Тёплой летней ночью

      Тёплой летней ночью сон никак не шёл. Молодой глава клана Датэ расслабленно устроился на энгаве, довольно щуря единственный глаз. На его щеках горел лёгкий румянец. Очевидно, что причиной хорошего настроения было сакэ. Масамунэ допил остатки и откинулся на спину, раскинув руки. До чего же замечательная ночь, — думал он. Тишина, умиротворение, и ни одна живая душа не осмелится прервать покой Дракона. Ни одна, кроме него.       Сёдзи ближайшей комнаты тихо распахнулись и оттуда показалась спина мужчины. Он в последний раз оглядел комнату, словно что-то проверяя, и так же тихо закрыл сёдзи.       — Они уснули, господин, — Кодзюро поклонился.       — Ты справляешься с ними быстрее, чем я, — подметил Масамунэ, не открывая гла̀за, и похлопал по месту рядом с собой.       Кодзюро послушно сел.       — Разные подходы, господин. После Ваших «сказок» порой приходится заново их укладывать.       Масамунэ наконец поднялся. Прямолинейность и честность Катакуры он ценил. Его Правый Глаз всегда был с ним искренен, за что Масамунэ был ему бесконечно благодарен. В этом мире нельзя было доверять никому, любой человек запросто может вогнать нож в спину в самый неожиданный момент. Но только не он. Датэ улыбнулся.       — Выпьешь со мной? — Предложил он, после чего вдруг спохватился. — Ой… извини, я всё выпил сам.       — Прошу, не перебарщивайте только, — улыбнулся Кодзюро, — а то как взбредёт что-то в голову, где мне потом Вас ловить?       Масамунэ уже было собирался засмеяться, однако вовремя осёкся и прикрыл рот рукой. Кодзюро только пришёл, и ему не хотелось снова отпускать его, если неосторожный громкий смех поднимет детей на ноги. Вместо этого Датэ подсел ближе и устроил голову на крепком плече Катакуры.       — С каждым днём Сёкудайкири делает всё бо̀льшие успехи, — сказал он, — ещё немного, и он меня превзойдёт.       — Поистине юный господин — достойный наследник, — согласился Кодзюро, — однако его братья тоже не уступают.       — Ты ведь знаешь, что я одинаково люблю всех троих, — немного обиженным тоном ответил Масамунэ.       — Не смею в этом сомневаться.       Датэ поудобнее уселся, стремясь как можно плотнее прижаться к мужчине. Даже оставаясь с господином наедине, Катакура вёл себя как подобает подчинённому — позволяя господину делать всё, что захочется, сам же абсолютно бездействовал без дозволения. Масамунэ порой это раздражало. Рамки приличия на людях — это одно, но Кодзюро упорно их соблюдал и в подобные моменты уединения. Дракон вздохнул, закатывая глаз, и пихнул Кодзюро локтем в бок.       — Ну же, не будь таким холодным, обними меня, — приказал он.       Руки Катакуры обхватили плечи господина, и тот уткнулся лицом в грудь любимого человека. Довольная улыбка не спадала с лица Масамунэ, и, казалось, он вот-вот начнёт мурчать, подобно коту. А ещё Драконом зовётся. Кодзюро и сам не сдержался от улыбки. В обществе троих детей господин выглядел как самый старший ребёнок, а не как отец. Родителем скорее ощущал себя Кодзюро, присматривавший сразу за всем семейством.       — Ну вот, троих уложил, — посмеялся мужчина, — остался последний. — И он погладил Масамунэ по волосам.       — Ты что-то сказал? — Откликнулся Датэ, открыв глаз.       — Вам послышалось, — Катакура тут же состроил невозмутимое лицо.       Масамунэ заёрзал на месте, пытаясь принять положение поудобнее, и, в конце концов, улёгся на колени Кодзюро.       — Знаешь, с тех пор, как мальчишки появились в моей жизни, я чувствую себя совсем другим человеком, — сказал он, смотря на расстилавшийся перед ними сад. — Так непривычно заботиться о ком-то, радоваться чьим-то достижениям и получать столько любви. Я ведь сам подобного не ощутил, и откуда вдруг во мне столько доброты?       — Поэтому Вы и пытаетесь дать им то, чего не получили сами, — Кодзюро гладил господина по плечу.       — Я боюсь однажды ошибиться.       — Ошибиться?       — Вдруг я сделаю что-то, что создаст между нами пропасть, — Масамунэ напрягся, — вдруг невольно оттолкну их от себя. Вы — самое дорогое, что у меня есть, и я боюсь в один миг вас потерять. — Катакура почувствовал дрожь в теле господина. — Я боюсь, Кодзюро, остаться один.       — Вы никогда не останетесь один, — мягкий голос Катакуры успокаивал бурю в душе Дракона. — Пусть небеса обрушатся на мою голову, если я не сдержу своего слова.       Масамунэ посмотрел на возлюбленного. В единственном глазу, в том самом, в котором обычно только черти пляшут, сейчас плескались любовь и нежность. Он провёл ладонью по щеке Кодзюро; тот склонился и ответил на поцелуй.

***

      Сёдзи приоткрылись совсем чуть-чуть. В образовавшуюся щёлочку смотрел жёлтый глаз, после чего проём стал чуть больше, и из комнаты высунулись три головы.       — Ты уверен, что они ушли? — Опасливо спросил Сёкудайкири. — Ох несдобровать нам, если попадёмся.       — Я специально ждал, пока их голоса стихнут, — хихикнул Цурумару. — Ты во мне сомневаешься?       — Обычно из-за твоих выходок отец и господин Катакура сильно злятся.       — Если струсил, то так и скажи.       — Вот ещё!       Сёкудайкири сделал несколько шагов, покидая комнату, огляделся и уже было собрался махнуть братьям, что всё чисто, как вдруг заметил спящих на энгаве мужчин и замер.       — Ну что там? — Высунулся нетерпеливый Цурумару. — Ой… Они даже до комнаты не дошли.       — Устали, — улыбнулся Сёкудайкири, — с нами возиться.       Он взял братьев за руки, и они осторожно приблизились к старшим. Вид у обоих был весьма потрёпанный, ощущение создавалось, что прежде чем вот так завалиться и уснуть, они успели вдоволь натренироваться и выбиться из сил. Масамунэ удобно устроил голову на обнажённой груди Кодзюро и обнимал его поперёк талии, закинув при этом на него ногу. Собственником он оставался даже во сне. Катакура обнимал господина за плечи и улыбался.       — Что будем делать? — Шёпотом поинтересовался Цурумару.       — Так их и оставим и пойдём на кухню, — подал голос Оокурикара, до этого хранивший молчание. Говорил он настолько тихо, что голос его был тише шёпота старшего брата.       Сёкудайкири и Цурумару согласно кивнули и, держась за руки, потопали утолять ночной голод.