Red lights

      Через щель между плотными шторами на пол упала полоска мутного лунного света, пробежала по разбросанным на диване пыльным подушкам, украсила светлыми бликами два стеклянных бокала, на стенках которых ещё оставались капли алкоголя и наконец дошла до силуэтов двух молодых людей, забывшихся в пьяном возбуждении.       Шумное дыхание раздаётся прямо возле уха, обжигая кожу и искрящиеся от напряжения нервы. Длинные узловатые пальцы медленно ласкают плечи и живот, дотягиваются до натянутых струн сердца и играют на них неизвестную мелодию, понятную только Чану, угрожая разорвать и без того хрупкие волокна. Хёнджин на эти мнимые угрозы плевал и даже не пытался вырваться из рук Чана, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от источника всех его страданий. Наоборот, льнул к широкой груди ближе, с наслаждением заполнял лёгкие ядовитым запахом парфюма, отдавался во власть мужчины, полностью вверяя ему свое тело и разум. Вглядывался в тёмные глаза, в которых отражались красные огоньки светодиодной подсветки, от чего взгляд мужчины выглядел ещё более устрашающе. Шипел, когда на бледной коже расцветал очередной багровый след от зубов, ещё один синяк от чрезмерно крепкой хватки, при этом получая какое-то нездоровое удовольствие. Чувствовал новую кровоточащую трещинку на губе после поцелуя, но затем тянулся к губам мужчины за следующей дозой опьяняющей боли.       Чан подхватывает на руки слишком лёгкое и податливое тело и усаживает на стол, сбивая на пол пустую стеклянную бутылку, в которой буквально полчаса назад красиво плескалось красное вино. Хван лишь краем глаза успевает заметить, как та приземляется на мягкий ковёр, пачкает светлый ворс несколькими розоватыми каплями, трескается в горлышке, но остается целой. Плевать. Джин лишь снова закрывает глаза, разводит ноги шире, оплетая ими бёдра Чана, чтобы притянуть ещё ближе к себе. Забирается руками под ткань чёрной толстовки, снова целует слишком напористо, пытается забрать инициативу себе, чувствует жгучий шлепок по бедру, царапает короткими ногтями спину, слышит тихое шипение сквозь сомкнутые зубы и ухмыляется в болезненный поцелуй.       Так было всегда. В странных и диких отношениях этих двоих не было нежности и любви в привычных её проявлениях. Зато была своеобразная игра, в которой один каждый раз пытался как можно сильнее и искуснее ранить другого. Это было странным. Это было неправильным. Это было ненормальным. Но это оставалось приемлемым для обоих.       Чан медленно, обманчиво ласково провел широкой ладонью от колена вверх, добрался до края растянутой майки и резко сдёрнул её с тела Джина, оставив на правом боку небольшой ожог от ткани. Мужчина сделал небольшой шаг назад, осматривая парня перед ним. В груди в сотый раз за последний год сердце болезненно скрутилось в узел. Не так должно быть. Хёнджина бы приласкать, обогреть, защитить от боли. Он создан для нормальной жизни и здоровых отношений. Он мог бы жить с человеком, который дарил бы ему мягкие прикосновения, тёплые взгляды и ласку. Но Кристофер Чан так не умеет. Всё, что он может дать этому парню — жизнь бок о бок в тесной квартирке с совершенно не уютной кроваво-красной подсветкой на потолке, редкие волны тепла, слишком скоро сменяющегося на грубость и всю свою больную, но сильную любовь, пораждаемую рванной душой, с запёкшейся кровью на губах, царапинами и синяками на прозрачной коже и ядовитым клубком обиды, опутавшей своими грубыми нитями что-то за рёбрами Джина. Чан его испортил и винил себя за это. Всё, что он мог сделать, чтобы исправить свою оплошность — уйти, исчезнуть их жизни парня, освободить место для чего-то нормального.       Хван точно также пользуется несколькими секундами перерыва и смотрит на Чана. У того во взгляде плещется вина в перемешку с ядом. И Джин, если бы была такая возможность, выпил этот яд до последней капли. Вокруг Чана словно невидимая оболочка, покрытая острыми шипами, но Хван и не думает защищаться, наоборот, протягивает руки и желает прижаться вплотную. Криса хотелось бы вылечить от этой болезненности, научить любить и быть любимым, показать здоровые чувства. Но Хван Хёнджин так не хотел. Он заразился от мужчины этой болью, привык страдать и наслаждаться этим.       — Сегодня приснилось, что ты ушёл. Совсем, — охрипшим голосом прошептал Хёнджин, Чан приблизился к лицу парня, заглядывая через стеклянные глаза прямо в душу.       — Ты бы хотел этого? — Чан не знает, что бы хотел услышать в ответ, но он бы ушёл, если Джин…       — Мне стало страшно, — Хван прикрывает глаза, которые начали блестеть сильнее от собирающейся влаги.       — Глупец, — Крис покачал головой, опустив глаза вниз.       Джин осторожно коснулся кудрявых локон мужчины, аккуратно зачёсал их назад, пропуская сквозь пальцы и посылая по телу мужчины волну мурашек. Он давно так не прикасался. Совсем невесомо и как будто ласково. Обычно эти пряди он сжимал в кулаке, притягивая Чана к себе для очередного порывистого поцелуя. Сейчас с ними хотелось беззаботно играться, перебирая в тонких пальцах.       — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уйти? — неожиданно звучит вопрос и зависает в воздухе, нанося Чану удар под дых.       «Только-что» остаётся на языке мужчины, и он до искр жмурит глаза и до скрипа стискивает зубы, дабы наружу никак не просочился этот ответ.       — Мне было бы больно, — совсем тихо, едва слышимо добавил Джин, и Крису захотелось завыть, удариться обо что-нибудь твёрдое головой и для верности приложить об это же твёрдое Хёнджина. Хотелось кричать: «Очнись, идиот, разве тебе не больно, пока я рядом?».       Чан поднимает взгляд на парня и проводит кончиками пальцев по острой скуле, вынуждая открыть глаза и посмотреть в ответ. Тишина звоном отдаёт в ушах, и в воздухе эфемерно парят невысказанные извинения, просьбы и признания.       Пауза затягивается, но они так и продолжают смотреть друг на друга в упор, выискивая в знакомых чертах что-то новое. Они любили причинять боль. Любили чувствовать боль. Любили мучить друг друга и мучаться самим. Они любили друг друга. Ненормально, больно, сильно.       Чан неожиданно даже для себя самого прижимает Хёнджина к себе, заключая его в простые объятия. И Хван ломается. В груди взрывается сильная вспышка боли, к которой привыкнуть не удалось до сих пор. Из глаз беззвучно стекают солёные капли, и Крис принимается сцеловывать их с розовых щёк, ещё больше разрушая парня. Все их отношения с самого начала были неправильные, построенные чёрт знает как. То, что их тянуло друг к другу с силой, которой не получалось сопротивляться, было противоестественно. Не должны были эти два человека любить друг друга. Но сейчас именно они в обнимку сидят в тёмной холодной комнате и не знают как себя вести.       Они привыкли играться с болью, наносить друг другу увечья, флиртовать слишком откровенно с кем попало на глазах друг друга, чтобы потом, когда остануться наедине вымещать друг на друге ревность, ненависть и злобу. Это было привычно, но слишком тяжело. Оба устали.       Хван прячет мокрое от слёз лицо в изгибе шеи мужчины и слабо бьёт по плечу, выплёскивая вместе со всхлипами частицы своей обиды. Это Крис сделал его таким. И за это Джин рад бы ненавидеть мужчину, но всё, что он может — беззвучным плачем умолять о прекращении этого садомазохизма.       А Чан очень хотел бы ответить на мольбы пощадой. Но всё, что он может — начать осыпать колючими поцелуями лицо и плечи парня, поглаживать худые бёдра в искусственном успокаивающем жесте, притираться бёдрами, вырывая с кровоточащих губ Джина тихий скулёж. Где-то в горле костью застряло жалкое «Прости», и Чан ненавидел себя за то, что не мог произнести это вслух. Ненавидел за то, что простые извинения не помогут. Жутко злился на Хёнджина, хотя за что? Возможно, за свои чувства к нему. Возможно, за то, что парень был не в силах вытянуть его из этого болота и тонул во всей этой грязи вместе с ним. Возможно, просто так. Поэтому продолжал ещё резче и грубее двигать бёдрами и оставлять следы на шее, пока Хван в отместку полосовал широкую спину и плечи.       В низу живота начинала пульсировать тягучая боль, кожа горела в местах, где до неё дотрагивались, но никто не планировал останавливаться или что-то менять. Комната была заполнена вязкими, тягучими стонами и слишком шумными вздохами. Воздуха не хватало на двоих, приходилось дышать друг другом. Тело Хвана била крупная дрожь и если бы не Чан, парень скорее всего давно рухнул бы со стола на пол вслед за пустой бутылкой. Где-то внутри начинал развязываться узел приближающейся волны удовольствия, и Джин крепко вцепился пальцами в плечи Криса, который также был совсем близок к финалу. Ещё спустя пару сильных рваных толчков Крис кончил вместе с Хваном, жадно хватватая ртом душный воздух и улавливая притуплённым слухом высокий протяжный стон.       В ушах звенело и голова кружилась у обоих то ли от разделённой пополам бутылки вина, то ли от ударившего по органам удовольствия. А в прочем, всё равно. Чан уткнулся носом в блондинистые волосы Джина, пока тот прятал мокрое лицо на плече мужчины. Наконец наступило тихое спокойствие, в котором не ощущалось ничего, кроме сладкой неги и приятной усталости. Совсем скоро этих двоих вновь захлестнёт чувство боли, вины, ревности и желание ранить и раниться. А пока этого не произошло, им оставалось довольствоваться жалкими крохами покоя, тихим дыханием друг друга и надеждой на то, что однажды хоть что-то изменится.