"Твое имя давно стало другим Глаза навсегда потеряли свой цвет Пьяный врач мне сказал, тебя больше нет Пожарный выдал мне справку, что дом твой сгорел Hо я хочу быть с тобой И я буду с тобой"
Его пальцы уже давно не покидает запах сигарет. Чуя пропустил тот момент, когда начал курить так часто. Но он точно знает, что именно тогда глаза его помутнели, а лицо побледнело, будто впитав белый сигаретный дым. Руки сами собой тянутся к зажигалке, пока сознание где-то блуждает. Так он выкуривает почти по пачке в день и знает, что ничем хорошим это не закончится. Но ничего не может с собой поделать. Чуя облокачивается на широкий подоконник, толкает рукой окно. Дым струится в холодное небо, точно такой же заполняет голову. Мысли плывут медленно и бессвязно. Кто-то бесшумно подходит сзади, садится рядом на подоконник. Чуя поворачивает голову и молча рассматривает гостя. — Странно же ты, наверное, выглядишь со стороны, — говорит гость знакомым голосом и безэмоционально улыбается. Чуя ещё немного смотрит, потом, ничего не сказав, отворачивается. Гость тоже молчит и никуда не уходит. — Хватит уже, Дазай, — наконец говорит Чуя с усилием, — Уйди. Оставь меня. — Зачем ты зовёшь меня Дазаем? — спрашивает гость с той же пустой улыбкой. — Я ведь не он. Ты же просто придумал меня. Я не Дазай. — Уходи. — повторяет Чуя. Гость, не издав ни звука, спускается с подоконника и возвращается туда, откуда пришёл, на задворки сознания. Он сопровождает Чую везде. Ходит за ним по коридорам, сидит рядом на обеде, гуляет по снегу без шарфа и куртки, равнодушный к ледному ветру. Он почти всегда молчит и лишь изредка говорит что-то невесомое и почти бессмысленное. Каждый день, только заметив его краем глаза, Чуя хочет закрыться, зажмуриться и прогнать его, но попросить гостя уйти почти также больно, как позволить ему оставаться рядом. Чуя сходит с ума и сам прекрасно это знает. Но ничего не может поделать. Он тянет руку, чтобы коснуться фантомного гостя, но не дотягивается, хотя он и стоит совсем рядом. У него лицо Дазая, волосы Дазая, даже пальто на нём в точности как то, что было у Дазая. И Чуя зовёт его Дазаем, понимая, что вовсе это не он. А всё равно зовёт его так. Но этот Дазай приносит гораздо больше боли. Его нельзя коснуться, обнять, поцеловать перебинтованные руки. А наблюдать за ним издалека хуже смерти. Серо-голубое небо готово разрыдаться проливным дождём. Чëрные птицы кружатся низко и медленно, описывая плавные круги над крышами. Лëгкий ветер играется с рыжими волосами, рассеивает белый дым в воздухе. Чуя затягивается, глядя вдаль. Затем лениво поворачивает голову. Дазай стоит рядом. Сегодня у него странный взгляд. Чуе кажется, что его губы едва заметно вздрагивают, будто он собирается что-то сказать, но Дазай молчит. По его лицу никак не сказать, о чем он думает. Может, ему хочется остановить Чую. Может, совсем наоборот. Может, он вообще ни о чем не думает. Чуя расслабляет пальцы, и тлеющая сигарета падает, затухая в воздухе и оставляя за собой лишь бледную струйку дыма. Мнимый Дазай кивает, смиренно закрыв глаза, и, будто делая шаг назад, растворяется вместе с дымом. Чуя неглубоко вздыхает и тоже закрывает глаза. Губы его трогает мягкая, по-грустному счастливая улыбка. В мыслях всë то же, что снаружи, и одновременно совсем ничего. Он отдаёт тело прохладному ветру, позволяет полностью захватить себя.
Странно же он, наверное, выглядит со стороны.