Живое

Хината протягивает руку и утопает ладонью в его взъерошенных солнечных вихрах. После душа они чуть влажные, а ещё выглядят мягче, чем обычно. Наруто на всё это действие лишь плотнее прижимается щекой к её животу и пытается устроиться поудобнее. Самой Хинате нормально, на спину откинулась, под головой подушка, а Наруто раскорячился где-то в её ногах. Потому пришёл сначала вроде как просто посидеть рядом и только потом сверху улёгся. Точнее, она его к себе притянула. Ибо у него оно, то самое выражение появилось. Когда глаза прикрывает, нижнюю губу чуть поджимает, и после этого и пяти минуток не проходит: руки широко расставляет и обниматься приглашает. Без слов и лишних разговоров, просто своё желание выказывает. Ответить ли на просьбу и ласку, это уже Хинате решать. Итог, правда, обычно один. Наруто теперь удивляется, как она так всё предугадывает. А ей смешно, и улыбается тихо, а внутри всё тает от нежности, и она спешит ею делиться. Да о чём говорить, иногда даже и взгляда на него не надо, спиной чувствует изменившуюся ауру, шестым чувством видит стремление прикоснуться. И никакого чакрорежима не надо, всё она, эмпатия. Наруто вновь завозился. Горячие ладони переместились под её спину, устроились на пояснице. Пальцы у Наруто ни разу не аристократические, как у Хьюга, но в них есть своя мужская красота и сила. А ещё именно в них таится один секрет, именно они выдают всё потаённое. Насколько бы сейчас Наруто ни был окружён друзьями и близкими, в нём всё остаётся где-то там, далеко-далеко внутри, сиротское одиночество малых лет. Это сейчас Хината вспоминает, что видела, но полностью не осознавала: пронзительные голубые просящие глаза, выражение тела, в котором сквозила тоска. Нынешний широкий разворот плеч и уверенная походка сильного человека уже как будто отправили в историю это впечатление, но раньше… Ах, если бы она поняла это в детстве, может быть, сие переломило б её застенчивость и робость. В ней было так много любви, так много веры в него и нежности уже тогда, но на самое главное — причастность — Хинаты не хватило. А многое бы изменилось. Вот оно. Рука Наруто уверенно, но так выстрадано, в какой-то степени нежно и так просяще сжимает её бок, как будто в последний раз. Невысказанные чувства текут рекой. Хината могла бы назвать один из его оттенков трепетностью, но это слово было совершенно плоским и слишком лёгким для того, что есть на самом деле. Там целый букет: и горячность, и толика затаённой мощи, неверящее довольство и какое-то выцарапанное, с боем добытое, но всё ещё неуверенное спокойствие. Сложно описать. Слишком много всего. Хината смаргивает слезу и крепче обнимает Наруто, хотя, кажется, куда уж сильнее. Свежий весенний вечер рвётся в окно закатными насыщенными оттенками, пространство комнаты набирает теней, мягкости и включает магию. Сумеречье, время, в котором каждая обеспокоенная душа хотя бы на несколько мгновений обретает просветление, веру и гармонию. Возможно, их сейчас окончательно разморит, и они заснут до самого утра, возможно, душа попросит прогулки по деревне — ловить искры уюта погасающего дня, а может быть, и захочется что-то приготовить вместе. Хотя закончится, скорее всего, всё смешно и привычно: горой посуды и заляпанной кухней. Но одно Хината знает точно: она ни на грамм не убавит той нежности, того тепла, которое вновь родилось сейчас. И рождается каждый раз. Узы, живые и пульсирующие, вновь фантомно ощущаются, обнимая их обоих. И по ним, вместо крови, течёт сила и свет. Хината своей внешностью и характером была Луной, тихой, покорной, отражающей и мягкой. Но в её имени была совершенно другая астрономия, и Хината верила, что это поможет найти в себе особую силу и объять само Солнце, дать ему всё. Потому что оно, вечно всех греющее и заботящееся, тоже нуждается в прибежище.