***
Парень посадил соседа на диван и уже собирался надеть на него обновку, однако заметил, что это оказалась простыня. Пришлось завернуть в неё — изначальная одежда была насквозь мокрая с одной стороны. Через неё просвечивало худое тело и изящный чёрный крест на груди. У Пьеро кружилась голова. Ему было немного весело, много все равно и капельку тошно. Он не понимал, что за руки над ним колдуют, хотя человек, которого он видел, его голос, были определённо знакомы. Он услышал как хлопнула дверь и «кто-то» оставил помещение. Пьеро огляделся. Было удивительно тепло и сухо. Он сидел на покрывале, рисунок на котором напоминал витраж. Пахло солнцем, гримом, цитрусами. Парень сполз в положение лёжа, достал тонкие руки из рыхлого кокона хрустящей ткани. Зарылся пальцами в волосы, попутно отрывая от лица прилипшие пряди. Он дышал этим почти целебным воздухом, и его отпускало. — Хорошо... — Пиздец не хорошо, — Над Пьеро появилась тень. — А... Ар-рлекин? — Что ты там делал? Его снова посадили и пихнули чашку с теплым кипятком. Пьеро нахмурился, постепенно вспоминая произошедшее. Атмосфера в новой комнате захватила всё его внимание и отшибла память. — Я, кажется, хотел сходить за помидорами... Я хотел салат, вроде бы... — Б... Пьеро, не дури. Почему окно было открыто? Арлекин тяжело дышал и что-то искал по всей каморке. — Ах, так ты про это... Ну, я хотел успокоиться, но чуть-чуть переборщил, судя по всему. Спасибо за помощь. Повисло небольшое молчание. Арлекин пыхтел перебирая вещи в коробке. — Я могу уйти? — Нет блять, не можешь. Я вообще-то жду продолжения. Обычно люди когда хотят успокоиться не пытаются превратиться в снеговика. Шоколад едят, например. Парень перестал копаться в вещах, выудив из их недр острую, прямоугольную плитку. Он бросил её Пьеро. — На, попробуй. Я её сам сейчас собирался съесть, пока ты говорить будешь. — Но эти шоколадки довольно дорогие... — Жри давай, или я сейчас заберу. Арлекин поправил кудрявые волосы и сел рядом. Пьеро никак не мог раскрыть упаковки. Узлы подарочной тесьмы и запаянные края пакета выскальзывали из под пальцев. — Давай сюда. Послышался лёгкий хлопок, хруст двух отломившихся темных долек. Парень молча протянул руку с ними, и сам начал кусать плитку. Он смотрел на Пьеро. — На самом деле, мне немного неловко рассказывать, — бледные пальцы заправили выпавшую прядь за ухо, — в этой истории очень много посвящено моим душевным переживаниям, а ты этого не любишь. Арлекин всё ещё пялился на него и слушал. Молчание давило. Пьеро немного отвлёкся, что-то вспомнил. Кончики его ушей тут же покраснели и он отрезвился. — Понимаешь, мхех, меня священник назвал за всё это «грязным мальчишкой», — он говорил это, особенно весело вытягивая буквы на последних словах. Слушатель усмехнулся, но когда случайно встретился взглядом с Пьеро, замер. — Ты знаешь, что я давно был влюблен в Мальвину. Наверно, это действительно переросло в какую-то одержимость, потому что теперь меня за это наказывает Бог. Арлекин поперхнулся. Пьеро смотрел стеклянным взглядом куда-то в сторону окна, полностью уйдя в свои мысли — его было уже не остановить. — Раньше, когда я думал о ней, то мечты наполняли мою душу поэзией. Я забывал о боли в теле и мигренях. Стихи и музыка составляли мою самую светлую сторону жизни, дарили надежду. Дольки шоколада начинали таять на пальцах парня. «Руки согрелись» — отметил про себя Арлекин. — Сейчас, когда я вспоминаю её, моё тело поражает нечто вроде судороги: мне стоновится невыносимо жарко, руки трясутся, ноги подкашиваются. В моем животе чувство, похожее на тошноту мешается с обожанием... — И давно это у тебя? — Бровь Арлекина подпрыгнула, изобразив на лице крайнюю заинтересованность. — Ммм... Уши Пьеро намекали на то, что ему следовало бы остановиться, но природа их наградила весьма неудачным расположением для осуществления данной функции. Поэтому парень с немного севшим голосом продолжил. — Мы когда убирали декорации после одного из последних выездных спектаклей, не очень удачно поставили брусья — около двери за сценой. Ну, ты помнишь наверняка, какие они были неотесанные. И, в общем, они тогда упали на Мальвину, немного ободрав её платье... Я ей помог! Но её открытые ключицы и сбитое дыхание действует на меня каким-то магическим образом... — У тебя встаёт? —...это мой кошмар. Что? — Что? — Ну... что бы это ни было... я открываю окно в комнате, чтобы с этим справиться, и молюсь. Арлекин рассмеялся. Ему было весело, хотя смех и походил на истерические крики. Отчасти, это было правдой. — Вставай давай, я спать хочу. Он быстро согнал Пьеро на пол, выкинул остаток плитки на стол и разложил диван, занявший собой большую часть комнаты. Парень рухнул на свое лежбище и глубоко зевнул. — Черт, никогда не подумал бы, что ты... что ты такой... Ладно, это просто смешно. Я знаю как с этим справиться, Пьеро. И раз уж тебя даже священник послал... — Не послал, а назвал непристойным! —...одними молитвами тут явно не поможешь. Шоколад с корявой руки Пьеро начал капать на пол. Арлекин быстро пододвинулся к нему и взял пальцы в рот. — Если снова появится эта проблема — обращайся, — он контрольно облизал горько-сладкие губы, — а сейчас проваливай.***
Пьеро стоял посреди своей каморки. Было прохладно, пахло сыростью и синтетическими париками. Пальцы были все ещё тёплыми.