Hey, Nana

Хати упала на колени как только две девушки вошли в квартиру. Я не хочу его знать. Это были последние слова, которые она смогла сказать, прежде чем сладкий тембр ее голоса превратился в рыдания. Нана слишком хорошо понимала это чувство — быть оставленной мужчиной, который значил больше, чем твой мир. Она налила в стаканы с клубничками воду для Хачи и остатки пива для себя. Она виновато взглянула на подругу, смятую, как роза, на полу; но что она могла сказать? Какие мудрые слова были у нее из всех людей, чтобы все исправить? Хачи медленно подняла свое заплаканное лицо к Нане, едва улыбнувшись, когда потянулась к стакану. И глядя в эти большие невинные глаза, Нана почувствовала, как у нее перехватило дыхание; конечно, ей нечего было сказать. Они были так похожи. —Как ты себя чувствуешь? —раздался ее голос, и Хачи вспомнила, что она жива. — Я… я не в порядке. Ооо...Нана. —Ее хрупкие руки сжимали полупустой стакан. — Ч-что мне вообще делать? Печальные глаза стали еще печальнее, когда Хачи снова заплакала. —Пожалуйста, побереги свой голос. Ты потратила достаточно слов — и слез — на этого придурка. —О-он бросил меня, Нана! Она схватилась за край стула, чтобы не упасть. —Знаю, знаю. —Ее свободная рука запуталась во влажных локонах Хати. — Поспи со мной этой ночью, хорошо? В ее рыданиях наступила пауза. —П-правда? —Конечно. Нам, девочкам, нужно быть рядом друг с другом в такие моменты. — Д-да, ты прав. По правде говоря, Хачи была рада, что она не остается в своей комнате одна. Сопоставление одиночества с ее страданием только ухудшит ситуацию. Прижавшись к холодным простыням Наны, она вдыхала запах своих сигарет, как мужской одеколон. Рядом с ней, Нана прижалась к ней, все еще не говоря ни слова. Поэтому Хачи говорила за нее: —Спасибо, что позаботилась обо мне. —Я никогда не оставлю тебя в таком состоянии. Никто с сердцем не стал бы. Пожалуйста, не благодари меня. Несмотря ни на что, брюнетка улыбнулась. —Но ты не просто человек с сердцем, Нана. Ты действительно заботишься обо мне. Иногда мне кажется, что ты любишь меня больше, чем когда-либо любил Сёдзи. При упоминании его имени она почувствовала, что снова начинает плакать. К счастью, Нана повернулась, как будто собираясь ответить, поэтому вместо изображений своего бывшего ее настигли очаровательные глаза сирены. —Меня всю жизнь бросали люди, Хачи. Если я могу дать тебе кое какой совет, так это не гнаться за версией, которую ты сделала из них. Версия внутри твоего сердца. Потому что — поверь мне — иногда лучше просто сбежать. Или смириться с тем, что тебя кинули. Ради тебя, я молю вас двигаться дальше. —Она слабо улыбнулась —я не шутила, — сказала Хачи шутливо. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, но Хачи оторвала взгляд от Наны. —Я имела в виду то, что сказала. Я больше никогда не влюблюсь. Я никогда, никогда, никогда не потрачу свое сердце на мужчину. Нана вздохнула. — Тебе разве нужна любовь, Хачи. Что ты без нее? Хачи глубже погрузилась в кровать. —Мне нужно ее много. Я очень люблю своих друзей. Но мне не нужен парень или что-то в этом роде. —Когда она продолжила, ее тон превратился в меланхолическое бормотание. — Если честно, мне кажется, что все, что мне нужно, — это ты. Нана беззвучно ахнула — больше похоже на то, что у нее украли воздух из легких. —Нана… Ее золотая улыбка вернулась. —Это правда. Эти последние месяцы, которые мы провели вместе, казались целой жизнью. Как будто я знаю тебя всю свою жизнь, и жизнь до этой, и ту, что до этой. —Ее мягкая рука коснулась фарфоровой щеки Наны. — Ты как парень, которого у меня никогда не было! —Ха-ха, — рассмеялась Осаки, пытаясь скрыть, насколько ее сбили с толку ее слова. — Боже, Хатико! Ты действительно такая банальная! —Но это правда! —Ах… Знаешь, ты была бы неплохим парнем. —продолжила Хатико Когда она сказала это, то поняла, что улыбалась. —Хм.. —Брюнетка закрыла глаза и перевернулась на спину, ее горло сжалось. —Иногда кажется, что мужчины и женщины никогда не смогут быть вместе, хотя мы созданы для этого. Единственное желание мужчин — это то, чего они не могут понять. И я? Забуд ь меня. Я хочу только того, чего не могу получить. Нана наклонилась вперед. —Что же это такое? Когда другая девушка снова открыла глаза, они были наполнены мудростью, которая оживала в ней только в самые темные минуты. —Я думаю, что смогу по-настоящему любить только мужчину с женским умом. Нана не могла вспомнить, когда началось замешательство. Может быть, когда Хачи с опаской прижалась губами к ее губам? Но она знала, что это ерунда. В тот день, когда они встретились в поезде, она знала, что никогда не сможет избавиться от Наны Комацу. Она обвила бледными руками это солнце перед собой, притянула к себе и миллион раз произнесла в уме слова, которые боялась произнести. Прикосновение Хати касалось ее скальпа, лица, острой ключицы, и Нана искренне верила, что могла умереть там; ее прикосновения были такими чистыми, такими благоговейными и осторожными, как будто каждое движение пальца было песней только для нее. Ни один мужчина никогда не прикасался к ней так, даже Рен. Она открыла глаза, чтобы посмотреть на красное лицо Хачи. Когда она могла так легко думать о нем? Почему здесь, признаваясь себе в том, что она держала в себе все это время, она могла думать о нем, как будто это был всего лишь дурной сон? Не только он - вся ее жизнь без любви обрушилась на нее, и все же в объятиях Хачи это было нереально. Это было так далеко. Хачи была всем, что было и всем, что ей было нужно. Забавно, как она была уверена во всем этом сейчас. Однако Хачи, чувствовала, что она лишь на грани ясности. Все случайные прикосновения, долгие взгляды, понимающие улыбки; каждый последний момент, проведенный ею и Наной вместе, всегда был больше, чем просто две женщины понимающие друг друга. Это были две женщины, видевшие друг друга. Чтобы увидеть. Это то, что ей было нужно все это время. Нельзя обращаться с ней как с ребенком или щенком — и уж точно не как со взрослой и независимой женщиной. Хачи нужно было быть собой и только собой. Сердце и душа, руки вверх. Нана знала ее насквозь, и когда она заставила себя пережить астральную романтику их второго поцелуя, она почувствовала, как ее собственные губы сжимаются. Единственный человек, который мог любить так, как любила она, — ее зеркало. Дремлющие в объятиях друг друга, Нана и Хачи знали, что легко могут отмахнуться от этого как от отчаянной потребности в утешении. Но подобно тому, как луна должна исчезнуть, чтобы стать полной, девушки тут же поняли, что их время прятаться ушло. — Я люблю тебя, Нана, — прошептал Хати в ее теплую кожу. Нана едва открыла глаза, наблюдая, как улыбка Хачи угасает, когда ее одолевает сон. Когда она убедилась, что это была только она и та не спала, она прошептала: —Я тоже тебя люблю.