Сделка

Рене скользила по мрамору бального зала, чувствуя аккуратное прикосновение ладони королевского балетмейстера к своей талии. Даже одного урока с месье Дюбуа было достаточно, чтобы понять, почему несмотря на преклонный возраст, его место при дворе оставалось незыблемым. Он двигался с грацией и легкостью, которой бы позавидовали юноши в самом расцвете сил, его шаги по-прежнему были воздушны и быстры, абсолютно и до неприличия безукоризненны. — Раз, два три. Раз, два, три. Раз, два, три, — мягко отсчитывал он с легкой улыбкой и теплотой в бледно-голубых глазах. — Magnifique, мадемуазель де Ноай! Вы определенно обладаете природным талантом к танцевальному искусству. Рене выдавила самую очаровательную улыбку, на которую была способна, пытаясь сосредоточиться на сложном повороте, но ее взгляд постоянно метался в угол, где в кресле сидел Александр, безразличный и отстраненный, как и в прошлый раз. Как и в позапрошлый раз. Как и во все разы до этого. Как и всегда. Сегодня он изучал документы, которые принес с собой в увесистой стопке, и судя по ее объему, планировал посвятить этому все время до окончания ее урока. Что будет дальше Рене уже выучила. Он встанет, учтиво поблагодарит месье Дюбуа за его время и назначит новый урок через три дня. После он сообщит, что доставит ее домой самостоятельно. Месье Дюбуа поклонится и удалится своей легкой энергичной походкой, а они останутся наедине еще на час. Ровно на час, и ни минуты больше. Александр будет учить ее теперь уже своему искусству, гораздо менее публичному и экспрессивному. Рассказывать своим низким и властным голосом, как использовать тонкие жесты-сигналы и закодированный язык, как расшифровывать тайные послания, а она будет внимательно слушать, стараясь все запомнить, но мысли все время будут заняты случайными прикосновениями, которыми камердинер спорадически одаривал ее во время их уроков. В эти моменты у нее перехватывало дыхание. От магнетизма, которым был пропитан воздух, от интенсивности его взгляда, от таких желанных, таких интимных ощущений его пальцев на своей коже она горела изнутри. Но даже тогда Александр сохранял профессиональную отрешенность, каждый раз давая понять, что любой физический контакт был необходим для ее обучения и не означал ничего больше. А она как обычно делала вид, что согласна с ним. Более того, заявляла, что ни в каком другом виде не желала этих прикосновений. Ей казалось, что после каждой такой реплики частота его случайных касаний увеличивалась, они будто становились смелее, провокационнее, длительнее. Это была пытка. Рене не могла не вспомнить тот злополучный день, когда Александр впервые посвятил ее в свой план использовать уроки танцев в качестве оправдания, которое позволило бы им избавиться от неустанного надзора ее отца. Она с небывалым трудом сдерживала радость при мысли, что сможет проводить больше времени наедине с ним, а перспектива продемонстрировать свою грацию и женственность посредством танца наполняла ее сердце восторгом. Сейчас было сложно не посмеяться над собственной наивностью. По прошествии четырех месяцев можно было с уверенностью констатировать, что ей не удалось продемонстрировать ничего, так как во время этих уроков Александру явно были больше интересны книги, которые он читал, письма, которые он писал, или даже просто вид из окна бальной залы, чем она и ее грация. — Чуть больше амплитуда, мадемуазель! И следите за дыханием, — мягко корректировал ее движения месье Дюбуа. Рене заставила себя сфокусироваться на его указаниях, но ее мысли постоянно возвращались к Александру. Чем больше проходило времени, тем больше ее фрустрировало, если не сказать раздражало, то, что его, казалось, совершенно не трогало ее присутствие. Ей хотелось почувствовать на себе его взгляд, увидеть его проницательную улыбку, услышать бархат его тембра. Рене никак не могла избавиться от чувства досады. Она искренне не понимала, зачем он вообще сидит здесь во время ее уроков, когда мог бы заниматься своими делами где угодно и подойти после окончания занятий. Зачем присутствовать физически, но всегда отсутствовать ментально? — Очень хорошо, мадемуазель де Ноай, — месье Дюбуа после очередного круга по бальному залу опустил ее руку и галантно поаплодировал. — Еще немного практики, и Вы сможете стать одной из лучших танцовщиц при дворе, у меня нет сомнений. Рене почувствовала, как краснеет и ее накрывает волна благодарности к добродушному старику. Конечно, ей бы хотелось услышать эти слова от кого-то другого, но похвалу королевского балетмейстера тоже было не так-то просто заслужить. — Спасибо, месье, — ответила она с улыбкой, полной детской радости и небольшой щепотки гордости. — Ваши наставления для меня бесценны. Я благодарна Вам за терпение и доброту. Месье Дюбуа слегка поклонился в ответ. — Для меня большая честь иметь возможность работать с такой талантливой молодой особой. Новый комплимент наполнил ее тело и душу теплом, и, кажется, добавил дерзости. Прежде, чем Рене успела обдумать последствия своих слов, с ее губ сорвалось: — Месье Бонтан, не желаете ли оценить результат? — она с озорной улыбкой обернулась в сторону камердинера. — Все-таки вы потратили значительные средства на организацию этих уроков. Мне интересно Ваше мнение. Александр оторвался от очередного документа и внимательно посмотрел на нее, в его взгляде проскользнуло что-то очень напоминающее подозрение. У Рене пересохло во рту, а улыбка сошла с губ. Она молилась, что не выдала себя своей внезапной просьбой. Много раз после того памятного вечера в его комнате за чашкой сладкого, смягченного сливками чая, когда она беззастенчиво лгала об отсутствии к нему каких-либо чувств, Рене задавала себе вопрос, действительно ли Александр ей поверил. Иногда ей казалось, что он все знал. Что он не мог не заметить, как ускорялось ее дыхание от одного его взгляда и каким жаром обдавало ее кожу от самого безобидного прикосновения. Но если бы это было так, разве был бы он сейчас здесь, пусть даже в таком отсутствующем состоянии? Разве приложил бы все эти усилия, чтобы организовать их встречи? Разве позволил бы себе оставаться с ней наедине? О нет, Александр Бонтан исчез бы из ее жизни в ту же секунду, как узнал бы об истинном характере ее чувств к нему, потому что это не вписывалось в его великолепно составленные планы больших шахматных партий и извращенное понимание о чести и долге. Пауза затягивалась, Александр молчал. Тишину нарушало лишь неловкое переминание месье Дюбуа с ноги на ногу — бедный балетмейстер, кажется, не мог до конца понять, что именно ему сейчас невольно приходится лицезреть. Когда Рене уже была уверена, что Александр откажется, он, наконец, отложил документ в сторону, устроился поудобнее в кресле и закинул ногу на ногу. Его руки властно легли на подлокотники. — Как Вам будет угодно, мадемуазель де Ноай, — вежливо ответил он и в приглашающем жесте плавно обвел ладонью зал. Рене почувствовала, как бешено заколотилось сердце, и, признаться, уже сама была не очень рада, что предложила эту затею. Александр был человеком, который, кажется, с головой отдавался любому делу, за которое брался. И если он решил смотреть, то это означало, что он не отведет глаз, даже если потолок рухнет на бальный зал. Она еще не начала танцевать, но уже ощутила, как его серые пронзительные глаза наблюдали за каждым ее движением. Как она нервно пригладила пряди у лица, как чуть подрагивали пальцы, как грудь начала вздыматься заметно чаще обычного. Рене показалось, что уголок его губ чуть дернулся вверх, но это длилось лишь мгновение. В остальном его лицо оставалось незапятнанным любыми эмоциями. Боже, да соберись же, это всего лишь танец. Ты же месяцами мечтала, чтобы он его увидел. Чуть расправив плечи, Рене гордо подняла голову. — Месье Дюбуа, я готова, — мелодично объявила она, пытаясь выглядеть спокойно и безразлично. Балетмейстер одарил ее немного неуверенным взглядом, но привычно протянул руку, которую она тут же грациозно приняла. Они встали в начальную позу. Рене глубоко вдохнула. Месье Дюбуа уверенно начал вести. Она изящно плыла по залу, полностью сосредоточившись на своих шагах и идеальной технике их исполнения. Рене пыталась не смотреть в сторону Александра, но то и дело ловила себя за этим. Его взгляд неотрывно следовал за ней, ловил каждый взмах ноги, каждый поворот головы. Несмотря на прохладу бального зала, Рене почувствовала, как потеют ладони. Она никогда раньше так не нервничала во время танца. При повороте ее нога чуть соскользнула на мраморном полу и она потеряла траекторию, но месье Дюбуа ловко поймал ее на выходе, сделав ошибку почти незаметной. Рене кинула быстрый взгляд в направлении Александра, пытаясь понять, увидел ли он, но его лицо по-прежнему не выдавало никаких эмоций. Месье Дюбуа в последний раз поднял ее над головой и опустил на пол, с элегантным поворотом танец завершился. Рене ощутила смесь облегчения и разочарования. Она считала, что попытка вышла весьма достойной, хотя и не могла избавиться от мысли, что несмотря на все старания, нервы все же одержали над ней верх. — Вы были прекрасны, мадемуазель де Ноай, — балетмейстер вновь одарил ее аплодисментами. — Какая элегантность в движениях, какая изящная работа ног! Рене улыбнулась в благодарность за его добрые слова, но ее глаза оставались прикованными к Александру. Она ждала его вердикта. Время шло, а он ничего не говорил, лишь продолжал смотреть на нее с этим пронизывающим до костей безразличием, которое начинало ее уже порядком злить. Рене почувствовала, как руки сжимаются в кулаки. — Вы поделитесь с нами Вашим мнением, месье Бонтан? — едва сдерживая эмоции спросила она. Александр улыбнулся, еще на мгновение задержав на ней взгляд, а затем посмотрел вниз и застучал пальцами по своему колену. Прошло еще пару секунд, прежде чем он поднял голову. — Вынужден признать, что в танцах Вы не так искусны, как… в некоторых других сферах. Он беззастенчиво заглянул в ее глаза, а Рене оторопела. Да как он смеет. Конечно, месье Дюбуа, не мог знать, что Александр намекал на ее навыки воровства, и она даже не хотела представлять, какие мысли могут проноситься в голове этого прекрасного светлого человека из-за последней реплики камердинера. Несомненно, он не мог не задаваться вопросом, почему второй по важности человек во Франции выбрасывает такие средства на дочь мелкого аристократа. И судя по тому, как месье Дюбуа уставился на свои бальные туфли, ему было до крайней степени неловко. Впрочем, мнение прославленного балетмейстера о ее благочестивости было не единственным, что волновало Рене. Александр, этот надменный снисходительный невыносимый источник ее вечного раздражения и сумятицы в голове, посмел ее критиковать. Прямо в глаза. При других людях. И она почти презирала себя за то, насколько сильно ей хотелось услышать вместо этого слова восхищения или одобрения от него. Рене чувствовала, как ее трясет от бессильной ярости и обиды. — Та единственная ошибка, которую я допустила, была почти незаметна и… — Дело не в ошибке, — холодно перебил ее Александр. — Но раз уж Вы о ней заговорили, то незаметной она была только благодаря опыту и мастерству месье Дюбуа. Александр перевел взгляд на старого балетмейстера. Он поклонился в ответ на похвалу, но его язык тела говорил о том, как ему некомфортно было это делать. Выпрямившись, месте Дюбуа кинул извиняющийся взгляд в ее сторону. Камердинер меж тем продолжил: — Дело в Вашем отношении, мадемуазель де Ноай, — серые, холодные как океан глаза снова прожигали ее насквозь. — Прошу прощения? — Вы не отдавали себя танцу. Ваши шаги были излишне механическими, Ваши движения — будто кричали о намерении сделать все по уставу, по правилам, — голос Александра был спокоен и размерен. — Вы танцевали так, будто выполняли поручение. В Вашем танце не было ни намека на страсть, на стихию, на желание. А разве может без этого танец называться танцем? Рене чувствовала как у нее горят уши, а ярость, бушующую в душе, уже ничем нельзя было унять. Прежде, чем она успела сказать что-то, о чем бы наверняка пожалела, вперед выступил месье Дюбуа. — Не будьте так строги к мадемуазель, месье, — балетмейстер и сам казался шокированным подобной придирчивостью и дотошностью камердинера. — Это природно для тех, кто лишь познает танцевальное искусство, сначала фокусироваться на правильности исполнения шагов и движений. Эмоции приходят с практикой. Александр учтиво кивнул. — Что ж, месье Дюбуа, своими словами Вы лишь подтвердили мою оценку умений мадемуазель де Ноай. — Не знала, что Вы специалист по танцам, — раздраженно выпалила Рене. — И тем не менее, Вы сами пожелали узнать мое мнение, разве я ошибаюсь? — Александр изогнул бровь. Крыть было нечем, но упрямство не дало ей просто так сдаться и смириться. — Вы сами-то танцевать умеете? Александр склонил голову набок. Кажется, он не ожидал этого вопроса. Камердинер ответил лишь после небольшой паузы, словно ему необходимо было время, чтобы взвесить свои слова. — Умею. — И что же, хорошо умеете? — иронично уточнила Рене. — Да. Она чуть не захлебнулась от возмущения. Ей казалось немыслимым, что он заявил это так просто, нагло и уверенно без каких-либо доказательств. — Что-то я ни разу не видела, как Вы танцевали в Версале, — ядовито улыбнулась девушка. — А возможностей было — хоть отбавляй. Его Величество устраивает балы чуть ли не каждый второй день. Она заметила, как Александр сжал челюсть. Он пробуравил ее раздраженным неверящим взглядом. Тем не менее, когда камердинер заговорил, голос его оставался спокойным. — Рене, возможно, Вы не обратили внимания, но когда Вы были заняты увеселениями на балу, я был занят тем, чтобы эти увеселения состоялись. Девушка закусила губу, в ее голове родился идеальный ответ. — Что ж, сейчас Вы не за работой, верно? Александр на секунду замешкался. Рене поняла причину его молчания, они ведь оба знали, что он здесь не просто так. Но, конечно, при месье Дюбуа он этого сказать не мог. Она мысленно похвалила себя, что в кои-то веки загнала неуловимого Александра Бонтана в угол. — Нет, не за работой, — холодно ответил он, его глаза угрожающе блестели. — Так, может, продемонстрируете Ваши навыки? — Рене не смогла сдержать триумфальной улыбки. Повисла пауза. — Для этого мне будет нужна партнерша, — правый уголок губ Александра издательски потянулся вверх. Рене с большим трудом остановила себя, чтобы не зарычать. А я кто? Подсвечник? — Я к Вашим услугам, месье, — вместо этого, приторно улыбнувшись, ответила она, в глазах горел вызов. Александр спокойно выдержал ее взгляд, его кривая усмешка не сходила с уст. — Не уверен, что вы справитесь. — У самого королевского балетмейстера не было причин так думать, — она почтительно сделала реверанс месье Дюбуа. — Возможно, это Вы не уверены, что справитесь с менее опытной партнершей, месье Бонтан? Я слышала, что истинный талант партнера раскрывается именно в такие моменты. Когда слова сорвались с уст, Рене сама испугалась своей дерзости. На самом деле, если бы Александр ей сейчас отказал, то она бы его поняла. Он имел бы на это полное право. — Хорошо, мадемуазель де Ноай, — тихим глубоким голосом ответил камердинер. Он медленно встал. Словно на сцене, где он был главным и единственным участником представления, Александр не спеша, пуговица за пуговицей начал расстегивать свой неброский, но изысканный черный камзол. Отвернувшись, он также мучительно медленно стянул его с плеч, аккуратно сложил и повесил на рукоять кресла. Все еще стоя к ней спиной, он несколько раз повернул голову, разминая шею. Рене почувствовала, как у нее пересыхает во рту от предвкушения. Ей было страшно и волнительно, но в то же время она была не на шутку взбудоражена, если не сказать… возбуждена. Александр обернулся и медленно начал приближаться, закатывая рукава белоснежной рубашки. Камердинер запустил руку в свои шелковые локоны и легким движением перекинул их на правую сторону. Он смотрел на нее, но в его взгляде невозможно было считать ни единой эмоции. Когда Александр остановился в нескольких шагах от Рене, он расстегнул две пуговицы на воротнике. Ее взгляду открылась красивая линия его ключиц, и она вспомнила о еще одном вечере, который провела в его комнате. Девушка еле сдержала вздох. — Месье Дюбуа, Вы свободны, — произнес Александр, даже не глядя на балетмейстера. — Но, месье Бонтан, у нас еще не закончилось время, отведенное на урок, — удивился он. — На сегодня достаточно. В следующий раз ожидаю Вас здесь же через неделю в тот же час. Рене удивленно вскинула бровь. Старик почтительно поклонился и, кажется, даже облегченно выдохнул. Он быстро скрылся за дверьми бального зала, словно ему не терпелось перестать быть невольным свидетелем непонятной для него сцены. Когда за месье Дюбуа мягко закрылась дверь, Рене нахмурилась. — Через неделю? До этого мои уроки проходили раз в три дня и… — Об этом позже, Рене, — вновь перебил ее Александр, он изящно вытянул руку ладонью вверх. — Позвольте для начала удовлетворить Ваш интерес? Сердце невольно встрепенулось от того, каким образом он построил эту фразу. Она надеялась лишь, что ее щеки сейчас не настолько красные, чтобы это можно было принять за знак чего-то иного, нежели последствие их горячей перепалки. Сделав глубокий вдох, она медленно и с достоинством вложила руку в его ладонь. Александр тут же резко дернул ее на себя. От неожиданности она ахнула, когда ее грудь уперлась в его твердый торс, а его рука крепко и даже немного больно сжала ее за талию. — Расслабьтесь, Вы слишком напряжены, — безучастно сообщил он, его хватка на талии лишь усилилась. Мысли путались в ее голове. Рене стоило больших усилий вымолвить: — Мне было бы легче расслабиться, если бы Вы не пытались сломать мои ребра! — Не драматизируйте, Рене. Ваши ребра гораздо выше моей руки. — Вы всех своих партнерш держали, как мушкет при охоте на тетеревов? — возмутилась она. — Я ненавижу охоту на тетеревов, — вкрадчиво прошептал Александр. — И предыдущие мои партнерши не сутулились так, как Вы. Распрямитесь. Он провел ладонью по ее корпусу вверх, пока его пальцы не коснулись кожи там, где ее платье с открытыми плечами оголяло верх спины. Он аккуратно, но сильно надавил на ее лопатки, и Рене непроизвольно подалась навстречу его движениям, разводя плечи и еще плотнее упираясь в него грудью. Это было сладкое мучение. Она закусила губу, чтобы не застонать. Александр лишь мрачно хмыкнул. — Вот так, уже гораздо лучше. Он был зол. На нее, но более всего на себя. За то, что шел у нее на поводу. Это был жгучий гнев, подобного которому он не испытывал уже долгие годы, эмоция, которую он с трудом контролировал. Словно темная, кипящая буря захватила все его существо, испепелив кровь и поглотив мысли. Александр знал, что Рене лгала ему в тот вечер. Понял почти сразу, хотя поначалу, глядя в ее глаза, такие честные и чистые, и внимая ее твердым жестким словам, которые одновременно надеялся и страшился услышать, он испытывал искушение поверить ей. Но подозрение, его вечный спутник, никуда не исчезло, лишь затаилось на время. К счастью, долго ждать не пришлось, — как только он заправил выбившуюся прядку ее волос и совершенно неслучайно коснулся нужного места на нежной шее, то почувствовал кончиками пальцев, как предательски подскочил ее пульс. Незначительный нюанс, но этого было достаточно, чтобы подтвердить опасения. Он корил себя за то, что своими же руками превратил ее в такое опасное и смертоносное оружие. Хрупкая и чистая снаружи, но хитрая и расчетливая внутри. Такая же, как он. Равная ему. Но, по крайней мере, Александр никогда не притворялся кем-то другим. Он презирал себя, что развил в ней эту сторону. Но еще больше он корил себя за то, что вступил в ее игру. За то, что решил перехитрить ее, посмотреть, как далеко она готова была зайти, проверить, где ее предел, а после — перевернуть ситуацию с ног на голову и увидеть, как она проиграет. Он ненавидел, когда кто-то пытался им манипулировать и не мог оставить это без ответа. Именно непреодолимое стремление выходить из всех игр, даже чужих, победителем и поставило его в это положение, принудило принять вызов, который лучше было бы проигнорировать. Александр знал, что она использует эту слабость против него. И он позволил Рене воспользоваться ею. Потому что верил, что сможет контролировать себя рядом с ней, и рассчитывал, что в скором времени она сломается и признается. И когда он, наконец, услышит о ее чувствах, настоящих чувствах к нему, то спокойно и как можно мягче объяснит, почему ничего и никогда между ними быть не может, как он всегда и планировал, закрыв эту страницу своей жизни раз и навсегда, пока он не успел потерять голову и перейти непозволительную грань. Он ожидал, что Рене сломается быстрее, но она оказалась более стойкой, чем его самые щедрые прогнозы. Их шарада продолжалась уже почти полгода, и он настолько привык к этой борьбе воль, что иногда ему казалось, будто он и не хочет, чтобы она признавалась. Не хочет, чтобы это закончилось. Но в моменты, подобные сегодняшнему, он желал лишь одного — чтобы их игра никогда не начиналась. Ибо он уже не был уверен, выйдет ли из нее тем же человеком, каким в нее вступил, — не потеряв контроль над собой, не поддавшись ярости, отчаянному разочарованию в себе и этому непреодолимому, неиссякаемому желанию. Сегодня он решил не подавлять его с привычным упорством. Возможно, хоть это поможет ему заставить ее сознаться. — Александр? Он моргнул, выныривая из своего забвения в реальность. Рене взирала на него снизу вверх своими большими изумрудными глазами. Он мог рассмотреть в них крупицы золота. — Рене? — хрипло прошептал он. — Вы несколько секунд смотрели в одну точку. — Я настраивался, — тут же соврал он, вновь сжав свою, уже успевшую ослабеть, хватку на ее талии. — Начинаем на счет три? Она кивнула. — Раз. Два. — он шептал своим глубоким голосом, а ее сердце отзывалось на каждую цифру. — Три. Александр начал вести — мощно, стремительно. Он не сдерживался, в его взгляде горел дикий огонь, который она никогда раньше не видела. Рене поймала себя на том, что не может долго смотреть ему в глаза сейчас, в них было слишком просто потерять себя. Раз. Два. Три. Она старалась успевать за ним. Их шаги были резкими и четкими, тела были прижаты друг к другу. Слишком близко, почти до неприличия. Раз. Два. Три. — Вы закрыты, зажаты, — прошептал Александр, его пальцы быстро прошлись по ее спине. Кожа Рене моментально покрылась мурашками. — Раскройтесь, чувствуйте. Забудьте о технике. Позвольте себе быть ведомой, быть уязвимой. — Кто сказал, что я не позволяю? — прошептала она, на секунду находя его глаза. Он изогнул бровь. — Вы сопротивляетесь, Рене. Отпустите себя. Поддайтесь танцу. Отпустить себя, ха. Из-за быстрого темпа, который он задал, ей стоило больших трудов не путаться в шагах, но признаваться в этом она не хотела. — Возможно, если бы вы перестали отсчитывать ритм, мне было бы легче относится к этому как к чему-то немеханическому. — Как скажете, — низко прошептал Александр, его пальцы впивались в ткань ее платья. Они продолжили танцевать в тишине, единственным звуком был шелест их одежды и скольжение шагов по полу. Александр крепче сжал ее талию, а после вновь провел по изгибу спины, притягивая ближе. Она чувствовала каждый сантиметр его тела, прижатого к ее, его жар проникал под кожу. Она дрожала от желания, из-за чего вновь чуть было не потеряла равновесие на повороте, который и без того ей непросто давался. Александр поймал ее и прижал еще ближе, его губы приблизились к ее уху: — Что с Вами, Рене? — дыхание обожгло кожу, и от этого ее позвоночник словно ударило молнией. — С королевским балетмейстером вы держались уверенней. Они остановились. Александр отпустил ее руку и талию, но не отошел, смотря на Рене сверху вниз. Она выглядела растрепанной, потерянной, дикой, прекрасной. — Вы слишком близко стоите, — прошептала девушка, пряча глаза и приглаживая волосы. Ей очень хотелось верить, что это не прозвучало как оправдание. — Месье Дюбуа держался на большем расстоянии. Александр хмыкнул. — Месье Дюбуа придерживался усредненной уважительной дистанции, как и полагается преподавателю танцев. Между вами мог поместиться еще один человек, — камердинер дождался, пока она поднимет на него глаза. — Вы будете танцевать с разными людьми. С кем-то все будет также, как на Ваших уроках. С кем-то между вами и партнером пролез бы не один, а два человека. Избегайте таких. Кто-то будет стоять также близко, как я. После камердинер с усмешкой прищурил глаза. — Но если в этом проблема, то я подстроюсь под Вас и отойду дальше, — он склонил голову набок. — Мне отойти, Рене? Да. Это было бы безопасное и ответственное решение. Они и так балансировали у опасной черты. — Нет, — твердо ответила девушка, упрямо вскинув голову. Александр ухмыльнулся, его глаза сверкнули опасным огнем. Не нарушая тишины, он кивнул и вновь протянул ей руку. Она также молча вложила в нее ладонь. Когда вторая рука камердинера вновь оказалась на ее талии, его хватка казалась нежнее. Александр повел ее с прежним напором, но темп задал более медленный. Рене не знала, чего ожидать, она его таким еще ни разу не видела. Он будто хуже контролировал себя, чем обычно, и это одновременно возбуждало и пугало. Она слишком хорошо замечала, как твердые мышцы его груди прижимались к ее. — Вы когда-нибудь танцевали с кем-то, чувствуя, что вы одно целое? — тихо спросил он. — Не просто одно целое в движении, но одно целое в дыхании, одно целое в мыслях? Словно у вас одна душа на двоих? Она не знала, что ответить. Пыталась смотреть ему в глаза, но у нее не получалось. Ee тело пульсировало ритмом танца и его слов. Рене чувствовала, как усиливается ее желание, как отчаянно она жаждет его прикосновений. — В этот момент не имеет значения, кто вы и кто они, что вы делаете или откуда родом, — словно где-то вдалеке продолжал рассуждать Александр. — Вы просто две сущности, движущиеся в совершенной гармонии, связанные между собой способом, который не поддается объяснению. Без предупреждения Александр прокрутил Рене вокруг ее оси. Она вздрогнула от неожиданности, но он без усилий поймал ее, и их тела снова тесно прижались друг к другу. Девушка чувствовала необузданную силу в его движениях, это опьяняло. — Даже если ваши жизни сильно отличаются, даже если вы приехали с разных концов света, в этот момент танца вы — любовники, — сердце упало, когда эти слова сорвались с его губ. — Даже если за пределами бального зала вы ничего не значите друг для друга, в эти несколько драгоценных мгновений вы едины, разделяя связь, как физическую, так и эмоциональную. Рене накрыло новой волной желания, разливающейся по венам. Ее сердце заколотилось от непонятного предвкушения. Она полностью отдалась его воле, позволяя ему вести себя. Каждое движение, каждый шаг были свидетельством этой связи, этого наваждения. — Как мы с Вами? — тяжело дыша, прошептала Рене. — Да, как мы, — прошептал в ответ он, его глаза стали еще темнее. Она тяжело сглотнула, чувствуя, как по шее ползет румянец. Ее разум был поглощен им, она пыталась представить вкус его губ, бесстыдно молилась, чтобы его руки изучали другие части ее тела, кроме спины и талии. Она хотела его с яростным, первобытным голодом, и казалось, что ничто в мире не имеет значения, кроме этого желания, пожирающего ее. — Возможно, танец — это микрокосм самой жизни, напоминание о том, что все мы связаны, — в его хриплом голосе появилась слегка уловимая нота печали. — Что все мы способны любить и быть любимыми. Рене закрыла глаза. Она понимала, что теряется в интенсивности момента. Девушка ощущала, как ее сердце бьется все быстрее и быстрее. От этого было почти больно. В ее голове была мешанина мыслей и эмоций, и она изо всех сил старалась не отстать от этого вихря, который проносился сквозь нее. У нее кружилась голова, а тело била дрожь. — Королю вы тоже в глаза не смотрите, когда танцуете? — пробился к ее сознанию голос Александра. Ее словно облили холодной водой. Конечно, он ни на мгновение не мог забыть о ее прошлом и неопределенном настоящем с Людовиком. Рене заставила себя заглянуть в бездну его глаз и выдержать ее. — Стиль танца Его Величества сильно отличается от вашего, — чуть слышно ответила она. — Конечно, как же иначе, — Александр опасно оскалился. — Поведаете мне, как именно? В голове все путалось, Рене не могла подобрать слова. — Более изысканный? — предложил Александр, с каждым вариантом опуская руку все ниже и ниже ее талии. — Более изящный? Более пристойный? — Более поверхностный! — выпалила Рене. — Менее глубокий! Менее интенсивный! Ей было тяжело дышать, и она впервые заметила, что ему тоже. — Он танцует как король, вы танцуете как мужчина. — И какой стиль Вам нравится больше? Рене оторопела, ее глаза метнулись вниз. Она знала правду. Она была его, полностью и без остатка. И это чувство в ее сердце, было опасно похоже на... любовь. Ей даже не хотелось думать, что произойдет, если он об этом узнает. — Смотрите на меня! — неожиданно прорычал Александр и положил ладонь на щеку девушки, подняв ее лицо на себя. Она была уверена, что в ее глазах он сможет считать все, что было необходимо. Ваш, ваш, ваш, только ваш. — Ваш вопрос бестактен, месье, — будто не своим голосом ответила она. Александр ухмыльнулся, отпуская ее лицо и возвращая руку на талию. — Вы правы, мадемуазель. Простите, что задал его. Он с легкостью поднял ее над землей и задержал в воздухе, в своих руках. Рене знала, что их танец сейчас закончится и ей отчаянно не хотелось, чтобы он ее отпускал. Камердинер смотрел на нее снизу вверх еще несколько мгновений, в его глазах горел угасающий огонь, прежде чем медленно опустить ее на землю. Когда Александр отступил назад, лишив ее жара своих рук, Рене тут же накрыло необъяснимое щемящее чувство утраты. Она вновь увидела отстраненность в его выражении лица, как будто он внезапно вспомнил о своем месте и статусе. Несколько секунд они стояли в тишине, переводя дыхание и пытаясь вернуть себе самообладание. Наконец, Александр заговорил, его голос был низким и хриплым. — Ваш вердикт, мадемуазель, — несмотря на весь холод, которым от него вновь веяло, он иронично улыбнулся и изогнул бровь. — Вы не лгали о своих умениях, — пытаясь унять бешено бьющееся сердце, максимально нейтрально ответила Рене. Спасти ее сейчас могла только маска безразличия. Александр поклонился. — Рад, что удовлетворил Вас, мадемуазель де Ноай. Она покраснела и опустила глаза. Иногда ей казалось, что камердинер специально использовал такие двусмысленные формулировки. Хорошо, что он никогда не узнает, как усиленно она собирается удовлетворять себя, когда вернется домой, вспоминая об их танце. Больше не сказав ни слова, Александр развернулся к ней спиной и отошел к своему креслу. Он начал одеваться. Его движения казались четкими и выверенными. Методичными. Но пальцы слегка подрагивали. Он сделал глубокий вдох. Ему нужно было побыть одному, привести мысли в порядок, взять себя в руки и вернуть самоконтроль. Укрепить его. Обычно тишина, несколько часов воспоминаний об отце и самобичеваний помогали. Сегодня не помешало бы еще погрузиться в холодную воду. — Боюсь, что не смогу задержаться для нашего второго… урока. Меня ждут некоторые незапланированные дела в Пале-Рояль, — на ходу придумывая историю, сообщил он, накинув на плечи камзол и не глядя в сторону Рене. — Я отвезу Вас домой. Она, сцепив руки перед собой, также повернулась к нему спиной. Ее одолевало смятение и легкая паника, которая возрастала с каждой секундой. Если она до сих пор себя не выдала, хотя поверить в это было сложно, то еще больше времени, проведенного с ним наедине в тесном пространстве, может вынудить ее совершить какую-то глупость. И тогда все точно закончится. — Если Вы не против, Александр, — все ее силы ушли на то, чтобы придать своему голосу учтивое спокойствие, — я бы предпочла остаться и еще потренироваться. Камердинер от удивления резко обернулся к ней. Она все еще стояла к нему спиной, идеальная линия ее открытых плеч приковала взгляд. В его душе боролись неразумные желания. Он сделал шаг к ней, затем еще один, пока не оказался прямо за девушкой. Запах ее парфюма наполнил ноздри. Еще никогда в жизни его так сильно не тянуло прикоснуться к чужим плечам. Но они больше не танцевали, границы между ними более не были размыты, а правила общества и приличия вновь выросли вокруг. — Конечно, бальный зал в вашем распоряжении, — прошептал он, а потом чуть громче и увереннее добавил. — Я прикажу прислать за Вами другую карету. Ваш отец не простит мне, если я оставлю Вас без сопровождения. — Благодарю, — она по-прежнему не смотрела на него. Александр кивнул. — До встречи, Рене. Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и быстрыми шагами устремился к выходу из бального зала, не забыв по пути захватить стопку с документами. — Александр! — она окликнула его, поспешно обернувшись, пока он не успел уйти. — Мы теперь будем видеться с Вами реже? Только раз в неделю? Этот вопрос не давал ей покоя с момента, как камердинер отпустил месье Дюбуа. Рене не могла больше лгать себе. Было очевидно, что она прокололась, что он все понял. Сколько бы безразличия она сейчас не пустила в ход, какой бы холодной не пыталась казаться, это уже не поможет. Их безмолвная сделка была проста — он будет рядом, пока она держится на приемлемом для него расстоянии. Если приблизится — он отдалится. Если она подойдет вплотную — он исчезнет. Это ужасные условия, но других он не предлагал. И даже с ними, все могло продолжаться достаточно долго, но она соблазнилась возможностью сиюминутного удовольствия и теперь придется за это расплачиваться. Александр застыл в пороге. Признаться, в его голове была такая сумятица, что он успел забыть о своем распоряжении для месье Дюбуа. Камердинер попытался ухватиться за воспоминание о своем состоянии в тот момент. Рене приближалась, пробиралась ему под кожу, начинала просить большего, чем он мог ей дать, и ему нужно было положить этому конец. Он планировал сначала увеличить паузу между их встречами до недели, потом до двух, пока не свел бы это количество до рабочей необходимости. И все, что произошло сейчас, только настаивало на безотлагательности реализации этого плана. Ситуация выходила из-под контроля, медлить было нельзя. Технически, она все еще не сдалась, ни в чем ему не призналась. Но зачем эта формальность, если ему и так все было понятно? Ее глаза и действия сказали все красноречивее любых слов, которые она могла бы ему предложить. Он имел полное право все прекратить. Более того, был обязан. Александр закрыл глаза. Да. Скажи ей, что да. Придерживайся плана. Прекрати эти встречи. Это безумие. Голос отца гудел в голове. Но что останется в его жизни без этих встреч? Люди, борющиеся за его внимание, потому что не могут бороться за внимание Короля. Вещи, которыми все бы хотели обладать, но он понятия не имел, что с ними делать. Бесконечный цикл дел и мероприятий, пустых обещаний и поверхностных отношений. Постоянное давление, в попытках что-то доказать мертвецу, чью должность он теперь занимал. Как будто он жил в мире, созданном им самим. В мире, где все возможно, но ничто не реально. Посреди выжженной пустыни, которой была его жизнь, это новорожденное едва окрепшее невозможное чувство к Рене было единственным, что казалось настоящим. Его нельзя было купить, продать или обменять. Оно постепенно заполняло бездну, которая так долго росла внутри него. И даже если бы он насильно сейчас вырвал его из своей души, бездна не была бы той же, что была до него. Он навеки был бы вынужден чувствовать, что что-то не в порядке, что чего-то не хватает. Ему казалось, что он жил эти полгода во сне, и этот сон подходил к концу. Он отчаянно не хотел просыпаться. — Нет. Александр обернулся. Рене стояла закусив губу и глядя в потолок, но услышав его ответ тут же посмотрела на него, ее глаза блестели. — Это только в следующий раз. Дела не позволят приехать. Потом все будет, как раньше. — Дважды в неделю? — Да. Он был уверен, что губы девушки чуть дрожали, когда она улыбнулась. Ее поза стала более расслабленной. — Хорошо, — мягко произнесла она. — До встречи, Александр. Он поклонился и скрылся за дверью. Значит, игра будет продолжена. И он продлил ее по собственной воле. Возможно, это было самое глупое решение в его жизни, но если такова была плата за ту радость, которой сверкнули ее глазах, стоило ей услышать его ответ, то Александр был готов признать его верным. Он станет еще аккуратнее, приложит еще больше усилий, чтобы удержать этот хрупкий баланс, не поддаваясь искушению запретного, каким бы манящим оно не казалось, но и не лишая себя и ее дозволенного. Он надеялся, что не окончательно потерял рассудок, думая, что с задачей можно справиться, что это просто еще одно испытание его воли, дисциплины и выдержки. Теперь ему придется делать вид, что он не заметил того, что было в ее взгляде, когда она была в его руках. Ей придется притворяться, что она не обратила внимания, в какое неконтролируемое состояние его вводила. Им придется лгать, что они по-прежнему ничего не подозревают. Это ужасная сделка, но это все что у них было.