***
Дом Хизэчи-сана был спрятан в горах. Совсем, как деревня клана Наито. Они познакомились пятнадцать лет назад, незадолго до того, как Мэй забеременела Масамунэ. Кадзу взял заказ. Заказчик был колдуном, нападавшие на него, те, кого он заказал, вероятно, тоже, потому Мэй отправилась с мужем. Хизэчи был, наверное, единственным человеком, узнавшим ее в лицо. Кадзу представился, потом указал на нее, а мужчина чуть ли не выплюнул ее имя. — Мэй Хаттори. Принцессы империи теперь бегают по заказам? Мэй не поняла тогда, в чем была причина подобного яда, и лишь хмыкнула, продемонстрировав трость: — Бегают — это громкое слово. Впрочем, за годы знакомства она узнала о Хизэчи лишь одно: по какой-то причине он ненавидел Ясухару Саваду. Ненавидел настолько сильно, что, наверное, убил бы голыми руками, если бы мог. Становилось понятно и его презрение по отношению к Мэй. Она ведь сама, почти собственными руками отдала бывшему сегуну власть.***
— Он погиб, не так ли? — вновь встретили ее полу-утверждением вместо приветствия. — Я тоже рада вас видеть, Хизэчи-сан. Да, он погиб. Вы тоже скажете, что знаете, зачем я здесь? — Я знал, что ты придешь в день, когда умрет твой муж, едва взглянув на тебя, Мэй Хаттори. Когда ты только переступила порог моего дома, я увидел в твоих глазах, что однажды ты попросишь меня для тебя умереть без права на перерождение, а я не смогу отказать. — Не сможете? Вот так, без вопросов, без уточнений? Что такого вам сделал Савада? Колдун зашелся глухим кашлем. — Что мне сделал Ясухара Савада? Девчонка… Открой тот ящик, — показал узловатым пальцем Хизэчи. Мэй подчинилась. Сверху в ящике лежал рисунок. Красивый. А на нем симпатичный ребенок. Девочка. — Скажи мне, Мэй Хаттори, что бы ты сделала с человеком, убившим Ясуко или Масамунэ Наито? — Отрезала бы ему пальцы по одному. Потом конечности. В конце голову, но не слишком быстро, чтобы он страдал вечность за жизнь моего ребенка. Вы удивительно осведомлены для отшельника не из нашего клана. Колдун усмехнулся. — Твой дзенин тоже давно знал. — Такао рассказал имена моих детей вам? Зачем? — Потому что он считал, ты захочешь знать, почему. — Значит Ясухара Савада убил вашу дочь? — Айамэ, — грустно улыбнулся Хизэчи. — Девочка по имени цветок Ириса? — Думаю, имя стало решающим фактором. Говорят, его кареты проезжали мимо. Она выбежала на дорогу. То ли нагрубила кучеру, то ли самому Саваде, но он велел схватить ее. Айамэ казнили в казематах в первый год эпохи Волка. Ей было семь. — Семь лет? — Так что прости уж, Мэй Хаттори, я с самого начала не был в восторге от тебя и твоих решений. Ясухара Савада. Мужчина, поднявший бунт против Кина Хаттори. Человек, давший ей армию. Тот, кто велел ей отказаться от престола. Воин, правивший империей жесткой рукой. Убийца семилетней девочки, имя которой напомнило ему о тех, чье место он занял. Если бы Мэй еще сомневалась в своем решении, она бы приняла его сейчас. — Как это будет? — Мы заключим сделку и проведем ритуал. С этого момента ты исчезнешь в этом мире, но мы создадим ответвление реальности. Ты снова будешь девятнадцатилетней Мэй, но будешь помнить все. — Что в сделке? Я должна не дать сесть на престол Саваде? — Да. Но у меня будет другое условие. Мэй молчала, давая Хизэчи-сану возможность продолжить. — В оплату магии столь сильной, меняющей реальность, я умру не только здесь и сейчас. В той реальности, которую мы создадим — я умру в момент, в котором окажешься ты, потому что пути назад быть не должно. Айамэ останется сиротой. — Значит, это не только месть Саваде, вы хотите шанс для своей дочери? Я должна ее забрать? — Ты должна забрать Айамэ и заботиться о ней так, как ты заботилась бы о своих детях. Это моя цена. — Она разумна. В какой момент я вернусь? — В ночь, когда ты приняла решение. — В ночь? — Ты ведь тогда поговорила с Кадзу Наито и решила, не так ли? Ты проживешь этот разговор заново и примешь новое решение. — Простите за вопрос, но почему я не могу вернуться чуть дальше? Вовремя отскочить… Жить без нее, — женщина кивнула на трость. — Ты становишься калекой в любой реальности, в которой решаешь бороться, Мэй Хаттори. Ты берешь в руки оружие, становишься воином, а не гейшей. Платишь за это цену, — наверное впервые за все время знакомства колдун посмотрел на нее сочувствующе. — К тому же битва была нелегкой, много кто мог полечь. Ты хорошо сладила, жизни спасла. Ночь перед решением — оптимальный момент. Мэй выдохнула. В глубине души она все же надеялась… пусть не танцевать, нет, но хотя бы ходить на двух ногах, не волоча за собой конечность. — Я готова, Хизэчи-сан. Давайте начнем. И я благодарна вам за шанс все исправить. — Я тоже благодарен тебе, Мэй Хаттори. Желаю удачи, — колдун сглотнул. — Скажи Айамэ, что она самая драгоценная девочка на свете. — Она будет знать об этом. Колдун приготовил какое-то зелье. Порошки. Свечи. Все выглядело куда сложнее, чем когда это делал Такао. Впрочем, магию такого уровня дзенину не приходилось использовать никогда. Хизэчи-сан взял ее за руку и начал петь речитатив. Из ран на его руках бурным алым потоком хлынула кровь. Свободной рукой колдун вручил Мэй нож. Они не говорили об этом заранее, но Мэй точно знала, что надо сделать. Она достаточно убивала за свою бытность куноичи: удар, перерезавший вену был филигранным. Хизэчи проскрипел последние слова своей песни и упал замертво. Мир вокруг Мэй помутился.***
Он пришел, когда алые переливы заката на небе сменила синева. Прежде, чем Сино-Одори успела тактично ретироваться из комнаты, Мэй выдохнула: «Кадзу…» Она была в своих покоях в императорском дворце. Двадцать лет назад. Получилось.