Вмешательство

— Капитан, сэр, разрешите обратиться! Мы к вам от имени всех ребят. Просьба: поговорите вы уже как-нибудь с этим… с ним… Нет никаких сил дальше такое терпеть! Стив Роджерс смотрит на троих здоровенных бойцов, что мнутся и блеют перед ним, как робкие овечки. Устало пережидает, когда Остин, их старший, на текущий момент командир его личной группы тактической поддержки, а прежде лидер «Страйка-Браво», наконец соберётся и перейдёт к сути дела. Стив сегодня готов выслушать всё, что угодно, и даже бровью не повести, не изменить выражение лица. Любой сколь угодно безумный факт будет мелочью по сравнению с тем, что вся жизнь вокруг превратилась в абсолютный сюрреализм. Всё, что несколько недель назад казалось ему основательным и незыблемым, рухнуло, белое стало чёрным, чёрное — кровавым. «ГИДРА» в Щ.И.Т.е, «Страйк-Альфа» в «ГИДРЕ», Пирс — её глава, Рамлоу — двойной агент и предатель, Баки, восставший из мёртвых, обретённый и вновь исчезнувший, — киллер «ГИДРЫ», модификант, лишённый осознания себя и своих дел, итог проекта «Зимний Солдат»… Кому угодно от такого впору разбиться на осколки, оказаться запертым в комнате с мягкими стенами. Кому угодно, но не Стиву Роджерсу. Капитан Америка не имеет права на это. Не теперь. Не в текущий момент: после всех разрушений, жертв и скандала в верхах в связи с «Озарением», людоедским проектом «ГИДРЫ», который едва-едва удалось остановить на самой грани запуска, страна плохо верит правительству. Страна смотрит на него. Он сегодня стержень и символ нации. Он не имеет права сдавать. Снова, в который уже чёртов раз не имеет права. — Мы не можем спать по ночам, сэр… Он, оно… Он дожидается нас, и… Всё бы ничего, но — господи, у него ж такие клычищи! Это, сэр, ну никак не вынесешь. Никак! Роджерс защемляет пальцами переносицу. — У кого клыки, Остин? Докладывайте по сути. Стив Роджерс сгорает от невыносимого желания бросить всё и мчаться напролом вслед за Баки, в поисках Баки. Найти его, своё второе я, человека, без которого он не в состоянии существовать! Найти, обнять, прижать к себе, сказать, как он скучал, как разорвалось его сердце в момент, когда он решил, что сержант Барнс мёртв. Окутать своим теплом, обеспечить безопасность и покой. Никогда больше не отпускать. Капитан Америка должен работать, как все другие, много более напряжённо, чем когда бы то ни было, примерно так же, как во время Второй Мировой. Других вариантов нет: в Щ.И.Т.е и госструктурах идёт большая чистка, людей, абсолютно непричастных к делам «ГИДРЫ», можно пересчитать по пальцам, и дел у этих людей очень, очень много. Нужно обезвреживать предателей и террористов, а из тех далеко не все стремятся ускользнуть тихо, без боя; нужно ликвидировать тайные базы, а там, как правило, хранилась запредельная дрянь или творились чудовищные вещи, и для штурма таких мест нужны особые силы. Кто, кроме него, как всегда? Кэп вздёргивает себя с больничной койки ещё до того, как полностью затянулись раны, полученные в последнем бою… <Баки-Баки-Баки… Так больно… он ведь не понимал, что творит… найти его… Нет, нельзя думать об этом сейчас! > …вздёргивает себя с больничной койки: прежняя команда прикрытия потеряна, нужно посмотреть на тех, кто войдёт в новую, поотрабатывать взаимодействие, прежде чем отправляться на первую операцию, где понадобится их общее участие. А времени, как всегда, нет от слова совсем, на слаживание его не хватает, отчего боевые выходы проходят куда менее чисто и чётко, чем прежде. Стив не может отработать разом за всех остальных, остальные не всегда могут правильно и точно прикрыть его. Ничьей вины в этом нет, просто он, как атакующее звено, и группа огневой поддержки, как его заслон, ещё не срослись друг с другом в единое целое, не успели пока… Да и командир «Страйка-Браво», Остин, хоть вроде и очень неплох, вроде на своём месте, однако прежде всегда ходил в связке только с обычными людьми. Чтобы быстро сработаться со Стивом Роджерсом и притереть к нему своих бойцов в идеально функционирующий механизм, Остину не хватает самой малости, песчинки, волоска… Искры Божьей, сумасшедшей смеси безбашенности, хладнокровия, цинизма и злого, весёлого азарта, которой сполна был наделён его предшественник. Лидер «Страйка-Альфа». Брок Рамлоу. Двойной агент, предатель и палач. Лучший боец и лучший командир, которого Стиву только доводилось встречать. Каждый раз, как тот или иной случай приводит на память образ этого человека, ярость и ненависть, безграничные и замораживающие, как арктические льды, заполняют Роджерсу грудь. И сила его чувств не становится меньше от того, что Стив отдаёт себе отчёт: Рамлоу он ненавидит не только из-за того, что тот делал. Ещё и из-за того, как Стив обманулся в нём сам. <Жёлтые волчьи глаза, всегда ухмыляющийся, грязно матерящийся рот, тело — идеальная боевая машина, бойцовский характер, требующий идти не просто до конца, но и дальше, если будет нужно.> Роджерс и Рамлоу не стали друзьями, но испытывали то взаимное уважение, которое порой дороже дружбы. Потому Стива так и ударила потом правда об этом человеке. Внедрённый агент. Волк в шкуре волкодава. Двуличная тварь. На боевых заданиях Щ.И.Т.а он прикрывал спину Капитану Америке — на тайной базе «ГИДРЫ» пытал его лучшего друга. Хладнокровно и с прибауткой спасал Стиву жизнь — а потом, когда получил другой приказ от своих хозяев, готов был отнять эту же жизнь с равным хладнокровием. Раскрывшись перед началом «Озарения», мог отступиться от ввода кодов на запуск хеликерриеров, которые должны были уничтожить сотни тысяч человек, — но предпочёл выполнить это задание. И смог бы после всего этого уцелеть, выскользнуть, уйти. То, как возмездие его всё-таки настигло, — почти случайно, не от человеческой руки, — было прямо-таки пугающе выразительно. Брок Рамлоу исчез из мира живых, не оставив даже праха; в том месте «Трискелиона», где его видели в последний раз, врезался в стену хеликерриер, а затем бушевал такой огонь, что частично разрушил даже бетонные поверхности. Воспоминание о Рамлоу вызывает у Стива отвращение. А не вспоминать всякий вынимающий душу день прошедших двух недель — на каждом задании, на каждой тренировке с новой группой прикрытия —невозможно: адекватной замены командиру «Страйка-Альфа» не существует. Во главе «подтанцовки Капитана Америка» Брок Рамлоу был как никто другой на своём месте. — Ну так я же и говорю вам, сэр! Все эти клыки и когти, и… и… Он — то есть оно — он… мы видим его во сне после каждого полевого выхода с вами, Капитан, сэр. Я понимаю, несерьёзно звучит, простите, сэр, но… это проблема, и с ней нужно что-то делать. Сначала мы не думали… потом как-то поговорили друг с другом и выяснили, что это, мм, явление одинаковое у всех. Увидим, и после не можем спать. Глаз не сомкнуть, сердце колотится в темпе очереди из М2… Но и не спать невозможно, вы ведь понимаете? А стоит отключиться, так оно… он… опять делает это. Таблетки и виски не помогают, мы пробовали, сэр, простите. — От меня что хочет ваша делегация? — утомлённо спрашивает Стив. — Чтобы я всех бойцов группы скопом устроил на приём к психиатру? Чтобы списал вас всех в отставку или чтобы отказался от работы в связке с нынешним составом? Поясните, Остин. Мне начинать присматривать себе в поддержку кандидатуры из прежнего «Страйка-Чарли»? — Нет, сэр! — в нарушение всякой субординации вскрикивает из-за плеча Остина один из двух других «членов делегации». — Мы не хотим такой подляны для парней! — Простите, Капитан, сэр, — Остин прикрывает своего бойца, — но Макдугалл прав. Ротация состава, боюсь, ничего не изменит, «Чарли» скоренько прибегут к вам с той же просьбой, что и мы. И — нет, сэр, при всём уважении, — здесь не дело психиатра. Пожалуйста, договоритесь с этим… с ним сами. Лично. Пожалуйста. Вы всегда могли столковаться с ним. — Буду благодарен, если вы уточните, с кем именно «с ним», — Роджерс утрачивает понимание и начинает слегка терять терпение, а в такие моменты его клинит на холодной вежливости. — И, — примите мои извинения, Остин, если это слишком личное, — было бы также нелишним в конце концов уточнить: что этот ваш «он-оно» проделывает там с вами? Остин делает глубокий вдох. — Он… воспитывает нас, сэр. Критикует. Объясняет каждому, в чём он прое… мм, где недотянул во время полевого выхода с вами и как надо эти недостатки поправить. М-мотивирует на большее старание, сэр. — И-и-и-и?.. — тянет Роджерс. Подразумевая, что всё это вроде бы на первый взгляд не так уж плохо. — Боже, сэр, — не выдерживает Остин, — он всегда был зубастым, но прежде хотя бы в переносном смысле! А теперь у него клыки вот такие, — простите, Капитан, — лидер «Страйка-Браво» отмеряет длину ребром ладони на своём здоровенном татуированном предплечье, — и пасть соответствующего размера: перехватит пополам и даже не заметит! И ещё хвост с жалом скорпиона. Ядовитым жалом. Когда этакие страсти всего-то в паре дюймов от тебя, — а на большее расстояние он отступить не позволяет, — и с конкретными претензиями в твой адрес… справедливыми претензиями, правда, мы все это признаём… Вы бы тоже не смогли уснуть до утра после такого внушения, сэр. — А когда надумает поощрить, это не лучше, — вздрогнув, добавляет Макдугалл. — Те же клыки во время смеха — картина не для слабонервных, сэр. Стиву очень хочется заслонить лицо ладонью, сделать фэйспалм, как принято в нынешнее время. — Огнём он у вас случайно не дышит, этот монстр? — пытается прибегнуть к сарказму он. — Нет, сэр, — его шпильку не понимают. — Дыхание огнём, оно вроде как из детских книжек про драконов. А он лев. Ну… в смысле, похож на льва. Очень большого льва. Размером с эту комнату, сэр. — Лев размером с эту комнату и со скорпионьим хвостом, — повторяет Стив. — Да, Капитан, сэр. Ну, то есть в этом образе ему, видимо, удобнее нас критиковать. Это всё или зверский розыгрыш, думает Роджерс, — только кто бы взялся разыгрывать Капитана Америку в столь неподходящее время, да и страх, что он видит в людях, так не подделаешь, — или «Страйку-Браво» в самом деле нужно к мозгоправам, в полном составе. — Он не ошибся ни разу, сэр, только по делу носом тычет… если бы вот ещё башку от его рыка не сносило при этом. Он — такое впечатление, что он каждого из нас на кусочки разорвёт, если по нашей вине с вами что-то случится во время задания, Капитан. Нет, нет, мы не против критики и правок, нисколько, — косяки все подтянем, из тренажёрного зала и с полигона не вылезем, сэр, чтобы сладиться друг с другом и с вами, сплотиться в команду… И его-то понимаем: ревнует, конечно… Но не во вред же делу! Вы уж ему объясните, он ведь сам вот этим всем вызывает проблему: от бессонницы эффективность бойца слишком значительно падает! — То есть, — посчитав про себя до пяти, негромко подводит итог Стив, — я должен где-то там отыскать этого гигантского льва, чтобы что-то о вас ему объяснить? Поправьте меня, если я неправильно понял. — Вы совершенно правильно всё поняли, сэр. Только, единственное, не льва, конечно, требуется найти. — Кого же тогда? — Его самого. — Кого его?! — Командира Рамлоу. Холод опять опаляет Роджерсу грудь и живот изнутри. — Рамлоу, — повторяет Стив. — Так это Рамлоу заявляется к каждому из вас по ночам? — Скорее мы возникаем где-то возле него. Но — да. — Рамлоу мёртв, — говорит Капитан Америка. Он что есть силы убеждает себя, что это так. Всем своим существом хочет в это верить. — Нет, сэр, — вмешивается третий визитёр, чёрный гигант Шоффье. Густой луизианский акцент, но удивительно грамотная речь: выпускник колледжа, зачем-то ушедший в вояки. — Если бы он был мёртв, он приходил бы к нам в своём обычном виде. Я из семьи, в которой немного знают о таких вещах. Это долго и сложно объяснять… тело может оказаться слабее духа, тогда дух ускользает из плоти в мир снов и воплощает себя в облик, который отвечает его мощи. И в этом облике взаимодействует через мир снов с миром людей, пока настоящее тело не окрепнет или не умрёт. Командир Рамлоу жив, сэр. Вероятно, тяжело ранен, но жив. — Конечно, он жив, — поддерживает Остин, и его уверенность по прочности превышает любую базальтовую скалу. — Покойником его никто не видел, мы выясняли, насколько хватило нашего доступа, сэр. За время, что Стив Роджерс состоит в Щ.И.Т.е, он успел стать свидетелем таких происшествий, которые убедили его: не всё вокруг соотносится только с материальным и рациональным. — Плохое доказательство, — всё же говорит он. — Почему вы решили, что это именно Рамлоу, несмотря на облик этого… существа? Трое бойцов переглядываются, — и куда делся страх, лица подрагивают, готовые расплыться в широченных улыбках. Шоффье возводит глаза к потолку, Макдугалл кашляет в кулак, Остин хмыкает. — Так невозможно же не узнать, сэр. Клыки клыками, а глаза-то там совершенно прежние. А главное, язык. Чёртов язык абсолютно точно его. Макдугалл кашляет снова и бормочет что-то едва слышно, но слух у Стива тончайший. — «Да я не ебу: вы что опять напиздорезили там, ушлёпки мудоголовые?!» Стив прикусывает губы: с них так и рвётся фраза «Следите за речью, Рамлоу!». Эти слова стали у него рефлекторными за прошедшие пару лет общения с лидером «Страйка-Альфа». Брок Рамлоу не ругался матом. Он им крайне выразительно разговаривал. — Это совершенно точно командир Рамлоу, сэр, — заключает Остин, — и он не призрак и не галлюцинация. Он жив, Шоффье дело говорит, и откуда-то, где сейчас находится, не оставляет пригляда за вами, — ну, и за нами через вас. Пожалуйста, сэр, Капитан, найдите его и передайте то, что мы хотели бы ему сказать. Мы хотим работать с вами, сэр, это большая честь и большая ответственность, мы из шкуры вытряхнемся, чтоб соответствовать, — только не надо так уж сильно нас пугать. Собственно, это всё. Благодарим вас, сэр. Мы можем быть свободны? Их незачем дольше задерживать. Если это и помешательство, то пока что тихое. Возможно, никакого явления духов нет, а просто на какой-то из зачисток ГИДРовских баз все бойцы поддержки словили нейротоксин, не подействовало только на Роджерса как суперсолдата. Капитану следовало бы вызвать медиков и отправить обследовать всю команду, и без этого не обойдётся, только сначала… Стив вытаскивает из принтера чистый лист бумаги, берёт карандаш, и, почти не давая себе мыслить, на автоматизме, на одних инстинктах художника начинает чертить по белой поверхности образ, о котором вроде бы доводилось случайно слышать или читать и это всплыло сейчас в памяти на какой-то миг. Могучие мускулы груди и передних лап, сужение корпуса к поджарым бёдрам задних лап, скорпионье жало, намеченное в воздухе над изгибом спины, символически, несколькими штрихами брошенная по плечам грива-воротник… и лицо. Морда. Лицо. Черты, сплавляющие в себе животное и человеческое. Только закончив рисунок, Стив отпускает себя. И тут же понимает, кого нарисовал, вспоминает название этого существа. Мантикора. Смертоносный зверь из мифов. Вступающий в открытый бой со своими противниками, сражающийся когтями и клыками, но способный и ударить исподтишка ядовитым жалом. По легендам древних, тело льва, хвост скорпиона, лицо человека. Точная аллегория Брока Рамлоу, если подумать. Если бы Стив попробовал нарисовать командира «Страйка» до того, как… всё открылось, и если бы тогда вздумал придать человеку анималистические черты, то чисто по внешнему сходству это были бы скорее черты хищника из семейства волчьих. Но образ мантикоры идеально точно соответствует внутренней сущности Рамлоу. Рисунок Стива чёрно-белый, графитом, но кажется, что с бумаги на него насмешливо, цинично и вызывающе взирают янтарно-жёлтые глаза. Под вздёрнутой с одной стороны губой зверя виднеется заострённый клык. «Ничего личного, Роджерс!..» Капитан отталкивает от себя карандаш и с хрустом сминает лист с рисунком в своём огромном тяжёлом кулаке. *** У поисковых и аналитических подразделений сейчас очень много работы, но Капитан Америка — это, без шуток, облечённый в живую плоть «административный ресурс». Стив принимает для себя константой то, что рассказали ему его люди, и, представив информацию, что Рамлоу жив, как требующий подтверждения «оперативный сигнал», требует развернуть его более тщательные поиски. Никто не может в этом отказать: в конце концов, экс-командир «Страйка-Альфа» действительно преступник особо крупного масштаба. Запущены программы поиска информации в сетях различных экстренных служб. Приходят и анализируются копии записей с уцелевших видеокамер, показатели сейсмо-, ИК- и прочих датчиков на всех уровнях городских коммуникаций в радиусе пары миль от рухнувшего «Трискелиона». Смахивается пыль с агентурных донесений в разнообразных архивах. Отчёты, памятные записки, свидетельские показания стекаются сперва тоненькой струйкой, потом ручейком, всё набирающим объём. Невод заброшен очень мелкоячеистый. Оттого Стив почти уверен: если бывший командир его поддержки всё же не претерпел полной аннигиляции в огне, если осталось хоть что-то, что можно опознать при помощи ДНК-теста, то это что-то вскоре будет обнаружено… Или будет обнаружен путь, которым Рамлоу мог уйти в подполье, а затем окажется найден и он сам. Однако прежде иных результатов в фильтрах, сквозь которые процеживаются сведения, после промывки особенно густой и зловонной грязи остаются крупицы такой информации, которая, собираясь воедино, заставляет Стива всё чаще сдавливать виски рукой или насквозь, в кровь прокусывать кожу на костяшке пальца. К тому моменту, как одна из городских клиник экстренной помощи отчитывается о наличии в её стенах безымянного пациента, которого невозможно опознать ни по лицу, ни по отпечаткам пальцев, Стиву Роджерсу становится известно о поступках двойного агента Рамлоу много такого, что может поставить под сомнение его абсолютную виновность. Роджерс осёдлывает любимый байк, — памятуя судьбу Фьюри, себе он отбил право перемещаться в нынешние тревожные времена по-прежнему верхом, а не в тяжёлом гробу неповоротливого и оттого слишком уязвимого бронеавтомобиля, — и срывается в клинику на опознание. Пока он гонит по переплетению улиц и проспектов, в абсолютной памяти суперсолдата снова и снова прокручивается всё, что довелось узнать. Брок Рамлоу никогда не был ангелом с белыми крыльями, отнюдь: чтобы стать настолько эффективным в военном ремесле, каким был командир «Страйка-Альфа», нужно искупаться в крови и дерьме до бровей, а иногда и выше. Но в «ГИДРУ» этого человека привела не идейность и не один только великолепно оплачиваемый контракт. Его верность стимулировали, шантажируя жизнями тех, кого он считал своими людьми, а также всех их родных. А ведь даже и сам предмет шантажа кое-что уже говорит о Рамлоу… Полностью беспринципный мерзавец, каким привык считать его Стив, бросил бы всех вмиг, едва только почувствовал бы, что запахло жареным, и постарался бы свалить в неведомый горизонт один. А он — были чёткие свидетельства этого — на случай катастрофы сперва готовил отходные пути для нескольких самых тесно с ним связанных бойцов «Страйка-Альфа» и их близких. Что до неразборчивости Рамлоу, его готовности точно исполнять самые грязные приказы, — так «ГИДРА» вообще-то была организацией, откуда можно уйти только мёртвым, и чтобы стать им, достаточно было очень, очень малого подозрения в твой адрес. В своём собственном отряде Брок не мог всем безоговорочно доверять, что же говорить о посторонних? И… те самые коды, инициирующие взлёт хеликерриеров «Озарения», которые Рамлоу запустил с самоубийственным риском… паника и всеобщая неразбериха в городе и стране, если вдуматься, наилучшее прикрытие, чтоб вывести горстку людей из-под враждебного контроля. Эгоизм высшей пробы? Да. Пожертвовать тысячами жизней ради спасения дюжины? Да. Стив никогда не сделал бы такого, это претит ему так, что он передёргивается от одной мысли? Да. Ну так у Брока фамилия Рамлоу, а не Роджерс, у него совсем другой спектр целей и ценностей. А вот цели-то, кстати, оказались достигнуты. Те несколько «страйковцев» из ближнего круга Рамлоу, что не погибли, успели-таки воспользоваться предоставленными командиром шансами на отход и растворились в неизвестности без следа. Оскорбляло, заставляло вскипать кровь то, что Рамлоу не доверился Стиву, — уж кто-кто, а Капитан Америка по определению не мог быть на стороне «ГИДРЫ»! Но стоило запихать задетую гордыню туда, где ей было и место, как разум подсказывал: сколь ни силён Кэп, такого монстра, как эта «многоголовая тварь», ему в одиночку было не одолеть. Он понимал это сам, это понимал, разумеется, и Брок. Для разгрома законспирированной организации требовались союзники, а чем шире круг осведомлённых, тем выше вероятность утечки информации о том, что двойной агент выбрал для себя одну из сторон. Ну, и сам Стив был в какой-то мере виноват: многие свои истинные чувства и способности к делу он старался утаить от посторонних под маской излишне прямолинейного, старомодно-наивного, одержимого прямым «причинением справедливости» простака. Перестарался, видимо… Рамлоу решил не втягивать его в сколько-нибудь сложные, запутанные расклады, в интриги, к которым не считал Стива пригодным. Но и остановить Роджерса, как об этом распорядился рвущийся к власти Пирс, Рамлоу не собирался. Притом саботировал приказы об аресте или устранении Капитана на самой грани, с такой виртуозной наглостью, с таким блеском… дилетанту невозможно было бы подкопаться, но знающий человек сразу понял бы, что к чему. Стив сразу не допетрил только потому, что был в эмоциональном шоке от встречи с восставшим из мёртвых Баки… Но и в тогдашнем мутном состоянии не мог не поразиться алогичности всего, что творит вокруг него Брок. Контузило того, что ли, если блестящий тактик, на отлично планирующий всякое действие группы, командир, знающий своих бойцов и своих противников, что называется, на слух и нюх, вдруг начал допускать настолько вопиющие промахи и превращать простые операции в сущий балаган? Если бы кое-кто и впрямь стремился выполнить задачу по захвату Капитана Америки живым, в Стива тихо-мирно выстрелили бы шприцем с транквилизатором, есть такие средства, что и суперсолдата отключают хотя бы на несколько минут. Вместо того устроить атаку ввосьмером на одного в трёхметровом закрытом пространстве? Бред. Любой, кто хоть раз сам дрался в фулл-контакте, знает, что эти восемь только помешают друг другу и в итоге сами окажутся на полу. Как оно, собственно, и произошло. Это была просто инсценировка, которой «Страйк-Альфа» снимал подозрения с себя и давал Роджерсу возможность спокойно уйти. И Баки… В эту сторону Стив не мог и не хотел даже думать: от ненависти к «ГИДРЕ» за проект «Зимний Солдат» сводило кончики пальцев, и этого эпизода в «теневой стороне карьеры» Брока Роджерс никогда, ни при каких обстоятельствах не сможет тому простить. И всё же… Возвращение сержанта Барнса из смертного небытия в образе неуловимого киллера-призрака вышло настолько феерически ярким, что подобное шоу просто не могло состояться чисто случайно. Такое впечатление, что кто-то просто взял и «засветил» Барнса, намеренно вытолкнул его на передний план, как звезду под свет софитов. Господибожежтымой, какую попытку покушения труднее всего предугадать и предотвратить? Снайперский выстрел, разумеется, — а Баки как раз и был всегда снайпером, изумительно метким стрелком. Но тут вдруг его выставили против Капитана Америки в качестве рукопашника, полевого бойца! Спору нет, дрался он не хуже, чем стрелял… И всё же чувствовался в этом кровавом цирке всё тот же яркий, узнаваемый почерк гениального режиссёра-саботажника. Было очень мало кандидатов в списке тех, кто, с одной стороны, знал бы давно забытое имя Зимнего Солдата и, соответственно, знал, какая тесная дружба связывала его во времена оны со Стивом Роджерсом, и кто, с другой стороны, имел достаточно власти, чтобы вот так, целенаправленно, раз за разом сводить Стива и Баки лицом к лицу. Зацикленный на стремлении к власти Пирс? Да не смешно же. Так же не смешно, как списать нагромождение всех этих совпадений на судьбу или случайность. Рамлоу… во всех перечисленных случаях на ТАКОЕ вряд ли бы способен кто-то другой. Ну, и последний нынешний, вовсе уж бредовый эпизод, эта дурная мистика… Врачи проверили всю группу поддержки и удостоверили полное отсутствие у бойцов психических отклонений, интоксикации или последствий гипнотического воздействия. Параллельно кое-какая литература и ручательство очень интересных людей закрепили у Роджерса мнение, что такие сны, которые видят бойцы бывшего «Страйка-Браво», действительно могут ПРИХОДИТЬ ИЗВНЕ. И в этих снах Рамлоу… выражает недовольство уровнем безопасности Капитана. Продолжает заботиться о его защите, как занимался этим прежде, — до того, как вынужден был раскрыться и в открытую схлестнулся с бывшим подопечным как с противником. Для чего это ему? Хочет загладить прошлые прегрешения? Рассчитывает, что остающийся в рядах бойцов Роджерс додавит наконец «ГИДРУ», из-за которой Рамлоу, фактически, погиб? Или просто… зачем-то подаёт сигнал, что жив? Стиву не хочется занимать время догадками. Он всего-навсего… да, да, это и есть главный его мотив: он едет в клинику всего-навсего затем, чтоб опознать неизвестного. Ну, может, — если это действительно Брок и если он к тому же впрямь замешан в невероятный перенос душ, — то ещё чтобы передать ему послание от парней из «Страйка», освободить их от внимания пугающей твари. Ничего другого. Только это, и всё. Ничего личного. Ничего личного, Рамлоу. *** Роджерс ставит мотоцикл на больничную стоянку и поднимается в административное крыло. Его ждут управляющий, главврач и старший администратор. Отчего-то они считают важным прежде всего уладить вопрос формальностей, — а именно, объяснения, как на их попечении оказался безымянный пациент… Впрочем, вполне понятно отчего: если тот впрямь окажется разыскиваемым беглым преступником, как бы власти не сочли, что клиника сознательно содействовала ему. Хотя тут впрямь имело место бредовейшее стечение обстоятельств. День, когда проект «Озарение» сдох, не начавшись, вошёл всё же в историю значительным количеством жертв и разрушений. Рухнувший хеликерриер обратил в руины штаб-квартиру Щ.И.Т.а, подъём исполинской машины со дна Потомака породил волну, затопившую берега. Все виды катастроф, светопреставление, паника, потоки личного транспорта, стремящиеся вырваться прочь из столицы… Машины экстренных служб носились во всех направлениях и попадали в аварии, в столкновения с тачками ополоумевших обывателей, под атаки мародёров. Человек, вторую неделю лежащий в искусственной коме в палате интенсивной терапии, был доставлен не с какого-либо адреса, а извлечён из разбитого автомобиля «скорой». Информация о том, где изначально нашли пострадавшего, откуда он, оказалась утрачена, документов, меток на одежде, нашейных жетонов с именем у него не было, — если это впрямь Рамлоу, сам же и сбросил, вне всякого сомнения… В клинику его приняли просто как экстренного пациента без памяти и имени, случайную жертву обстоятельств, чьё лечение оплатит впоследствии муниципалитет. Стив не спрашивает, почему сразу не сделали анализ ДНК с последующей рассылкой запроса по существующим хранилищам данных. Оплата муниципалитета означает экономию на многих технических процедурах в пользу жизненно необходимых. Полувоенная одежда раненого могла бы указать, что этот человек внесён в какие-то специальные базы данных, но, с другой стороны, могла не значить ровно ничего: кто только в нынешнем времени не обряжается в милитари. Впрочем, в приёмном покое с безымянного пациента сделали несколько фотографий, именно для целей опознания. Роджерсу показывают эти кадры. Общий план: тело на каталке, с трубкой капельницы в вене; крупный план: лицо, над которым на мгновение приподнята кислородная маска… Капитан всматривается, внутренне содрогается и утвердительно кивает — он. Брок Рамлоу действительно жив. Условно жив. Стив просит проводить его в отделение интенсива и, пока они идут, спрашивает о состоянии раненого и прогнозах. Врач монотонно озвучивает диагнозы, подробности проведённых операций и лечения, назначенные препараты. У Стива скручивает внутренности узлом от одного только перечисления травм. Трещины и переломы костей… ожоги лица и шеи, верхних конечностей, корпуса, термическое повреждение органов дыхания… глаза и рот уцелели, кажется, только потому, что раненый всё время заслонял их сгорающими руками. Специалисты делают всё, что могут, говорит врач, но такое впечатление, что пациент жив не столько благодаря усилиям медицины, сколько потому, что слишком яростно не желает умирать. Он сражается, потому что не умеет отступить. У Роджерса в ушах как наяву звучит хрипловатый смех командира «Страйка-Альфа» на одной из совместных тренировок. Рамлоу предложил спарринг и так насел на Стива, что для победы тому пришлось драться со значительным вложением суперсолдатской скорости и силы. Стив протягивает руку, чтоб помочь Рамлоу подняться с ринга, тот широкой смуглой ладонью крепко хватает его за предплечье. «Мы с тобой похожи, Кэп, — едва переводя дух, хохочет Брок, — ты и я — два пиздоблядски упрямых говнюка! Въебываем суке-безносой до тех пор, пока хоть один шанс ещё не просран. А когда просраны все, въебываем ей тогда вдвое.» Врач говорит Стиву, что стойкость пациента внушает слабый оптимизм. Пожалуй, всё же удастся его вытащить, есть основание считать, что самое тяжёлое уже позади. Но вот в дальнейшем… Фотографии уже подготовили Стива к пониманию этого «но». Кожные покровы лица и рук не восстановятся, сменятся рубцовой тканью. Огонь повредил также верхние слои мышц конечностей, подвижность их будет значительно снижена. Восстановление прежней физической формы? Не нужно даже надеяться. Разве только с помощью экзоскелета, и то не всякий ещё окажется пригоден. Ну, или выращивать пострадавшие ткани заново, но это уж из области полной фантастики, такие технологии, может, у какого-нибудь мистера Старка в разработке, а простые смертные подобного пока не умеют. Реабилитация продолжительностью несколько лет, привыкание к сильно сократившимся возможностям искалеченного тела. Рубцы в обожжённых горячим воздухом лёгких, кашель, хронический риск пневмонии. Пожизненно — тяжёлые препараты для облегчения постоянной боли, препараты для поддержания сердца, почек, препараты от побочных эффектов других препаратов. Ощутимое снижение качества жизни… Впрочем, на последней фразе врач перебивает себя. Если этот человек преступник, в заключении его качество жизни снизится при любых обстоятельствах. Они приходят наконец в интенсив ожогового отделения, и врач указывает Стиву на прозрачную дверь. Войти нельзя: внутри маленького бокса стерильная атмосфера. Можно только посмотреть на раненого сквозь двойное стекло. Стив и смотрит. На белую марлевую маску с крошечными прорезями для глаз и губ. На ленты специальной ткани, укутывающие руки, как покровы египетской мумии. На трубку капельницы, уходящую под тонкую простыню куда-то к ноге раненого — потому что вставить катетер в вену на локте, или под ключицей, или в шее невозможно. Стив глядит сквозь стекло. «Тело воина может оказаться слабее духа. — Так, кажется, говорил потомок шаманов Шоффье? — Тогда дух ускользает из плоти в мир снов и находит себе облик, который отвечает его мощи. И в этом облике взаимодействует через мир снов с миром людей, пока настоящее тело не окрепнет или не умрёт.» Лев-мантикора размером с комнату, с пылающим жёлто-янтарным взглядом, с когтями и клыками длиной с мужское предплечье, с клубками могучих мышц, покрытых плотной бронзовой шкурой. И вот это… страшное… лежащее сейчас там за прозрачной стеной. Стив точно знает, что Рамлоу выиграет свой спарринг со смертью. Очнётся, откроет глаза, начнёт как-то дышать без помощи аппаратов. Но вот потом… Такого «потом» он для Брока представить не может. Полубеспомощность, малоподвижность, сокращённый объём лёгких, вечная боль… Для Рамлоу? Самая суть которого всегда была заточена под физическую сторону жизни: силу, скорость, вызов, азарт? Который, даже расслабившись в минутку покоя, всё равно фонтанировал готовностью к действию так, что от него словно шибало электрическими искрами? Он победит, выживет — но не пожалеет ли, что выжил, в самом ближайшем времени после этого? И кощунством, оскорблением для небес было бы сказать, что наказание предателя адекватно вине. Роджерс не может простить Рамлоу, а за некоторые из поступков он его просто ненавидит. Однако есть вещи выше личных ран и обид, есть вещи выше ненависти, есть вещи выше жажды мести и кары. Ничего сложного вроде бы в том, чтобы Стив отвернулся сейчас, отошёл, оставил всё как есть. Но он до последней мелочи понимает, ЧТО значило бы для Рамлоу дальше жить вот таким. И если Стив сейчас уйдёт, ничего не сделает, чтобы это изменить, бросит один на один бороться с немощью искалеченного тела, он не Рамлоу этим предаст. Стив предаст самого себя. Свою душу. Предаст справедливость. — Нам готовиться переоформлять бумаги, мистер Роджерс? — спрашивает старший администратор. — Предпринимать какие-то другие меры? Этот человек без сознания и пока нетранспортабелен, но ведь выдан же ордер на его арест? — Этим занимается другое ведомство, — говорит Стив. — Я здесь просто чтобы его опознать. Думаю, в ближайшее время приедет ещё кто-нибудь, чтоб взять пробу для ДНК-анализа во избежание ошибки. Благодарю за сотрудничество. Я могу побыть здесь несколько минут один? Конечно, ему это позволяют. Стайка белых халатов и зелёных медицинских униформ скрывается за углом коридора. Роджерс остаётся перед дверью бокса под надзором медсестры за конторкой; впрочем, её пост достаточно далеко, на таком расстоянии до неё не донесётся то, что её не касается. Стив опирается ладонями о дверную раму и смотрит сквозь стекло на марлевую маску с трубкой ИВЛ в уголке рта. — «Страйк-Браво» просил передать, что оценил критику и исправит недостатки, — Стив выговаривает слова почти беззвучно, но знает: если тот, кто внутри бокса, в состоянии услышать его, услышит и так. — Перестанет «упарывать косяки», ты же так это называешь, Рамлоу? Пугай их поменьше, итог будет, бойцы обещают. Ну, и я постараюсь заодно с ними. Только и ты сам не вздумай мне напиздорезить сейчас. Понял? Хорошо понял? Ух… заразил ты меня своими выражениями… Он легонько стукает сжатой ладонью по краешку дверной рамы — так, как мужчины в этом времени порой ударяют кулаком о кулак, здороваясь или прощаясь. — Бывай, МАНТИКОРА. Стив отходит от бокса в сторону, в глубину коридора, вытаскивает мобильник, набирает Тони Старка и просит его устроить перевод и доставку пациента в коме на медицинский этаж Старк Тауэр, обеспечить бригаду лучших врачей — если нужно, за его, Стива Роджерса, счёт, — а ещё, по возможности, связаться с доктором Хелен Чо, которая, как Стиву известно, владеет какими-то фантастическими технологиями реабилитации раненых. Тони хмыкает, но обещает, что всё будет на высшем уровне. Ещё какое-то время занимает препирательство с представителями властей, но Капитан Америка продавливает и их, — разрешение на пребывание Рамлоу под неусыпным надзором ДЖАРВИСа, старковского искина, хотя бы до возвращения раненого к способности самостоятельно стоять на ногах, получено, хоть и с трудом. Роджерс уезжает из клиники, надеясь, что его отношения с бывшим командиром «Страйка» на этом закончены навсегда. Дальнейшая судьба Брока Рамлоу его не касается. Роджерс сделал, что должен был сделать, и это всё. Остальное пусть решают врачи, власти, следствие, суд… Если Брок будет оправдан, он будет оправдан. Если ему будет назначена тюрьма, пусть будет тюрьма. Но под следствием и в тюрьме, если что, окажется не калека, не беспомощный инвалид. Это — единственный приговор, который для Рамлоу невозможно было допустить. Со всем прочим этот человек в состоянии будет разобраться сам. *** Стив Роджерс уезжает, раздражаясь и досадуя, что не смог пойти на поводу у своей злости, законного гнева, желания по заслугам наказать предателя. Что в который уже раз личные чувства перевесило в нём стремление к дурацкой, нелепой абстрактной справедливости. Что обиду и боль потери пересилило… милосердие? Да ладно! Справедливость и милосердие для Брока Рамлоу — какая ирония, право! Стив Роджерс не знает, что своим поступком только что отменил Кроссбоунза. Сделал несовершёнными все его будущие преступления. Спас жизни всех тех, кого погубила бы его деятельность. Стёр будущую трагедию в Лагосе, сорвал последнее смертельное противостояние между ними, аннулировал самоубийство обезумевшего, невменяемого от постоянной боли Рамлоу, совмещённое с попыткой утянуть вместе с собой на тот свет Капитана Америку, а вылившееся в гибель непричастных посторонних, что случайно оказались у точки взрыва. Стив Роджерс не знает, что своим поступком только что в разы сократил срок до своей встречи с Баки Барнсом. Теперь пропавший друг, о котором так болит сердце Стива, отыщется не через пару лет, но всего через несколько месяцев: Брок Рамлоу, желая получить амнистию в максимально доступной мере, сторгуется со следствием и подкинет пару адресов, где можно поискать тайные лёжки Зимнего Солдата, а за дополнительные льготы даст достаточно подсказок по психологической реабилитации сержанта Барнса. Что, в свою очередь, сделает невозможной венскую провокацию Земо; из-за неё уже не произойдёт ссоры и боя между Стивом Роджерсом и Тони Старком; не будет раскола среди Мстителей, Заковианского договора и Гражданской войны; неслучившиеся размежевания не послужат катализатором ссор между одарёнными и неодарёнными жителями Земли, а после, в своё время, сохранившееся их единство, вполне возможно, сыграет роль поистине космических масштабов: повернёт по-другому события вторжения Таноса и Войны Бесконечности. Стив Роджерс не знает, что несколько минут назад изменил судьбу своего сектора Мультивселенной.