Проклятый

Итачи сам не помнил, как добрался до той самой хижины, где жил старик. Тело дрожало от боли и мышцы отказывались слушаться, но Учиха не мог потерять свой призрачный шанс. Ведь если он переродится сейчас, возможно никогда уже не найдет его. Добравшись до деревянной двери, он несколько раз врезался в нее носом, издавая глухой стук и сдирая нежную кожу об обшарпанное дверное полотно. Внутри послышалась возня, а потом загорелся свет в прихожей и дверь открылась. Глаза старика сначала подслеповато всматривались в темноту, а потом в испуге распахнулись, глядя на ранение Итачи. — Как же так, мой черный друг? — Причитал он, увидев раненного жеребца на пороге дома. — Идем, идем, я что-нибудь придумаю. Старик отвел его в темный сарайчик при доме, старательно раскидал на пол солому и обернулся на Итачи, держа в руках веревку. — Мне нужно будет тебя привязать. — Тихо сказал он, оборачивая веревку о шею Учихи. — Прости. Ему было все равно, лишь бы старик помог. А не поможет — эта веревка послужит отличной удавкой, чтобы избавиться от страданий. Он послушно склонил голову, позволяя затянуть узел на шее и старательно сохраняя баланс. Стоять на трех ногах было все сложнее. Старик ловко для сухих сморщенных пальцев вправил смещенную кость, которая с противным щелчком и острым взрывом боли встала на место. Итачи дернулся и тяжело захрипел. — Тише. Тише, друг. Ты поправишься. — Сказал он, снимая веревку с шеи Итачи. Учиха знал, что уже никогда не сможет прожить эту жизнь до конца. Да и больше не хотел этого. Его сломанная нога была лучшим поводом еще сильнее сблизиться с человеком и получить имя. После чего он, наконец, позволит себе умереть и уйти в Чистый Мир. Если же старик не даст ему имя, едва нога заживет, он поднимется на скальник и закончит свою жизнь, спрыгнув оттуда. Но, он пожалел о своем решении уже через несколько дней, когда нога стала воспаляться и нарывать, у него явно был жар и хотелось кричать от неистовой боли, скручивающей уже не только поврежденную ногу, но и все тело. Старик старательно ухаживал за ним, но вот на третий день он пришел к нему, облаченный в походные одежды и с тяжелой сумкой на плече. — Я не справляюсь, мой черный друг. У меня нет нужных лекарств, и кажется, таким образом я тебя только погублю. — Он закашлялся, а потом, резко выдохнув, распрямился. — Я отправляюсь в соседнее село за медикаментами для тебя. Заодно оттуда позвоню дочери, возможно она сможет что-то привезти из города. Итачи тяжело вздохнул, с трудом понимая, о чем старик говорит, и думая о том, что закончить свою жизнь было не такой уж и плохой идеей, хотя уже поздно, из-за начавшейся инфекции он сейчас не в силах даже встать. — Держись, я вернусь к вечеру. — Услышал он сквозь пелену боли голос старика. А потом все стихло. Итачи терял сознание и приходил в себя, пытался пить, но не мог даже сделать глоток из ведра, заботливо оставленного рядом. В конце концов он случайно его перевернул, а через мгновение все померкло. Он пришел в себя через сутки от того, что почувствовал неприятный укол в районе плечевого сустава. Недовольно дернувшись, он открыл глаза и обнаружил старика со шприцем в руках. — Тише, друг, тише. Тебе сейчас непросто, я понимаю. Это поможет. — Тихо говорил он. — Я чуть не потерял тебя. Итачи оглянулся на свою ногу, которая была обмотана в свежие бинты, пропахшие спиртом, и с удивлением обнаружил, что боль немного уменьшилась. — Скоро приедет моя дочь и привезет еще лекарств. Старый конюх из соседней деревни отдал мне все, что у него было. — Причитал старик, принимаясь расчищать старый сарай, в котором лежал Итачи. Учиха был ему благодарен и хотел хоть как-то донести до него свое почтение, но старик не понимал его языка. Что ж, он найдет способ отблагодарить… На седьмые сутки его пребывания в этом сарае Итачи даже захотел встать, однако голова закружилась, и он поспешил опуститься на устланный соломой деревянный пол, чтобы снизить риск падения на поврежденную ногу. Он хотел было погрузиться в свои мысли, предавшись воспоминаниям о брате, как он это обычно делал в сложные для себя времена, но на этот раз его отвлекли. Чьи-то легкие, не характерные старику шаги, раздались снаружи, а потом дверь скрипнула. — Отец, ты здесь? — Тихо прошелестел голос. Смутно знакомый тоненький женский голосок. А потом он увидел ее. Ту самую девушку, которую когда-то встретил в лесу и вывел на поляну. Ту самую, с прозрачными глазами, которую он на протяжении года надеялся встретить у кромки леса. Ту самую, которую так больше и не видел. Она повзрослела и расцвела, красивая, статная и словно светящаяся изнутри. Замер, наблюдая за ней, а она застыла в дверях сарая, всматриваясь в темноту. — Привет, малыш. — Улыбнулась она, наконец разглядев Итачи. Девушка подошла ближе и ахнула, разглядев, наконец его окончательно. — Неужели? — Выдохнула она, садясь рядом с Итачи и проводя рукой по его потускневшей шкуре. — Это ведь правда ты? Он дернулся, кивая, прежде чем успел подумать, что животные обычно не отвечают на человеческие вопросы. Но, ему было все равно. Ее прикосновение словно сняло ту боль, что сковывала его ногу. — Я принесла тебе яблок. Отец сказал, что ты их любишь. — Она пошарилась в сумке и достала оттуда красное яблоко — совершенно несвойственное весне. Итачи жадно надкусил его, смакуя сочный фрукт. Он не шиковал, когда был человеком и питался очень скромно, но всю ценность еды он познал только будучи диким животным, вкуснее яблок, чем сейчас, он не ел за все свои жизни. — Отец тоже любит яблоки. — Хмыкнула девушка, поглаживая Итачи по шее. — Кстати, он еще не знает, что я приехала. Она вскочила на ноги и поспешила прочь из сарая. На миг замерев у двери, она обернулась. — Я буду навещать тебя. И она скрылась, оставляя Учиху одного в темном сарае. Девушка сдержала обещание, она приходила к нему каждый вечер, зажигала лампаду, перевязывала его ногу, промывая все еще воспаленные раны, а потом садилась рядом и вслух читала книги. Итачи с удовольствием слушал ее и дремал от удовольствия. Однажды она переместилась ближе, присела у него в ногах и облокотилась о бок, уютно свернувшись калачиком. Она читала старую газетную статью — скучную и совершенно неинтересную, а потом сама заснула, согревая Итачи своим присутствием. — Хината? — Голос старика разбудил их ранним утром. — Ты здесь? Она вздрогнула, мгновенно проснувшись и подскочила на ноги. — Да, отец, прости, я зачиталась и уснула. — Поспешно затараторила она, отряхивая себя от соломы. — Главное, что тебе не было одиноко. — С громким карканьем хохотнул старик. — Идем, завтрак готов. И она ушла, оставляя Итачи ежиться от холода, который мгновенно охватил нагретый ею бок. Хината. Итачи знал это имя. В его жизни так звали дочь главы клана Хьюга — старшую девочку в их семье. Она была ровесницей Саске, стеснительная и милая. Наверное, она выросла в прекрасную девушку. Но после того, как Итачи вырезал свой клан, он больше не встречал ее. Так он и задремал, думая об этой девушке. Она была его надеждой на имя… Учиха сам не знал почему, но был уверен — именно эта девушка — его настоящий шанс обрести свое имя.