Добровольно связанные

— Доброе утро. Дзёно улыбается, когда Мичидзо, стараясь подкрасться незаметно, обнимает его сзади, хотя, само собой, Сайгику уже слышал, как тот проснулся, умылся и проскользнул на кухню. — Доброе. Он щёлкает кнопкой электрического чайника и разворачивается, обнимая в ответ, чуть наклоняясь для лёгкого поцелуя, но Мичидзо углубляет его, не отпуская. У Тачихары хорошее настроение, и Дзёно приятно это чувствовать — учитывая последние недели после случившегося в аэропорту, давшиеся им тяжело. Слыша, как щёлкает тостер, он прерывает поцелуй и чуть отстраняется, аккуратно отодвигая Тачихару в сторону, и мягко спрашивает: — Ты не разбудишь её? Всё почти готово. — Ты такой хороший, — Мичидзо ластится, смеясь, ещё раз обнимая и безбожно мешая заниматься завтраком. Дзёно кратко усмехается. Ему нравится знать, что Тачихаре хорошо, что тревожность последних недель почти полностью отступила и тот снова может наслаждаться обычными вещами и открыто говорить об этом. Дзёно искренне рад и готов сделать всё, чтобы Мичидзо чувствовал себя счастливым. Даже принять его интимную близость с другим человеком. Дзёно ещё раз кратко целует его и отправляет в спальню — разбудить Йосано, спящую в их постели, впервые принявшую приглашение остаться у них до утра. Её присутствие, как и её способность, оказалось целительным для Тачихары, который долго не мог оправиться после случившегося с Ищейками и не мог простить себя. Дзёно понадобилось время, чтобы понять, каким образом он может помочь ему, не оттолкнув и не заставив закрыться ещё больше. Впервые заметив в мусорном ведре окровавленное полотенце, он быстро понял, что именно Мичидзо от него скрывает, но не мог винить его, зная, как ему тяжело. Сайгику боялся надавить на него и всё разрушить. Он был рядом и поддерживал, но этого было недостаточно, и он понял, что Акико, к которой, как он уже выяснил, ходил тайком Тачихара за исцелением — ключ. Возможно, последний шанс вернуть их к нормальной жизни. И оказался прав. Завтрак стоит на столе, когда Йосано, потягиваясь, появляется в дверном проёме. Мичидзо, уже стащивший со стола тост, приветственно машет им, чуть не уронив, на что Дзёно беззлобно замечает: — Накрошишь — будешь убирать, — и поворачивается к Акико. — Доброе утро, доктор, — всё ещё обращаясь к ней именно так. Она протяжно зевает. — Доброе, конечно, но вы могли разбудить пораньше, я помогла бы с завтраком. В этот миг, слыша шелест ткани от её движений, Дзёно вдруг понимает, что на ней поверх белья наброшена его рубашка, едва прикрывающая ей середину бёдер. На миг его накрывает воспоминание о прошлой ночи — как, должно быть, прекрасно смотрятся её стройные ноги на плечах Мичидзо, пока она изгибается под ним и крупно вздрагивает под холодным, обжигающим кожу металлом, пока Сайгику, с другой стороны наклонившись над её лицом, ведёт скальпелем по её животу. — Да перестань, — Тачихара улыбается. — Очень вкусно, кстати, так что иди сюда. Сайгику, вернувшись к реальности, садится за стол, только тогда обнаруживая, что для Акико места за ним не осталось. Совершенно не собираясь уступать своё, он невозмутимо произносит, отпивая кофе: — Кажется, у нас только два стула, доктор, и если Тачихара не хочет постоять, то вам придётся сесть на него. — Почему на меня? — Мичидзо смеётся. — И нет, я не встану, а то некоторым очень не нравится, когда едят не над столом. — Ты постоянно крошишь. — Но я убираю! — Крошишь, чтобы убирать. — Как всё серьёзно, — Йосано усмехается, ещё раз медленно потягиваясь и подходя к столу. Дзёно слышит, как задирается рубашка, и мысленно заключает, что она делает это для Тачихары, чтобы тот мог лишний раз полюбоваться её голыми бёдрами. По крайней мере, никто другой этого не увидит, и Сайгику мгновение раздумывает, стоит ли ему разозлиться. Она подходит чуть ближе, и он поворачивает к ней серьёзное лицо. — Если вы тоже крошите, доктор, то лучше выберите, на кого сесть. — И кому мешать крошить, — Мичидзо скрывает смешок за кружкой, отпивая кофе, и, кажется, полностью игнорирует её внешний вид. Йосано стоит, оценивающе глядя на них пару секунд. Задержав взгляд на Тачихаре, она качает головой: — Думаю, я только усугублю. И делает шаг в сторону Дзёно. Тот вскидывает брови, понимая её намерения, но ещё не до конца разобравшись, откуда они взялись. Злости, однако, он не ощущает — её присутствие стало уже привычным, и в их совместном времяпровождении не было места ревности. В конце концов, он затеял это сам, ради Тачихары — потому что любил его и не знал другого способа ему помочь. И ещё — хоть он открыто не говорил об этом — потому что уважал Йосано, считая её дорогой частью прошлого Мичидзо, которое тот бесконечно проецировал на себя, так и не избавившись от образа брата, но, кажется, наконец приняв это. И теперь, находясь с Акико, Тачихара в некотором роде разделял с ней любовь к нему или его памяти. Йосано была единственной, кто мог дать ему избавление, и единственная, кому Сайгику бы это позволил. Он никогда не произносил этого, но он тоже начал чувствовать некую близость с ней, интимную в ином роде — его восхищал её страстный подход к работе, её жестокость в исцелении. Обширный набор инструментов в её кабинете, что скорее пригодился бы в пыточной, а не в операционной (учитывая мачете и бензопилу, что он позже обнаружил в её шкафу), откровенно будоражил его воображение. Определённо, ему это было по душе. И, разумеется, лучшим дополнением, делавшим столь приятным её нахождение в их постели и для него, была её способность. Дар Йосано давал возможность воплотить в жизнь самые жестокие фантазии — и Дзёно не был бы собой, если бы не поддался желанию этим воспользоваться. Те фантазии, что ранее ему приходилось запирать глубоко внутри, боясь перестараться и навредить Мичидзо, теперь можно было исполнять, не останавливая себя, когда рядом была она, в любой момент готовая исцелить. Не только его, но и саму себя. Дзёно ярко запомнил ощущения от их первой совместной операции и последующего очищения в душе и долго не мог выбрать, что взволновало его больше — вспарывать живот Тачихары, перебирая в ладони его гладкие влажные внутренности, или перерезать горло Акико, слыша болезненные хрипы, что так сладостно смешивались со стонами Мичидзо, когда она, умирая, крепко сжимала его в себе. В конце концов, ему позволили не выбирать. Дзёно знал без слов, как Йосано признательна за возможность быть с Тачихарой и таким образом продолжать любить его брата, в благодарность позволяя делать с ней что угодно. Таким образом, хоть они и не озвучивали это прямо, каждый получал то, чего хотел. В настоящем Сайгику со вздохом откидывается на спинку стула, всем видом демонстрируя, что делает огромное одолжение, позволяя ей сесть себе на колени. Хоть и в большей степени ему просто нравилось делать такой вид. — Ладно, ладно, — Мичидзо строит страдальческое лицо. — Я крошу аккуратно, неужели теперь вы оба будете меня третировать? Дзёно поспешно кивает: — Ну разумеется. Йосано, сев на него, аккуратно берёт кружку и тост, наклоняясь к столу, и Дзёно, всё же боясь, что она потеряет равновесие и накрошит на пол, машинально придерживает её за бедро, нечаянно задирая ткань и касаясь обнажённой кожи. Она едва заметно вздрагивает, но не меняет положения, и он вдруг наконец догадывается, что, возможно, она беспардонно надела именно его рубашку и намеренно оголяет бёдра не только ради Мичидзо. Возможно, прямо сейчас она всем телом пытается ненавязчиво продемонстрировать, что Дзёно пора уже обратить внимание и на другие варианты взаимодействия, что не ограничивались бы лезвием у её кожи. Он напрягается, вслушиваясь в реакцю Тачихары, но тот занят завтраком и просмотром ленты, не обращая никакого внимания на творящееся напротив. Сайгику отводит руку с её бедра, беря кружку с кофе, хотя всё ещё обеспокоен возможной неаккуратностью Акико и перспективой обкрошенного пола. Как и неожиданной откровенностью, с коей она сейчас прижимается задницей к его бедру. Таких перспектив они не обсуждали, и Дзёно был убеждён, что и без того очевидно, что они оба заинтересованы в Тачихаре, а не друг в друге. По крайней мере, не в этом смысле. Сайгику нравилось причинять ей боль, когда Мичидзо брал её и она была на вершине удовольствия. Это было приятно и укрепляло связь между ними. И лишь теперь Дзёно на миг задумывается — не хотела ли она случайно, чтобы он сам довёл её до блаженства и продолжал находиться в ней, пока вспарывал её горло? Не хотела ли она почувствовать то, что испытывает с ним Тачихара? Его укалывают странные ощущения. Они завтракают в приятной тишине, пока Мичидзо не отрывается от телефона и Дзёно не чувствует его сощуренный взгляд на себе. — Что? Тот улыбается. — Ничего, просто вы классно смотритесь. Он говорит это легко и искренне — в его голосе не чувствуется обиды или ревности. И Сайгику пока не знает, как реагировать. Он прислушивается к реакции Акико, ощущая, как кровь приливает к её щекам, когда в ответ она негромко усмехается: — С тобой он смотрится лучше. Дзёно, секунду соображая, со сдержанной издёвкой выдыхает: — Ну вам виднее. Мичидзо смеётся в кулак, рискуя расплескать кофе, и Сайгику чуть расслабляется, слыша ребяческую лёгкость в его голосе, хоть пока и не понимает, действительно ли он столь ненавязчивым образом ведёт к тому, о чём он успел подумать. О том, что стройные ноги Йосано, должно быть, прекрасно смотрелись бы и на его плечах, если Тачихаре вдруг захотелось бы это видеть. Потому что Дзёно пойдёт на всё, чтобы удовлетворить его. Даже на интимную близость с другим человеком. — У нас ведь есть немного времени перед работой? — Тачихара щурится, потирая шею. — Для чего это? — Сайгику знает этот тон, но до последнего изображает непонимание. — Ну, — тот улыбается. — Для того, на что я бы посмотрел. Йосано как бы невзначай прижимается спиной к груди Дзёно, и он не может не чувствовать в её теле горячего нетерпения, окончательно убеждаясь, что не ошибся — она правда хочет этого. И ещё — она тоже никогда не ответит нет, о чём бы Тачихара ни попросил. Сайгику хмыкает, аккуратно возвращая ладонь на её бедро, нарочито строго произнося: — Только не на кухне. Я не буду это убирать. — Я уберу, — Тачихара улыбается, подрываясь со стула, чтобы молниеносно убрать со стола всё, кроме ножа для масла. Дзёно чувствует, как Акико вздрагивает, прислоняясь к нему сильнее, и, сжав ладонь на её бедре, спрашивает на ухо: — Вы уверены, доктор? Она поворачивает голову, и её губы целомудренно прислоняются к его щеке. Она уверена. И это крепко и добровольно связывает их вместе, пока Тачихара с восхищением разглядывает эту картину, чтобы после присоединиться.