоящего человека. На нём был длинный плащ с капюшоном, скрывающий фигуру незнакомца. Плащ настолько выцвел и истрепался от времени, что ни цвета, ни фасона было не разобрать. — С вами всё в порядке? — на всякий случай выкрикнул сторож и сделал ещё несколько шагов в сторону странного посетителя. Некто в плаще вздрогнул и медленно кивнул. Сторож приостановился, наконец, сумев понять, у какой именно могилы стоит незнакомец, и вспомнил кладбищенскую легенду, что раз в году, всегда в одну и ту же ночь, в течение уже двухсот лет кто-то приводит это надгробие в порядок. Холодея от ужаса, сторож поспешил прочь. Через несколько минут заскрипела, открываясь, кладбищенская калитка, оставляя посетителя наедине с луной и пробирающим до костей ветром.***
В тот день дул сильный ветер, разыгралась непогода. Родным надоели мои праздные шатания по округе, и меня отдали в подмастерья к кузнецу, живущему в соседней деревне. С Лиан мы виделись, но мельком и не часто: весной у неё умер отец, и семейству приходилось туго. Поэтому я всё ещё и горбатился здесь как проклятый, день за днём раздувая меха да околачивая тяжёлым молотом простые заготовки: до конца лета у меня должна будет подкопиться сумма, достаточная для того, чтобы сыграть свадьбу. Лиан… Милая моя, любимая Лиан… Я обязательно заберу тебя оттуда! Зимой ты была настоящей красавицей, а ведь тогда ты только-только начала расцветать. Должно быть, сейчас от тебя и глаз отвести нельзя, моя звёздочка… В дверь кузницы постучали. Мой наставник вышел на порог, прикрыв за собой дверь. Я не мог расслышать, о чём он говорит с посетителем, но почему-то внутри всё сжалось, крича от боли. Не понимая, что происходит, я с остервенением взялся за работу. Когда мастер вернулся, молоток споро отбивал дробь по оплавленному металлу, доводя до ума заготовку плуга. За обедом кузнец вручил мне какую-то бумажку. Я узнал почерк Лиан. Она писала, что им с матушкой и сёстрами пришлось много пережить за эти несколько месяцев. Они остались бы даже без крыши над головой, если бы не помощь проезжающего вельможи. А теперь её, мою Лиан, выдавали замуж за этого богатого благодетеля… В последних строчках она просила меня простить её и забыть навсегда: «мой долг — заботиться о сёстрах и старой матушке. Я должна поступить так, забыв про собственное счастье…» Лиан! Моя Лиан… О, Боги, за что!.. Я не позволю, чтобы это произошло! Я должен всё исправить! — Летерн! — послышался окрик мастера, когда я кинулся за дверь. — Джек! Кузнец силился перекричать завывания ветра, вернуть меня обратно, но я не собирался возвращаться без моей Лиан. Я кинулся бежать. Был сильный ливень. Ноги увязали в чавкающей грязи, ветер хлестал по лицу мокрыми растрёпанными волосами. На дорожной развилке меня чуть не сбила карета. Кучер осадил лошадей и грозно крикнул, чтоб я убирался с дороги. Мог и не утруждаться, я уже бежал дальше. Лёгкие горели от бешеного темпа, порой я спотыкался и падал, но остановиться я себе позволил только перед её домом. Когда я заколотил в дверь, мне никто не ответил. Попробовал достучаться до соседей — мне сказали что Лиан не так давно села в карету вместе со своим избранником и уехала из наших мест навсегда. Значит, та карета, что чуть меня не сбила… Она была так близко, а я её упустил! Как же больно. Как больно! Ну почему, почему я не поменял местами те треклятые указатели?! Почему не вскочил в экипаж?! Я дурак… дурак, дурак, дурак!.. В тот вечер селяне впервые проявили ко мне сострадание: бесплатно угощали выпивкой в трактире, сочувственно похлопывали по плечу. Я сидел за столом, схватившись за голову и пил, пил, пил, пил… В какой-то момент туман в моей голове прояснился, и я осознал, какие люди окружают меня на самом деле. Господи! Ну конечно! Как я сразу не понял: меня ведь все предали. Они нарочно до самой последней минуты скрывали от меня происходящее. Знали, что попытаюсь вмешаться, вот и не говорили мне о предстоящей свадьбе… Решили, что для Лиан так будет лучше… Ненавижу! Мне стало противно сидеть в этой грязной забегаловке с людьми, чьи души уже насквозь прогнили от вранья. Я встал из-за стола и, шатаясь, побрёл на улицу. Противный дождь всё не унимался. От частых мелких капель одежда вся вымокла. Ветер нещадно трепал выцветшую ткань. Я шел в темноте, не разбирая дороги под тусклым светом луны. Разум говорил чтобы я вернулся в тепло и уют, а сердце злобно огрызалось, что больше нет в мире уголка, где мне было бы тепло и уютно. Ноги словно сами принесли меня к злополучному столбу с указателями. Разозлившись, я стал колотить по мокрым обтёсанным доскам до тех пор, пока указатели не упали вниз, в дорожную грязь… Спустя месяц я узнал, что в ту злополучную ночь карета, в которой ехала моя ненаглядная Лиан, упала с обрыва во время оползня. Позже я разыскал её могилу и, стоя у надгробия, поклялся, что каждый год буду навещать её. Я вернулся в свою деревню и поселился в заброшенном доме. Том самом, где когда-то звучал её заливистый смех. В кузнице я больше не появлялся. Односельчане с укором говорили, что я стал ещё более несносен. Говорили, что я пьяница и вор. Говорили, что я грешник и скупец. Даже родная мать называла меня Дьяволом. Ну что ж, у неё есть ещё два сына, которые смогут оправдать её надежды на сытое безбедное будущее. Для себя же я будущего не видел: его перечеркнула траурная лента на могиле Лиан. Подолгу я бродил в одиночестве вдоль дороги в поисках лёгкой наживы, пьянствовал в кабаке, заливая свои боль и горе… Отныне мне было невыносимо видеть чужое счастье. Если я замечал где-либо воркующих влюблённых, то вскоре они обнаруживали пропажу какой-либо ценной вещи или любимый костюм, изодранный в клочья. После каждой такой проделки я снова отправлялся в кабак. Напившись, вновь уходил на дорогу и менял местами — а чаще просто ломал — дорожные указатели. Все только диву давались, как я до сих пор жив: вечно избиваемый за кражи, грязный и насквозь пропахший канавами, в которых подолгу валялся с перепоя, я, тем не менее, никогда не простужался. Это злило и одновременно веселило меня: такое крепкое здоровье было поводом для гордости, но одновременно оттягивало нашу с Лиан встречу на небесах… Идти по дороге и пьяно мурлыкать себе под нос популярную песенку стало для меня привычным занятием. В последнее время зрение стало меня подводить: то и дело неожиданно стали появляться чёрные пятна-круги — и так же внезапно они исчезали, проясняя взор. В один из таких приступов я, споткнувшись, кувыркнулся и растянулся в пыли. Кое-как поднявшись и протерев глаза, я разглядел лежащего навзничь человека. Мертвец? Как он тут оказался, на дороге? А костюмчик-то хорош! Может ещё и денежки водятся в карманах? А что? Ему-то уже точно не пригодятся, а у меня как раз пойло закончилось: сегодня утром в желудке приятно осела последняя половина бутылки. Не успел я дотронуться до кошелька, закреплённого на поясе, как холодная рука покойника вцепилась в моё запястье. Послышался жуткий смех, и почти тут же хватка ослабла, а я отдёрнул руку с ужасом видя, как труп встаёт на ноги. — Джек, ты и впрямь таков, как о тебе говорили, я восхищён. И опять этот жуткий смех, от которого холод пробегает по спине. Что-то не так: он ведь не дышал — я проверял. Вот дьявол! Стоило так подумать, как взгляд тёмных глаз остановился на мне с каким-то самодовольно-выжидательным выражением. — Что-то хотел, Джек? — губы незнакомца искривились в насмешливой улыбке. Откуда он знает моё имя? И с чего он решил, что мне от него что-то нужно? Я же поминал не его, а… — Ты?! — в горле разом пересохло. — Я — спокойно ответил мужчина, стряхивая с пиджака и штанов дорожную пыль. — Мне стало любопытно взглянуть на того, о ком людская молва сложила столько баек и полных ненависти сплетен, — стоящий передо мной рассмеялся хриплым каркающим смехом, будто всё это было крайне забавно. — О, да ты же совсем протрезвел! Я напугал тебя? Ну извини. Предлагаю исправить мой просчёт. Не откажи в любезности, выпей со стариком за знакомство. Тем более что ты и так непрочь был разжиться моими деньгами, — он насмешливо изогнул бровь. Неужели меня считают настолько ужасным человеком, что слава обо мне дошла даже до преисподней? И вот, уже сам Дьявол предлагает мне выпить… А, собственно, что мне терять? Спустя полчаса мы сидели в трактире. Почему-то сегодня было очень тихо. Под настороженные взгляды посетителей, в которых смешались страх и презрение, я взял с подноса пару кружек и отнёс их к столику, что стоял чуть поодаль от остальных. Мой собеседник радушно предложил тост за моё здоровье. Весьма забавно в сложившейся ситуации. Постепенно меня начало развозить. Мне вдруг показалось крайне забавным провернуть с трактирщиком одну славную шутку, о чём я не замедлил сообщить повелителю преисподней. — Джек, да ты отчаянный парень! — с улыбкой сказал он и превратился в шестигранную монету. И тут я придумал шутку получше: схватив монету, я сунул её в карман, где лежал мой нательный крестик, и выбежал из трактира. Я бежал так быстро, как только позволяли подкашивающиеся от выпивки ноги. Впрочем, завывания и стенания, звучавшие в моей голове, здорово подгоняли вперёд. — Джек! — собственное имя прозвучало как проклятье. Только не останавливаться, только не останавливаться… — Джек! Если ты меня отпустишь, то год проживешь вместе с той, кто тебя любит, и я не стану вам мешать. Не может быть! Лиан? Моя Лиан — она вернётся ко мне? Мы будем вместе? — Ты правда сможешь это устроить? — я остановился как вкопанный у окраины деревни с напряжением ожидая ответа. — Да. — Поклянись! — Клянусь тебе, Джэк О’Летерн, — по-змеиному тихо прошептал голос в моей голове, заставляя зажмуриться, дрожа от волнения. Выждав несколько мгновений, я с надеждой открыл глаза, но рядом никого не было. — Где она? — Сначала отпусти. Я сдержу свою клятву, Джэк, будь спокоен. Поколебавшись, я всё же достал из кармана монету и швырнул её на землю. Ещё в полёте монета исчезла, будто растворилась в воздухе, и раздался оглушительный вой, переходящий в смех. Налетевший порыв ветра заставил меня зажмуриться, прикрывшись рукой. Когда же ветер стих — я огляделся и понял, что остался один. — Ты обманул меня! — прокричал я, с досадой сжимая кулаки и шаря взглядом по безлюдному тракту и морю травы по обеим сторонам от него. В голове вдруг снова раздался злобный хохот. — О, нет, я сдержал клятву. Иди домой, Джек, проспись… Голос стих так же внезапно, как и появился. Проклятье! Даже для него это было слишком — так шутить со мной. Ненавижу! Пропади всё пропадом… Я осел на землю, по щекам потекли слёзы. Сквозь рыдания я вдруг услышал, как где-то рядом затрещали кусты, и почти тут же по щеке провели шершавым языком и жалобно заскулили… Спустя год я сидел на деревенской площади прося милостыню и неуверенно протягивая руку с плошкой прохожим, чьих лиц даже не мог разглядеть. Неясные силуэты и тусклые цвета — вот каким мне виделся теперь этот мир. Вздохнув, я прислонился к бревенчатой стене. На колени скуля тут же положила морду моя попутчица, улёгшаяся рядом. Я потрепал её за ухом и погладил длинную свалявшуюся шерсть. — Спасибо, что была рядом со мной всё это время, девочка, — надеюсь, она видит сейчас мою улыбку. — Пойдём, Рыжая: сегодня у нас ещё много дел. Она встала, привычно подавая мне конец верёвки, служившей поводком. Спустя время мы миновали деревню и оказались возле дорожных указателей. — Дальше тебе со мной нельзя, — непослушные пальцы всё же справились со сложным узлом, и верёвка тесным кольцом затянулась вокруг столба. — Так будет лучше, поверь, — всё же, на прощание я ещё раз потрепал Рыжую по голове. Стараясь идти как можно быстрее, я добрался до небольшой запруды и уселся под раскидистой яблоней. — Здравствуй, — неподалёку от меня появились очертания фигуры. — Пора платить по счетам. Всё тот же голос, который снился мне в кошмарах весь минувший год. Не думал, что уходить будет так страшно. — Ты изрядно позабавил меня в нашу первую встречу, Джек. Хотя кое-где в твоей шутке был перебор. — В твоей тоже, — я не смог удержаться от горькой усмешки. — О, перестань! Мы оба знаем, что ты сам в этом виноват. К тому же, вернуть её мне было просто невозможно: она на светлой стороне, а мне вход туда заказан, уж извини. На некоторое время повисло молчание. Кажется, даже птицы перестали петь. — Собирайся, Джек: нам пора, — он протягивает ко мне руку. — Могу разве что сделать напоследок какой-нибудь приятный пустячок. Медленно встаю, опираясь на яблоневый ствол. — Тогда самолично залезь на это дерево и сорви мне самое спелое и вкусное из яблок. — Зачем же всё так усложнять? Стоит мне только пожелать, и яблоко само окажется в руке, — раздался характерный хруст, и мне на щёку попало несколько капель липкого сока. — Э, нет! Я и так уже побеждён. Так пусть ТАМ меня греет мысль, что Тёмный Князь самолично лазил на дерево мне за яблочком. Раскатистый смех огласил всю округу. Резко поднялся ветер, раскачивая тяжёлые ветки. — Честное слово, Летерн, ты умеешь произвести впечатление. Я начинаю тебя уважать — ехидный смешок раздался почти у самого уха, когда его размытый силуэт приблизился к стволу и начал взбираться вверх. Не теряя времени, я достал из кармана маленький кусочек мела и нацарапал на коре крест. Тут же сильный порыв ветра швырнул меня на землю. — Джек! Мир вокруг принялся сходить с ума. Налетевший ветер припечатал к земле, не давая встать, и со страшной силой раскачивал ветки деревьев, заставляя их скрипеть и завывать. — Джек! Ты пожалеешь, что решился на такое! — А вот и нет! — задыхаясь, я изо всех сил постарался перекричать ветер. — Или ты оставишь меня в покое, поклявшись, что никогда не заберёшь мою душу в ад, или так и будешь сидеть на этом дереве! — Ты не найдёшь то, что ищешь, — порыв ветра больно хлестнул меня по лицу. — А это не тебе решать! Клянись, или я ухожу. — Клянусь, — раздалось где-то наверху. — Я никогда не заберу твою душу и не пущу тебя в преисподнюю. Вскочив, я быстро закрасил крест, и — как только это произошло — ураганный ветер сшиб меня с ног, припечатав сверху чем-то большим и тяжёлым… Кругом туман. Он везде, насколько хватает взгляда… Где это я? — Ты умер, Джек. Обернувшись я увидел своего знакомого с безлюдной дороги. Всё такой же, как в нашу первую встречу… — Так значит, ты заберёшь меня? — Нет, — улыбка сатаны похожа скорее на оскал. — Ты уже и забыл, Джек, как сам потребовал от меня этой клятвы? Рассудок вдруг разом прояснился. Значит, теперь мне только одна дорога — к ней. Ещё немного. Ещё немного, любимая. — Куда это ты? На небеса тебе нельзя: слишком распутной была твоя жизнь. Я остановился, ощущая как дрожат руки. Он ведь врёт, да? Он просто хочет немного меня напугать напоследок, вот и выдумывает всякое. Но тогда… Куда же мне идти? Везде сплошной туман, нет ничего и никого кроме нас двоих. Ну же, где же ты, посланник небес? Давай, приходи за мной, отведи меня к ней! Ну же, давай! Не знаю, сколько прошло времени, но никто так и не появился. — Куда же мне идти? — голос предательски задрожал, а зрение снова ухудшилось, но уже от стоящих в глазах слёз. — Не знаю, Джек, это уже не моя забота. Иди куда глаза глядят, — вопреки ожиданиям, на этот раз голос Люцифера был спокойным и даже немного отрешённым. Будто он потерял интерес к происходящему. — Но я ничего не вижу впереди и вокруг: везде сплошной туман. — Ну так возьми с собой уголёк. Прощай, Джек. Что-то вдруг подхватило и потянуло с такой неумолимой и пугающей силой, что я закричал и закрыл глаза. В груди будто открылась дыра, а в голове запульсировала боль. Когда всё закончилось — я открыл глаза и увидел упавшую яблоню, а под одной из её больших веток лежал я, с пробитой насквозь грудью. Как это? Я что — умер? Я теперь призрак? Но разве я не должен был убраться подальше от земли? Нет, не должен был. Вот о чём говорил Люцифер: и свет, и тьма отказали мне в последнем приюте. Выходит, я теперь так и буду бродить по земле до скончания времён? Какой-то шум привлёк моё внимание. Обернувшись я увидел свою собаку — её тоже придавило одной из упавших веток. — Зачем же ты, девочка? Ты перегрызла верёвку и прибежала за мной, да? Наклонившись, я попытался её погладить. Она будто почувствовала меня: заскулила, не открывая глаз, и махнула хвостом. Свистящее дыхание в последний раз вырвалось из пасти, и она затихла. — Прости меня, Рыжая, — я упал на колени. — Это моя вина. Это я вечно гублю тех, кого люблю. Что-то замерцало над ней, а через мгновение лохматая собака, такой же призрак как и я, стояла прижав уши и виляя хвостом, будто извинялась за что-то. Я попытался подозвать её, а она вдруг подпрыгнула высоко в воздух, в полёте становясь маленьким угольком, который я тут же поймал. Уголёк лежал на ладони, но совсем меня не обжигал. То ли от того, что я призрак, то ли от того, что она сама не хотела причинять мне боль… Рыжая… Теперь только я понял причину твоего виноватого взгляда. Ты ведь была свободна и могла бы отправиться путешествовать дальше, в мир духов. Уверен, тебе уж точно нашлось бы местечко в собачьем раю. Но ты предпочла навсегда остаться со мной… Спасибо, друг, я не забуду твоей преданности и доброты… В сумерках я вышел к окраине родной деревни. Там я нашёл старую иссохшую репу, выскоблил её сердцевину и положил туда уголёк: — Пойдём, Рыжая. Как раньше: ты будешь указывать мне дорогу, а я буду заботиться о тебе в непогоду…***
Незадолго до рассвета незнакомец вышел с кладбища и побрёл по безлюдной улице. Прилавки и магазины только-только начали открываться. Возле одного из прилавков стоял парень и спорил с продавщицей: ему не хватало всего двух медяков, чтобы купить в подарок девушке её любимые цветы, а противная торговка не хотела уступать, брезгливо косясь на протянутую ладонь с монетами. Вдруг проходивший мимо незнакомец с такой силой толкнул незадачливого покупателя, что монеты просыпались на мостовую. — Экай ты неловкий! — всплеснула руками продавщица. Парень кинулся собирать раскатившиеся по мостовой медяки, запоздало осознавая, что внешность незнакомца показалась какой-то странной. Может быть всему виной была странная истрепавшаяся одежда, в которой невозможно было распознать ни цвета ткани, ни покроя? А может, дело было в сморщенной репе с угольком внутри, на мгновение показавшейся за складками плаща? Парень не мог точно сказать. Он постарался оставить мысли о незнакомце и принялся пересчитывать собранные монеты. Суммы оказалось более чем достаточно для покупки заветного букета. Пересчитав ещё раз парень понял, что не ошибся. Неужели, тот странный господин подкинул ему медяков? Парень огляделся, но незнакомец уже давно скрылся из виду, повернув за угол…