*
28 марта 2023 г. в 20:00
вылезя из бомбардировщика вслед за прочими членами экипажа, шо потрясенно застывает на целую минуту. бледное от пережитого лицо светится сквозь грязь, покрывающую ее с головы до ног. пока она стоит, как олень в свете фар, пилот, выбравшийся следом, в замешательстве кладет руку на спину шо и прослеживает ее взгляд — невдалеке стоит Хаято в штатском и с дорожной сумкой у ног.
— ты его знаешь? — слышит он исполненный подозрения голос пилота и не может удержаться от усмешки. хаято говорили, что вне зависимости от его эмоций это зрелище не внушает доверия — незнакомец слегка отшатывается, подергивая глазом. однако руку со спины шо не убирает, чем вызывает у хаято неохотное уважение. это, должно быть, тот самый шварц, о котором упоминал го.
вопрос выводит шо из ступора, но она не двигается, по-прежнему игнорируя предполагаемого шварца. по крайней мере, до тех пор, пока хаято не протягивает к ней руки. лишь тогда (все еще игнорируя мужчину рядом с собой, чему хаято бессовестно ухмыляется) шо срывается с места и, подбежав, врезается в него, чуть не сбив с ног. стискивает и мнет в кулаках его одежду, беззвучно спрятав лицо, но хаято думает, что она близка к тому, чтобы заплакать.
— ты здесь, — приглушенный шепот. шо трется лицом о его грудь так сильно, будто пытается продырявить. он, разумеется, не был бы против. — я не слышала тебя… когда они говорили… но я все еще…
шо обрывает себя, и хаято гладит ее по волосам, как когда-то, после того, как ее отец и брат исчезли во время гибели исследовательской базы в арктике, а он лежал, прикованный к постели. в особенно холодные и тихие ночи маленькая шо приходила в его комнату — мелькал краткий луч света из-за двери, она забиралась на кровать и осторожно сворачивалась калачиком у него под боком, чтобы чувствовать, как он дышит, и убедиться, что он все еще жив. хаято всегда пытался поднять руку и погладить шо по голове, уверить, что он не оставит ее ни по своей воле, ни по воле судьбы, по крайней мере, надолго. хаято позволяет себе обнять ее крепче. он знает, что ничего от этого не изменится, им просто станет неудобно, но он всего лишь человек. эта забота чрезмерна, однако хаято кажется, что если он будет держать ее изо всех сил, шо никогда не покинет его и, что бы ни творилось кругом, они не исчезнут из жизни друг друга.
но потеря неизбежна — шо нуждается в глотке воздуха. тем не менее, хаято продолжает гладить ее по волосам. они оба слишком измотаны, чтобы притворяться, что они не семья, и им все равно. сейчас, когда весь этот проклятый мир вновь обрел почву под ногами и коллективно испустил вздох облегчения, нет нужды в стенах и каменных лицах.
хаято снова обнимает ее, но уже так, чтобы шо смогла дышать. воздух отдает кровью, маслом, потом и слезами, полнится звуками отдаленного скрежета машин, глухого грохота, радиопомех. воплей и рыданий. хаято целует шо в макушку, и у ее вырывается сдавленный всхлип, но лицо по-прежнему сухо.
«может быть, я воспитал тебя слишком похожей на меня», — лениво размышляет он, глядя на луну в ясном голубом небе. усмехнувшись, хаято кладет подбородок шо на голову. когда они, разомкнув объятья, возвращаются к команде, с которой прилетела шо, он думает, что в будущем они, возможно, смогут оглянуться на это с нежностью, — и определенно с тоской. однако сейчас они два крошечных существа, которые отчаянно цепляются друг за друга на своей маленькой планете в бескрайних просторах космоса — оставленные позади, неприкаянные, с телами и душами, ноющими в знак того, что они выжили.
(— я тебе когда-нибудь рассказывал, — начинает он во время очень позднего ужина. они сидят на полу в нише под какой-то лестницей, освещение тусклое, а пыли угрожающе много. шо ест рядом с ним. хаято знает, что она смотрит на него краем глаза, слушает и ждет. он собирается с мыслями.
— уверен, ты почувствовала, — находится он, прислоняя голову к стене. мотылек лениво порхает над ними вокруг старой лампочки, затем садится. шо всегда знает, о чем он говорит, но хаято все равно уточняет: — дурь течет по их венам. было очевидно, что однажды они уйдут.
она улыбается с набитым ртом и кивает, выглядя намного старше своих двадцати лет.
— как будто перестань они хоть на секунду нестись навстречу опасности, то рухнули бы замертво и рассыпались в труху.
он от всей души смеется над этим.)