По-другому

Приехать после тура домой в Питер — похоже на исцеление, пусть даже временное. Арсению здесь дышится легче. Он падает в этот город, как в тёплые, надёжные объятия. Эти — не подведут и не исчезнут. В отличие от тех, которые не так уж и давно дарил близкий человек. Всё становится сложнее, когда концерт проходит в Питере. Потому что у Антона такая способность — забирать воздух везде, где появится. Но в последнее время у Арсения, на которого — естественно, единственного — эффект этой способности распространяется, есть возможность найти если не полное спасение, то хотя бы лекарство, не позволяющее родным стенам стать решёткой без возможности вдохнуть. Это лекарство появилось в списках избранных контактов — кое-кто особенный. Солнечный. Дима вломился бурей в его жизнь, а потом улегся штилем, никуда не собираясь уходить. Наверное, нужно позвонить после концерта. Тем более что «звони мне, пожалуйста» было сказано абсолютно искренне, а не для галочки. А ещё совершенно точно — надо перестать звонить из-за другого человека, пользуясь чужой добротой. И даже больше — чужими чувствами. Арсений в ненависти к себе захлебывается, и он усердно работает в нужном направлении, но вот сердце… упрямо сопротивляется. Арсений топчется за кулисами отдельно от остальных, пытаясь не думать ни о чем, кроме выступления. Сейчас главное настроиться и сделать все как всегда — с улыбкой и на сто процентов. Остальное — на замок, на остальное будет время потом. Даже слишком много времени… — Всё нормально? — Антон касается запястья, видимо, пытаясь дозваться не в первый раз. Арсений резко поворачивает голову в его сторону, но руку не выдергивает, нет, просто застывает, каменеет весь разом, и Антон поспешно разжимает пальцы. «Моё сердце без тебя устало. Как ты думаешь, нормально ли?» Это все, конечно, лишнее. — Порядок, — кивает Арсений, а когда Антон отходит подальше, то трёт пальцами место прикосновения, не зная, чего хочется больше — соскрести его вместе с кожей или втереть так глубоко, чтобы попало в вены и осталось там навечно. Концерт проходит шикарно, Арсений держится очень хорошо, запрещая себе любую лишнюю мысль, но поздно вечером его все равно накрывает. Он созванивается с Димой, и они разговаривают больше часа. И только потом получается заснуть. Арсению с ним — тепло. Он не может подобрать более точного определения того, что чувствует рядом с этим человеком. Подобное ощущение — забытое. Его заставили забыть. Но Дима воскрешает это в нем. А ещё — смех, который вне сцены. А ещё — сон, который спокойный и без выматывающих картинок. Такое чувство, что Дима был создан для того, чтобы вот такого изломанного Арсения починить. Но Арсений не спешит. Ломаться было очень больно. Не спешит, потому что не хочет повторения. Не спешит, потому что дурное сердце все ещё тянется к разрушителю, хотя тот дал понять более чем однозначно — конец. Двигаться хоть куда-то с этим непросто — Антон же исчез из его жизни личной. Рабочая никуда не делась. Совмещение у Арсения получается на троечку. Из бесконечности. И, наверное, под собственными завалами можно было бы и остаться. В мрачных владениях Арсения темно и холодно, и все прогнило до такой степени, что стоит неаккуратно сделать полшага — и все поляжет серым пеплом. Но Диму это почему-то — Арсений не может понять, сколько ни пытается — не пугает. Он приходит и отстраивает, склеивает, бережёт. Так, оказывается, тоже бывает. Но в это очень трудно поверить ещё раз — в то, что всё сложится по-другому. Арсений говорит — тебе это не нужно, говорит — ничего не получится, говорит — беги, пожалуйста. Дима ни черта не слушает. Он вообще всегда делает, как считает нужным, упрямо двигаясь к своей цели. Но при этом не нарушает границ комфорта Арсения, которые тот охраняет лучше цепного пса. Как Диме это удаётся, какой тёмной магией он пользуется — не поддаётся пониманию. Упорный, честный, уверенный. Заботящийся. Арсений не чувствует, что заслуживает такого человека. Единственный раз, когда он видел Диму в ярости, и ярость эта была направлена на него — вполне справедливый. Арсений, в попытках образумить и убедить в том, как Дима в своих решениях не прав, прибегает к вопросу разницы в возрасте, и Дима загорается как спичка. «Можно подумать, он намного старше меня», — выходит обиженно и ядовито. Арсения цепляет сильнее, чем хотелось бы — как и всегда с Антоном, — и Дима потом извиняется за резкость. А извиняться не за что — он же прав. Арсений просто очень сильно снова боится обжечься. Потому и отталкивает. И решает за двоих. Хотя не имеет на это права, что Дима и пытается постоянно донести. Диме ведь действительно давно не восемнадцать, чтобы списывать все на желание поэкспериментировать или на юношеский максимализм. Он уже взрослый, со своим мнением, историей за плечами, сформированными убеждениями и чётким понимаем, чего он хочет. Так получается, что хочет он Арсения. Себе. Сейчас, когда Арсений задумывается над этой ситуацией, он не может вспомнить, как давно и как быстро это началось. У него словно провал в памяти. Сплошной и абсолютный. В один момент они с Димой снимаются всего-то в паре-тройке совместных проектов, где-то пересекаются случайно — господи, он сам приходил на съёмки «Контактов», дожидаясь их окончания. Дожидаясь его, — а в другой — Дима уже зовет его куда-то, напрашивается в гости, приглашает сам, смешит, много касается, совсем не по-дружески кладёт руку на бедро, а потом зажимает у стены в коридоре при очередном прощании и целует так, что все мысли отключаются. Арсений тогда две недели избегал любых встреч. Не то чтобы это было способно Диму остановить — что-то вообще может? — потому что Арсений отвечал. Он чувствует себя запутавшимся в дремучем лесу. Без карты, компаса и вообще каких-либо средств для выживания. Куда ни шагни — везде опасно, какую сторону ни выбери — все ведёт к провалу. И кажется ужасно неправильным, что кто-то пытается стать для тебя опорой, когда до этого ты все время сам был ею. Нет, Арсений Антона не винит. Он тоже по-своему заботился в ответ, тоже был искренним — Арсению хочется в это верить. Но у Антона никогда не было достаточно времени. Не самое лучшее оправдание-объяснение, но иногда в жизни все складывается так, что ты ничего не можешь поделать. Одного твоего желания — недостаточно. Антона как будто не хватило — ни на то, чтобы принять любовь Арсения, ни на то, чтобы позволить себе чувствовать что-то настолько сильное в ответ. Арсений боролся до последнего — не получилось. А сердце — неразумное — так и застряло там, в дофинишной черте, и дальше двигаться отказывается. Арсений приезжает в Москву на две недели. Так получается, что гостевая комната Серёжи не нужна — все ночи Арсений проводит у Димы. Они то гуляют до самого рассвета, то смотрят фильмы, громко споря и обсуждая все на свете, иногда Дима готовит ужин на двоих, когда Арсений выжатым лимоном приезжает после съёмки. Он все ещё не может зайти дальше, пока несчастное тя-нет-ся к тому, кому больше не нужно. В один из таких вечеров, сидя на диване и забив на фильм, Дима придвигается вплотную, медленно наклоняется ближе, демонстрируя очевидные намерения, а потом, не получив отказа, целует так мягко, и нежно, и сладко, словно иначе Арсений развалится. Как будто ещё больше в принципе возможно. Арсений отстраняется. Антон целовал по-другому. От этих мыслей становится тошно от самого себя, но сердце же… глупое. Арсению его выдрать из собственной груди хочется до физического зуда в пальцах. А Антон умудряется издеваться над жалким бьющимся куском мяса даже так, когда между ними — ничего абсолютное. Арсений не привык бегать от проблем, но прямо сейчас это кажется лучшим решением. Дима его планы нарушает. И как будто пора бы к этому привыкнуть. — Не сбегай, пожалуйста, — просит тихо, осторожно удерживая за запястье. — Я хочу быть честным. Дима говорит важные вещи, а в голове Арсения рядом с его словами против воли рисуются эхом слова Антона, абсолютно противоположные. — Мне тебя мало, Арс (всего этого стало… слишком много, Арс). Мне хочется быть ближе (нам лучше держаться подальше). Я хочу дать нам шанс (я так устал). Давай попробуем начать (давай все закончим). Арсению сейчас сложно изображать что-то, кроме отчаяния. А Дима все-все замечает: — Я знаю, ты боишься повторения. Но я уверен, что в этот раз боль принесу не я, — усмехается горько-горько. — Это будешь ты, Арс, — едва слышно. Удивление складывается в соответствующий вопрос, ответ на который найти не получается никаким образом. — Тогда зачем тебе все это? Дима смотрит так, будто Арсений сказал, что Земля держится на трех китах. — Ты того стоишь. Разве? Он? Арсений качает головой, понимая, что переубеждать сейчас бесполезно, поэтому говорит то, что чувствует: — Я не хочу причинять тебе боль. Дима грустно улыбается, мягко поглаживая большим пальцем запястье Арсения. — Ну так не делай этого. Если бы все было так просто. Дима впервые смотрит настолько уязвимо и разбито. Арсений впервые целует его сам. Поздно ночью телефон жужжит вибросигналом. Арсений выпутывается из чужих объятий и принимает вызов, выскользнув в другую комнату и прикрыв дверь. Молчит, пытаясь стоять на прохладном полу и не сложиться на нем же криво разломанными кусочками. Знает, что разговор состоится коротким, скомканным, неправильным и отвратительно болезненным. Антон звонит только пьяным. Но даже это полбеды, потому что потом он делает вид, что ничего не было. — Я пиздец как скучаю по тебе, Арс. Арсений кусает губы в попытке сдержать не то хрип, не то крик. Потому что сердце — предательское — рассыпается невыносимостью. Потому что ему хочется сказать: «Я тоже». Но это слишком: ненужно и неважно — для одного человека, жестоко и нечестно — по отношению к другому, и больно — для всех сразу. Чтобы ни говорил Антон, каждый из них имеет в виду совершенно разное. — По мне, Шаст? Или ты просто не привык к одиночеству? Арсению ответ известен прекрасно. Он всплывает молчанием. И несмотря на то, что известен — все равно рвёт его на части. Он сбрасывает звонок и тут же добавляет номер в чёрный список. Можно было бы сорваться к нему хоть в эту самую секунду. Но это бессмысленно, все закончится очень плохо и станет хуже, намного хуже, чем есть сейчас. А ещё есть очень важный, очень хрупкий и очень ценный фактор, который Арсений ставит на вершину всего. «Ну так не делай этого». Арсений возвращается в постель и обнимает Диму. Он затыкает свое сердце — рехнувшееся, кажется, — чтобы не позволить разбиться другому. Он больше не хочет его слушать. Не хочет и не станет. Даже если оно будет выть волком.