Един

Вы помните яблоко из Библии, которое Адам съел в раю? А знаете, что было в том яблоке? Логика. Логика и всякое Познание. Больше ничего там не было. И вот что я вам скажу: главное — это чтобы человека стошнило тем яблоком, если, конечно, хочешь увидеть вещи, как они есть... Вся беда в том, что большинство людей не хочет видеть все как оно есть. Они даже не хотят перестать без конца рождаться и умирать. Д. Д. Селинджер. "Тэдди"

Мы разговаривали уже довольно долго. В целом, говорил скорее Он - я был слишком испуган произошедшим, подавлен Судом и довольно долго шёл. Он всё понимал, поэтому рассказывал мне об очень разных, но безусловно интересных вещах. Что-то из этого я уже слышал раньше, что-то было в новинку, о чем-то хотелось яростно спорить - но до спора не доходило, Он понимал мою мысль ещё до того, как я успевал её сформировать и отвечал на неё так, что возражений больше не было. Впервые со мной разговаривали так глубоко, с таким пониманием - и с такой любовью. Он был совсем таким, каким я Его представлял раньше, только ещё ярче, ещё совершеннее. Он также, как я думал, любил Кёртиса, Толстого, Янссон и Ринго, носил именно такой, как я думал, залихватский растрепанный хвостик и точно так же, как я думал, отзывался о Льюисе, Уолш, ДиКамилло и Петреску. И я восхитился и спросил: - Ты - один? И Он ответил: - Я - един. Я умолк. - Да ладно, чувак. Ты же читал Сэлинджера? Ты же всё понял, верно? Да, я знаю, ты полюбил Тэдди. Ты правильно плакал в конце, да. Ты плакал не над ним, а над миром. Если ты понял и полюбил Тэдди, то ты понял и полюбил Меня. Если ты простил Аслана в последней части - надеюсь, её никогда не экранизируют, хах, - ты простишь и Меня. Ты же сам знаешь, что должен вернуться. Ты там нужен. Я в надежде посмотрел на Него. Он нахмурился и покачал головой. - Нет. Нет, это невозможно. Ты встретишь всех, кого любил там, но нельзя идти против правил, чувак. Вы будете другими. Тебе придется смириться с этим. Ты знаешь. Таковы правила. И Он уже было собрался уходить, как я решил задать главный вопрос. Тысячу раз прокрутив его про себя, я только-только открыл рот, как заметил Его донельзя усталый взгляд, исполненный печали и могущества. - Это ведь совсем не то, что ты хочешь узнать, сынок. Скажи честно, ты ведь на самом деле боишься познать смысл жизни. Как и все, впрочем. Можешь не прятать глаза. Это не стыдно. И то, что ты больше всего хочешь узнать - тоже не стыдно. Это Я вас такими создал. Он замолчал. - У меня семь татуировок. Хотел набить ещё одну в 2012-том, но передумал - жалко вас, дети ещё. Он отвернулся и пошёл. Я видел Его всё хуже и хуже, спокойный туман заволакивал всё вокруг. И вдруг я, неожиданно для себя, в каком-то слепом отчаиньи крикнул в образовывающуюся пустоту: - Для чего же всё-таки, ну?! Через некоторое время глубокий старый голос ответил из тишины: - Мне просто было очень грустно. *** В сентябре у меня родился брат. Такой самый настоящий красный живой младенчик. Единственное, отличающее его от остальных орущих комков мяса, что я видел в своей жизни, были глаза. У него были очень взрослые глаза. Голубые, как у большинства младенчиков - и неестественно, отталкивающе грустные, говорящие о серьезнейшем мыслительном процессе, в принципе невозможном в этом маленьком неразвитом ещё мозгу. Они так ярко, так вызывающе выделялись на фоне абсолютно обычного свертка с недочеловеком в возрасте одной недели, что это было просто-таки неприлично - иметь такие глаза. Иметь такие глаза младенцу - неимоверно, бесчестно, выходит за рамки. Но, несмотря на это, я его люблю. Брат всё-таки. Когда-нибудь Коля вырастет и расскажет мне, что же такого он у Него спросил.