Месть

Уроки в школе давно закончились, ученики разошлись по домам. Но только наша любимая четвёрка выдающихся мальчишек осталась рядом, у здания школы. Что же они там забыли? Стен докуривает сигарету и тушит бычок об окровавленную и бледную голову, что неподвижно лежала на подтаявшем снегу. Безнравственно харкает на красную потёртую куртку и усмехается, с жалкого вида. Кенни запинывает тело, тихо хохоча себе в капюшон старой оранжевой парки. Его и без того грязные черные конверсы, теперь были в чьей-то крови. Кайл злобно улыбается, берёт холодную железную крышку от мусорного бака и со всей силы бьёт по мертвецки бледному лицу жертвы. Ход остаётся за Картманом, но он смиренно лежит и ждет его замены. Тело подрагивало. Баттерс Стотч. Точнее Леопольд. Желтая макушка с битой в руках подходит и осматривает результат работы. Неуверенно хмыкает и хриплым томным голосом говорит ребятам: –Хватит с него, остальная работа за Кайлом.–поблекшим и слепым глазом он подмигивает Брофловски и уходит к себе домой. Его примеру последовали Стэн и Кенни, а Кайл же остался наедине с мечтой. С той мечтой, которая таилась в его чёрством еврейском сердце, начиная с третьего класса. Думаете, рыжий просто хотел хорошенько надрать жиртресту зад? Неет. Здесь, глубоко в его полом фиброзно-мышечном органе, таилась жажда мучительно-трагичной смерти его давнего и заклятого врага. Туманные детские обиды прошли, ненависть сошла на нет, а трепещущая нужда в кончине угрюмой рожи — вот чем жил кудрявый парень. В его черной, заляпанной кровью спортивной сумке, лежала верёвка, серый скотч, самый большой кухонный нож, что был у них в доме и револьвер. Последнее, как он сказал друзьям — на десерт. Собственник оружия не врал, ему хотелось более эффектной смерти противника. Начитавшись и насмотревшись всяких документалок про оружие, Брофловски был полностью убеждён в том, что лучше всех подойдет старый револьвер. Кайл был эстетом-перфекционистом, поэтому нельзя было упускать возможность сделать смерть «друга», более бесчеловечной. Мальчику 16 лет сломали хрящевые части рёбер, но в основном были внешние телесные повреждения, а его враг не собирается на этом останавливаться. Тяжело дыша, он кинул железяку куда подальше и подошёл к едва дышавшему телу. Глаза были приоткрыты и истекали ручьями слез. Картман не мог издать ни звука, сильная боль в районе грудной клетки не позволяла ему этого. Лицо тоже талантливым актёрским мастерством не блистало, ведь Кенни со Стэном над его физиономией постарались знатно. Нос был сломан, поэтому единственным путеводителем кислорода был рот, но алые кровоточащие губы жалко дрожали, якобы моля о пощаде. Но на такие ужасающие пейзажи, у Кайла просто не было времени. Лишь мысль о том, что скотч ему больше не понадобиться, промелькнула в его раскалённой голове. Его тонкие рыжие брови будто слились с переносицей, а довольная ухмылка расплылась по горячим веснушчатым щекам. Пошарив в сумке, он достает верёвку средний толщины и пинает Эрика так, что тот переворачивается на живот и хрипит от боли. Кайл заламывает ему руки и пытается связать их так туго, чтобы они посинели. Он так ждал этой прекрасной картины, представив себя художником с мольбертом в его унылой комнате, в руках у него деревянная палетка с профессиональными красками и набросок Эрика который осталось раскрасить всеми оттенками красного цвета, изобразить каждый дивный узорчик своей пошлой фантазии на его изуродованном теле, довести картину до совершенства так, чтобы вложить в неё душу и жизнь, ведь в реальности этой жизни уже не будет места. Кайл небрежно берёт тело, сумку вешает на плечо и быстрым шагом направляется к своему дому. В гостиной никого нет, а значит можно спокойно начинать свою работу. Поднимаясь по деревянным ступеням, он краем глаза осмотрел второй этаж. Как выяснилось Айка тоже не было дома, ведь свет и в его спальне отсутствовал. Зайдя к себе в комнату, Брофловски вальяжно бросает полу-труп на пол, оттряхивает руки и вяло подходит к стене, недовольствуя тем, что ему приходилось некоторое время скрывать от близких его гениальный план, который его консервативная мать наверняка бы отвергла. Он осматривает стену, медленно поворачивает голову и глупо улыбается. –Нельзя же так с гостями обращаться, верно? Все удобства только для твоей наглой жирной задницы. Тонкими ледяными и длинными пальцами, он нажимает на некоторые места в стене, переворачивая треугольники с надёжными крючками. Один из них — самый высокий, понадобится для удобства Картмоновской туши, а остальные — для раритетных голубых глаз, отвратительно пухлой руки, миловидных почек, большого нацистского сердца и самого главного — скелета. Рыжему было любопытно, действительно ли у Эрика большая кость, или же он просто ленивая свинья, которая оправдывает свою беспомощность. Он всегда склонялся ко второму варианту. В то же время, сознание к Картману постепенно возвращалось, но местами было затуманено острой и режущей болью по всему телу. Ног он вообще не чувствовал, что уж говорить про голову – с коричневых волос капала кровь, нос был разбит, а губы были в грязи и тоже кровоточили. Глаза по крайней мере оставили в покое, чтобы тот смог выразить всю ту физическую и моральную боль в виде слёз. Он попытался что-то сказать, но когда вздохнул, прохрипел что-то невнятное. В груди ужасно кололо, дышать можно было с трудом, поэтому тот попытался не двигаться. Почему он позволил с собой так поступить? Эрик и до этого разрешал себя бить после школы, а на следующий день, полностью обклеенный пластырями, улыбался компании парней как ни в чём не бывало. Он пытался разрешить конфликт своими способами, но мальчики уже выросли и уже на полу слове догадывались о его планах. Это было большой ошибкой. И теперь, он должен ждать того момента, когда еврей над ним сжалиться, и они спокойно забудут все обиды к завтрашнему дню. Но увы, этому желанию, не суждено сбыться. Кайл резко подошёл к Картману и нагнулся. –Добро пожаловать ко мне в гости, Эрик. Он резко хватает его, поднимает и цепляет верёвку за крючок. Громоздкое тело висит и грустными глазами смотрит на Брофловски. Слёзы снова наворачиваются на его голубые, поблекшие глаза. В ответ на такое самовольство, Кайл злиться. Быстрыми движениями достаёт нож из сумки, подходит и размахиваясь, дарит лицу жертвы новую, глубокую царапину. В это время еврей тяжело дышит, скрипя зубами. Он медленно ходит по комнате, думает какой узор ещё можно увековечить на хрипящей туше. Эрик в свою очередь, обиженно сопит и пытается что то сказать ему, но получается сдавленный хрип – по всей видимости, сломанные рёбра впились в его лёгкие. Ему ужасно больно. Кайл, словно прочитавший его мысли, злобно вскликнул: –Тебе больно! Какой бедный мальчик...А мне не было больно все эти годы?! -бешенный взгляд мысленно пытался проделать еще одну дырку в Картмане –Моральным ублюдкам второго шанса не дают... Кудрявая голова медленно шагает и достает из сумки желанный револьвер, хмыкает и отбрасывая сумку в сторону, целиться в левое колено. Картман дёргается, мычит, пытается сопротивляться, но одним аргументом, Брофловски заставляет его смириться. Все так же держа пистолет, он тихо шепчет: –Моральным ублюдкам второго шанса не дают... Звонкий выстрел. Колено растерзала пуля, мычание Эрика превратилось в отчаянный хрип, а по его щеке потекла капля новой, горячей крови. Кусочки свежей плоти лежали на полу. Кайл облегчённо выдохнул, спокойно наблюдая за тем, как беспомощно дёргается в конвульсиях его товарищ. Его новый белый ковёр можно было выбрасывать в мусорку. –Вот что бывает, если портить людям жизнь...Кхм...- он делает паузу, подходит очень близко, внимательно осматривая свой выстрел –Хочешь, помогу? Кайл расплылся в улыбке, когда на его нос, попала капля слезы Эрика. Всё с таким же важным видом, он рассматривает колено, а после начинает ковыряться в раздробленной кости своими тонкими пальцами и достаёт маленькую окровавленную пулю. –Как мило...-он хмыкает –Я думаю, повешу в рамочку с подписью "эта пуля раздробила колено одной свинье". Думаю следующая пуля покажет мне, где ты скрываешь своё трепещущее, наглое сердце...Но сперва... Положив оружие на тумбу, он снова берёт в руки нож и рассматривает его. Сложно было сказать какой хаос творился у рыжего в голове, но скорее он желал не просто глубокой царапины, а чего то большего, но одновременно понимал что, если он сильно ранит, то у Эрика будет болевой шок, из-за чего он не сможет испытывать какие-либо эмоции, а это уже будет скучно. Набирая в грудь как можно больше воздуха, он подходит к нему и аккуратно вспарывает живот. Лужа крови снова заполнила его комнату. Открывая портал в мир внутренностей Картмана, он рассматривает все желанные органы которые хочет повесить себе на стену рядом с кроватью. Он буквально слышит голос матери, которая упрекает его в том, что нельзя вешать такие раритеты над кроватью, но кажется, она будет говорить ему нечто другое. Изумрудные глаза резко метаются из стороны в сторону, от осознания того, что от желаемой сцены всего несколько шагов к тумбе. Он закусывает губу, отбрасывает нож, бешено хватает и отрывает внутренности от своих мест. На тёмный паркет падает печень, селезёнка, почка и другая. Кишки он отматывает приставляет к стене и припечатывает их ножом, оставляя в подвисшем состоянии. Щёки краснеют, а комнату заполняет неприятный запах. Он встаёт. В глазах немного потемнело, тело шатает, но он все же большими шагами подходит к тумбе и берёт оружие. Тяжёлое дыхание мешает ему сосредоточиться, но Кайл контролирует себя, прицеливается. Эрик громко хрипит. Раздался знакомый звук выстрела. Именно в 17:25, 15 февраля сердце Эрика Картмана пронзила маленькая пуля. Тело будто имитировало маленький взрыв. Алая кровь окрасила синие стены. Кайл подошел с лёгкой улыбкой и вырвал сердце обтекающее кровью. –Это мы подарим твоей мамочке.