Антихрупкость Дзëно Сайгику

Дзëно Сайгику однозначно здесь не место. Общежитие университета слишком человечно в самых отвратительных проявлениях этого, а он и вовсе на человека не похож. Ещё со времëн подкурсов при академии - всë по-своему, всё сам, и никто ему не нужен. Для всего у него есть свой метод, и плевать он хотел на то, что метод чересчур радикален. И плевать он хотел на то, что слеп и с чем-то может сам не справиться. И ведь справляется. Слишком уж гордый, упрямый и независимый. Тэтте сам не понял, как смог к нему подступиться, но только его с его всеобъемлющим терпением Дзëно и признавал. Не удивительно, что теперь они делят комнату. Как вообще вести себя с ним в одном доме? Сложно ли ему с бытовыми делами? Стоит ли ему помогать? За эти пару лет спецподготовки в одной группе Суэхиро выучил относительно Сайгику только одно постоянное правило: то, что он отвергает любую помощь, не значит, что она ему не нужна, и вне работы беспрекословно слушаться его совсем необязательно. И стал мельком заглядывать за непробиваемую улыбку. Получается далеко не сразу: первое общение, хоть чем-то не напоминающее ссору, начинается только перед поступлением. Он всегда казался совершенно неприкосновенным - как суд. Будто окружил себя железной стеной, чтобы никакая грязь не пристала и ни один осколок не дотянулся. И сам из негнущейся стали до самого сердца. Себя в этом убедил и других, кажется, тоже. Кажется - потому что он, Тэтте Суэхиро, почему-то видит, что всё совсем не так. Как другие не замечают? Ему кажется, что достаточно всего одного глаза, чтобы выявить целый список странностей слепого студента адвокатуры Сайгику. Дзëно действительно свиреп. Дзëно щедро кроет матом всех, кто несерьёзно относится к своей задаче, независимо от статуса и звания, и всех, кому в принципе не посчастливится его разозлить. Он почти всегда в белом, чёрном и красном. Белое любит, а остальные два цвета, кажется, не различает. В день заезда и вовсе был в белых перчатках. Из личных вещей только небольшая спортивная сумка и некий "особый" принтер. Ни одного постера на его половине комнаты. Ни одного невыполненного задания. Ни единой пылинки на рабочем столе и ни одной лишней складки на уличной одежде. Неужели он один это видит? Видит постоянно напряжённые плечи и болезненную бледность, видит усталость в лице и слышит в голосе, иногда замечает синяки. Учится считать перепавшее соседу количество сна по кругам под глазами и секунды перед тем, как он рванёт от банального "может, стоит сделать перерыв?", и на пол полетит очередная кружка. Уже привычно, Тэтте молча соберет с ним осколки и купит новую. Ибо отчего-то знает, что Дзëно совсем не злой - только казаться хочет зачем-то. И вроде любому даст отпор, несмотря на очевидный проигрыш в силе, с любой задачей обязательно справится одним из первых, одним из лучших - но что-то в нём всё равно упорно кажется таким... Хрупким? Здесь всё ему не подстать: здесь липкий пол и стены в каких-то пятнах, несходящие следы и подпалины на столешницах и подоконниках, шум в квартирах до рассвета и прокуренные общие балконы. Здесь невозможно заснуть кому-то с таким острым слухом и невозможно находиться кому-то столь придирчивому к чистоте и своему особенному порядку, как и невозможно существовать без конфликтов с больным чувством справедливости и целой жизнью тренировок за плечами. Но почему-то они оба всё ещё здесь. Открытия начались с первого же дня. Дзëно курит. Ещё и как-то умудрялся до последнего не попадаться на этом. И в такие моменты бывает даже более сговорчивым, чем обычно. И иногда выглядит таким печальным, что кажется, будто все его колкости - тоже от желания защититься. На удивление, Тэтте легко мысленно признает, что он красивый. Красивый и зловещий: с перманентно закрытыми глазами, с механической отточенной улыбкой, острыми чертами лица и таким же острым языком. Бойкий. Хорошо для адвоката. И руки красивые. Суэхиро изучает боковым зрением до первого упрёка. Длинные пальцы, тонкие запястья с косточками, которые он старательно прячет, крохотная родинка на мизинце и изящно-механические жесты, то резкие, то плавные, разрезающие воздух на симметричные части. Приходится стерпеть всего-то облако дыма в лицо. "Ты странный" - первая его характеристика от Дзëно, не относящаяся к оскорбительным. "Кто бы говорил" - хочет сказать Тэтте, но отчего-то язык не поворачивается. Хочется выбрать другое слово, но ни одно существующее для описаний человека с ним упорно не вяжется. Суэхиро перебирает варианты всё свободное время: в автобусе под перестоявший горьковатый рассвет, на парах по предметам, которые кажутся ему бесполезными, ищет ответ в полупустой тарелке с остывшей яичницей. Ничего не подходит. Он не "странный"- он более чем логичен для своей картины мира, которая только ему одному и известна и которую никто понять не может. Он не хрупкий - у него стальные тросы под кожей вместо мышц и стальная же хватка на чужом горле, без капли сомнения. И крепкая броня презрения ко всему сущему. А волосы мягкие. И голос приятный. Не агрессивный, ибо нападает хоть и эмоционально - но всегда за дело. Не мрачный, хоть и бродит всю жизнь наощупь в неосязаемой тьме - уж больно светлая и нежная его редкая искренняя улыбка. Какое слово ни возьми - всё как-то слишком. Слишком противоречивый для принципиального, слишком чист для бесчестного. Слишком изящен для борца за справедливость. Слишком нереален для человека. Засыпая перед последним за зиму экзаменом, Суэхиро мысленно останавливается на "антихрупкий". Откуда он вообще взялся? Об этом, ожидаемо, от Сайгику тоже ни намёка. Время идёт, Дзëно всё так же ощетинивается на любое дружелюбие, разве что откровенно бросается чуть пореже. Только дистанцируется и иногда задаёт странные вопросы посреди привычной и даже по-своему уютной тишины. А Тэтте смотрит и считает. Дни, когда Сайгику не притрагивается к еде, когда дежурная утренняя улыбка сменяется на вымученную (разницу заметить сложно, но у соседа по комнате получалось), новые складки на его любимой рубашке и моменты, когда он позволял на себя смотреть. И выводит арифметическую прогрессию с "плюс три" - столько же очков мысленно приписывает себе в шкале "понять его". Они делают некоторые успехи. Лед тронулся, как ни парадоксально, осенью. Кажется, из-за холода аура неприкосновенности Дзëно наконец дала трещину. -Ты будешь чай? - отстранённо интересуется он, отвлекая Суэхиро от безуспешных попыток выучить конспект. Тэтте автоматически кивает и впадает в ступор. С чего вдруг такое дружелюбие? Он же даже голову в его сторону не повернул. -Так да или нет? -Я же кивнул. -Я не вижу, что ты киваешь, Тэтте. Я, блять, слепой, - чеканит вроде как всегда раздражённо, но кажется, будто он где-то под своей холодной сталью просто и совершенно по-человечески устал объяснять очевидные вещи. Суэхиро бормочет тихое "прости" ему в спину и тяжёлым шагом плетётся на кухню - с конспектами всё равно сегодня не складывается. И почти шёпотом "спасибо", когда на стол перед ним всё равно ставят полную кружку. Руки у его своенравного соседа мелко подрагивают после сессионных недосыпов, но свою особую зловещую грацию он до последнего старается сохранять. Даже когда сидит тут, в этой грязной общажной квартирке, в растянутой водолазке и свободных штанах с прожженной сигаретой соседа дыркой, элегантно сложив ногу на ногу. Прячет усталость в своём зелёном чае и явно надеется там же и растворить, но не бывает так просто, когда ты слепой студент адвокатуры без биографии и света в голове. Когда ты Дзëно Отвали Со Своим Сочувствием Сайгику. Тэтте смотрит с неясным сожалением, но даже без зрения его замечают, и с лёгким, скорее формальным ударом в плечо ему прилетает: -Оставь свою жалость для слабаков. Он пожимает плечами и утыкается взглядом в неразмешавшиеся крупицы сахара в чае. В кухне тихо, только звонко и редко капает с крана вода и немного шумят студенты через стенку. Он знает, что непонятное по учёбе ему, хоть и скрипя зубами, но объяснят, если он попросит, и чувствовал себя обязанным за это. Но чем помочь тому, кто не желает ни намёка на жалость к себе? До середины кружки он теряется в предположениях и в конце концов после долгого молчания выдаёт: -Хочешь покурить? Я стрельну. И неожиданно для себя слышит: -Хочу. Пойдём отсюда. Две кружки, полупустая и выпитая до дна, остаются на столе. Когда Тэтте, накинув куртку и обувшись, вместо двери открывает кухонное окно, Дзëно заинтересованно вскидывает брови. Когда он ловко и удивительно тихо запрыгивает на подоконник, высовываясь навстречу прохладному ветру, в нос ударяет характерный запах ночи. Суэхиро встаёт на подоконник, не прощупывая дорогу - значит, далеко не в первый раз туда лезет - и цепляется за что-то железное. Наверное, водосточная труба. Можно было добраться менее травмоопасным способом, если выйти из квартиры в коридор, но если хочет - пусть чудит, злиться уже просто нет сил. Слышно, как он отталкивается сильными ногами и как угрожающе прогибаются ржавые крепления под его весом, а потом - глухой лязг металла от приземления на пожарную лестницу. У Дзëно свой способ, он изящно, как кошка, шагает по крохотным кирпичным выступам, ухватившись только за протянутую руку и с ней же забирается на ступени - беспрецедентное доверие. Дальше легко: один подсаживает другого и запрыгивает сам, крыша встречает шорохом каменной крошки и странным чувством, будто что-то незаметно изменилось в привычной обстановке. Тэтте матерится сквозь зубы и садится, пытаясь закрыть от ветра пламя зажигалки, спиной к какой-то технической надстройке. Сайгику слышит шорох картонной пачки в протянутой ему руке и отмахивается, бесшумно опускаясь рядом: -Ты держи, я без перчаток. Ментоловые Мальборо, Дзëно принюхивается и удовлетворённо кивает - не шоколадный Чапман, но сойдёт. Тэтте не слышит, но, кажется, чувствует, как слегка слабеет натяжение стальных тросов под чужой тонкой кожей - и приписывает себе ещё один балл за идею встряхнуть его и прогуляться. Едва тёплое дыхание обдаëт пальцы - Сайгику с вымученным удовольствием делает затяжку из его рук и выдыхает такое большое облако, словно зачем-то пытается заслонить красный координационный прожектор на краю крыши, чей свет мешать может лишь зрячим. Вьющийся дымок красиво подсвечивается алым и тут же растворяется, даже не приглушив отблески на стенах и окнах соседних зданий. Суэхиро пропускает через себя дым, и с ним несколько фривольных мыслей, смотрит сначала на красный фонарь, потом на кончик тлеющей сигареты, а потом на Дзëно. Сайгику будто соткан из света, он - антихрупкий осмий в кровавых отблесках, невозможный, фантасмагорически-красивый. Тэтте - чистый иридий, несгибаемый, невосприимчивый к сколь угодно агрессивной среде. Невосприимчивый к острым рёбрам и колким граням. Но зато восприимчивый к теплу. Тэтте усилием воли заставляет себя не кашлять от дыма в лицо и не вздрагивать, когда его пальцы вновь слепо царапают сухими губами, а затем - когда чувствует тяжесть прислонившейся к его плечу головы. В ладонях покалывает - то ли от холода, то ли от накопившегося напряжения. Сердце бьётся размеренно, но сильно, и Дзëно не ругается на него за это, позволяя им обоим молча подумать о своём, пока тлеет вторая Мальборо. Суэхиро напоминает себе, что сосед простудится, если они тут засидятся. Дзëно думает, что в таком положении под осенним ветром не так уж и холодно. -Ты сегодня возишься с заданиями ещё дольше обычного, - внезапно констатирует Сайгику, опираясь на чужое колено, чтобы подняться и развернуться лицом к лицу, выжидающе вскинув брови. - Опять делаешь чужую работу, Тэтте-сан? Суэхиро виновато опускает глаза на ослабший огонёк почти у самого фильтра в своей руке, уступая последнюю затяжку, чтобы вновь почувствовать лёгкий выдох кончиками собственных пальцев. -Они оба работают по ночам. Мы однокурсники, мне не трудно, - невозмутимо отзывается он. - Тем более, что они тоже меня выручали. -А ты бы не лез помогать тем, кто не умеет быть благодарным, - очередная колкость, но раздражëнный тон прячет что-то более глубокое, задумчивое и, кажется, печальное. - Может, тогда в твою широкую душу перестанут плевать. Дзëно бесшумно поднимается и молча направляется к лестнице, оставляя Тэтте наедине с этой фразой и её эхом в монотонном отзвуке трансформаторной будки. Где-то в груди она отдаётся теплом - ядовитым, жгучим, но уже знакомым. Сердце сбивается, будто пролетая крутой поворот, и тут же выравнивается - не пристало будущему адвокату так легко терять самообладание. Не находясь с ответом, Суэхиро с прыжка встаёт на ноги и полной грудью напоследок вдыхает ночного воздуха, освежая обожжённые внутренности. Тэтте молчит, даже когда они возвращаются в комнату. За него говорит пульс, и он знает, что это заметно, так что осторожно ретируется в кухню за недопитым чаем, грустно глядит на беспорядочную кучу тетрадей на своей половине территории, приставляет на пустое местечко кружку и тяжело падает на кровать. У Сайгику идеальный порядок везде - кажется, и в голове тоже, но это его пустое выражение лица по вечерам он ни с чем не спутает, так что не позволяет себя так легко обманывать. А у него в голове полный хаос. Суэхиро понятия не имеет, правильный ли путь он выбрал, не знает, сколько ещё вывезет и хочет ли вообще здесь находиться. Стресс натягивает до предела каждую струнку, каждое сухожилие в теле - мышцы горят и ноют, а скрытая усталость оседает тошнотой в желудке, жжёт лёгкие пылью. Нужно быть стойким - в семье его не приемлют слабостей. Но прежде всего он должен это самому себе. Усталость решает за разум, фоновым шумом шепчет "а надо ли оно тебе?". Не нашлось пока способа её заткнуть. А тут ещё сосед со своими неоднозначными комментариями. В глубине души ему страшно так же, как и всем. Страшно за будущее, за хрупкое, нестабильное настоящее, и ещё почему-то за Дзëно. Как бы ни хотелось не отступать от принципа "не задавать лишних вопросов", он последнее время сам не свой: кружку сжимает нервно, до белых костяшек, плечи вечно вздëрнутые, молчит и снисходительно улыбается на чудачества, которые обычно провоцируют целую лекцию о приемлемом в обществе поведении. Иронично, что ведёт их именно Сайгику - антитеза благовоспитанности собственной персоной. -В твоём времяпровождении есть какой-то сакральный смысл? - Сейчас его привычная чрезмерная придирчивость даже успокаивает. Тон кажется укоризненным, но упрямый и внимательный Суэхиро улавливает в этом некоторую заинтересованность. -У самурая нет цели - только путь, -безучастно вздыхает он, рассматривая свои вытянутые к потолку ладони. -А ты у нас, значит, дохуя самурай? -По крайней мере стремлюсь. -Займись делами, - вкрадчиво отрезает Сайгику. Снова использует своё фирменное оружие. -Это твоя будущая работа, а ты хуи пинаешь. Это задевает какую-то неотлаженную струнку внутри. У него свои неизвестные причины никогда не отказывать Тэтте в помощи и свой особый способ её предложить. Бьющий по самолюбию - очень в его стиле. -Я не понимаю, вот и не могу запомнить, - он изо всех сил старается не выглядеть уязвленным, хотя бы скопировать чужое раздражение, когда натыкается на снисходительную и неживую улыбку Дзëно, но получается довольно неубедительно. -Это же несложно, - бесшумно измеряет шагами ширину комнаты, прихватив со стола одну из тетрадей, садясь рядом и безошибочно тыкая пальцем в нужное место в конспекте, нащупав продавленные ручкой строки. - Вот, смотри сюда. С Сайгику всё действительно отчего-то легко и понятно. Он переходит сразу к делу и выбирает простые, понятные, ëмкие фразы, нужные простые числа, даже отчитывает лаконично и по делу - будто знает, о чем говорит и не желает тратить лишнее время, но срабатывает это всегда на ура. Суэхиро гадает, что же заставило вспыльчивого соседа сегодня смягчиться - к спонтанному благородству он явно не склонен. Всегда беспощаден и к своим, и к чужим - в голове не вяжется его нынешняя терпимость к человеческим недостаткам. Чего это он? Тэтте украдкой глядит на комнату в наивном поиске неочевидной подсказки хоть к чему-нибудь от многократно переобжитого здания. Оно видало сотни и тысячи таких молодых и поломанных, немногим меньше - поломанных терминально. Здесь всё в должной степени обшарпано, облуплено, приостановлено финансированием, повиснуто в перманентной реконструкции, болтаясь на затëртых табличках, пахнет кофе и чернилами. Комната пропитана усталостью от и до, за стенкой ругаются матом и хлопают оконной створкой. Дзëно на это вздыхает прерывисто, контролирует громкость хотя бы свою. Волосы и ресницы у него совсем белые и будто полупрозрачные, как маленькие игольчатые льдинки в дребезжащем свету одинокой потолочной лампочки. Он выглядит задумчивым и совершенно невозмутимым, даже когда накрепко сцепляет пальцы на чужом запястье, не давая отпрянуть, и слышит не то возмущённый, не то удивлённый резкий вдох. От холода тонких пальцев странно саднит кожу. -Угомони свой пульс. Мне просто стало интересно, как ты выглядишь, - голос обманчиво-ласков, Суэхиро мысленно соглашается и только потом осознаёт, что слепому для этого нужно дотронуться. Не встречая сопротивления, Сайгику обеими руками ощупывает широкую ладонь и прохладные металлические кольца, водит вдоль выступающих вен до сгиба локтя, на что-то хмыкает сам себе, когда под его касаниями напрягаются каменные мышцы в плечах. Грудь и спину изучает формально, как на досмотре: ведёт вниз по рёбрам срединной частью ладоней, невесомо простукивает по позвонкам кончиками пальцев, почти прижавшись и едва коснувшись плеча подбородком, но задерживается в этом положении дольше положенного, слушая сбитое сердце и дыхание. Почти объятия. Тэтте чувствует себя слишком большим, слишком неуклюжим и резким, боится даже дышать: когда он так близко, кажется, будто одно неосторожное движение - и антихрупкий Дзëно всего в паре сантиметров рассыплется в золотистые пылинки с острыми краями, осядет в лёгких режущим кашлем. Страшно. От лёгкого касания к лицу бросает в холод. Пальцы еле тёплые, но очень чувствительные. Даже лёгкое поглаживание вдоль скулы даёт ему обширную картину: Сайгику чувствует пульсацию крови, темп и силу, температуру тела, может примерно оценить состояние кожи и легко найти, чем бы таким поддеть, чтобы за живое. Но вопреки всякому здравому смыслу сейчас этого не делает - только молча изучает дальше. Таков он, как близко к нему ни подойди: непредсказуемый, противоречивый, привыкший просто ставить перед фактом. Привыкший касаться поразительно-нежно и делать вид, что это всё ещё ничего не значит. По телу проходит странная дрожь от касаний за ухом - Дзëно легко пропускает жёсткие волосы сквозь пальцы, отмечая длину, отмеряет высоту лба и небольшую горбинку на носу, обводит большим пальцем кость черепа под бровью и требует закрыть глаза - "Выколю же, совсем дурной?". И вопреки своим словам аккуратно, совсем невесомо дотрагивается до век и ресниц - едва ощутимо, как ветер на крыше. Они так и сидят какое-то время: напряжённый, неподвижный Суэхиро с судорожно бьющимся сердцем и его своенравный, обычно вспыльчивый сосед по комнате, от чего-то внезапно тихий и тоже замерший в меланхоличной задумчивости с прижатыми к чужому лицу ладонями. -Ты красивее, чем я думал, Тэтте-сан, - ровным тоном подытоживает Сайгику, бесшумно отстраняясь от единственного источника тепла в промерзшем помещении. А Тэтте-сан никакого понятия не имеет, как должен реагировать на такого рода выходки, и тупо провожает взглядом изящный силуэт, занявший привычное место за своим столом и невозмутимо вернувшийся к студенческим делам. Ему считать это комплиментом или насмешкой? Комната в ответ только бесстрастно зияет чернóтами оконных проёмов, приоткрытых шкафов и щербин за отклеившимся обоями на пустой стенке соседа. У Суэхиро изжелта-белый болезненный оттенок щедро разбавлен постерами и стикерами. У Дзëно, кажется, даже со стен и потолка вот-вот просочится тёмное и липкое утомление. Он совсем сюда не вписывается - такой чистый, изящный, составленный и из острых углов, и из плавных линий, с бледной кожей и удивительным, нелогичным цветом волос с неизвестной предысторией. Кажется, будто он в какой-то момент улыбнётся ядовито-хитро и растворится в воздухе, оставив после себя только холодный подоконник или смятую постель. Оставив Тэтте один на один с большим миром, неясным будущим и кружкой остывшего чая в руке. Разум нездорово подвергает сомнению всё вокруг и перебирает варианты. Хочется сделать хоть что-нибудь. -Во сколько сегодня был первый будильник? - мысли звучат хаотично, наперебой, и собственный голос слышится как сквозь толщу воды. Вопрос уже привычный, перешедший в статус кодовой фразы - чтобы убедиться, что околоэфемерный сожитель всё ещё здесь. Забившиеся мышцы в ногах ноют от пары шагов до стола, взгляд через чужое плечо фокусируется не с первой попытки. -В пять утра, - равнодушно отзывается Дзëно, отвлекаясь от книги и машинально поднимая голову на звук. Кошмарно. Он спал два часа и двенадцать последующих провёл на ногах. И теперь сидит тут, водит пальцем по иллюзорно-пустым для всех остальных страницам учебников и делает вид, что ни капли не заебался. -Нельзя тебе в общаге, -Тэтте решается и осторожно кладёт свободную ладонь на чужое острое плечо. Сайгику вздрагивает и сжимается, будто ожидал удара. - Ты же совсем спать перестал. -Как будто у нас есть выбор, - это его "у нас" звучит слишком личным, слишком родным, и что-то противно-печальное вдруг обжигает горло. Суэхиро невольно гладит большим пальцем выступающую ключицу и про себя удивляется, когда его впервые не бьют по рукам. Тут всем некуда больше идти, и у каждого своя рана, но они вдвоём будто делят какую-то неясную общую. Делят что-то им пока непостижимое, но крепко их связавшее, больное и давящее, и это лишь гонит ночами куда-нибудь повыше прожигать лёгкие и молодость. Оба никогда не признают, как это похоже на отчаяние. Тихое, но не бесшумное: со сбитым стуком сердца, гулом чьей-то лекции за стенкой и монотонным гудением линий электропередачи где-то у дороги. Мелкий шум смешивается, скребëт по коже и мозгу телевизионными помехами, как наждаком - хаотично, до боли и крови. Невыносимо. Темнота давит, пустота ощущается выскобленной дочиста брюшной полостью на месте пустого желудка и измученного недосыпанием сердца. Слепой студент адвокатуры прекрасно знает, какого цвета ничто, но уже не помнит названий - кажется, это другие называют абсолютно чёрным. Без проблесков, царапин и даже грязи - бесфактурная неосязаемая бездна, и что-то в ней тянет всё ближе и ближе к точке невозврата. Капающий в кухне кран ритмично отсчитывает его время. Слышать, как очередная реплика соседа по комнате перекрывает остальные звуки - как вжимается в грязь стекло под сапогом, кажется, легче чем это. Так что впервые за долгое время тишину нарушает Дзëно. -Тэтте. -А? - тот от неожиданности ударяется зубами о край своей кружки и резко опускает голову, сильным выдохом сдувая с лица растрёпанные волосы. -Как думаешь, какого цвета у меня глаза? -Голубые? - осторожно и тихо, сомневаясь, предполагает Суэхиро. -А это ты мне скажи, - почти шепчут в ответ, разворачиваясь на стуле к нему лицом. Взгляд незрячего ощущается почти физически. Тэтте в исступлении перестаёт дышать - в невидящих глазах Сайгику крохотный отпечаток Млечного Пути, мириады звёздных осколков, слившихся в прозрачно-белые разводы. Ему чудится, будто тусклый зрачок блестит осмием в свете лампы, он смотрит сквозь, будто в никуда и всюду одновременно - и это тоже невозможно описать существующими словами. Разве что, может, одним? -Тоже белые... - задумчиво тянет Суэхиро. - Точнее, не совсем. Как лёд с белыми трещинками. -Понятнее не стало, но спасибо за попытку, - саркастично отзывается Дзëно, пряча лёгкую улыбку в ответ на чужое восхищëнное смятение. Голосовой помощник на его телефоне объявляет полночь, он неуклюже и медленно возится с вечерней рутиной, надолго запирается в ванной под горячим душем и в сопровождении пристального взгляда падает без сил на свою постель. Стихает часть шума за тонкими стенами, оседает эхо на лестничных пролётах. Тэтте молчит, полулëжа под своей тонкой простыней возле стопки тетрадей, и дышит неровно, стараясь быть тише - нервничает отчего-то. Это слышится в шорохе смятой в руке ткани (звук более глухой, значит уже переоделся в пижаму), в натяжении мышц, чувствуется в благоговейном трепете в глазах. Тэтте умело скрывает чувства, с которыми ещё сам не разобрался, но ничего не может поделать с тем, что он до мозга костей прямолинеен, даже в неосознанных вещах. Этим себя и выдаёт. -Дыру во мне прожжëшь, -зловеще ухмыляется слепой. - Или озвучь уже то, что ты там хочешь сказать, или не мешай мне пытаться заснуть. Хоть ты не мешай. Ночь струится в оконные щели, прячет их тайну. Погружает во мрак всё и всех, почти уравнивая их положение. Да или нет? Тэтте ищет с мазохистским упорством - и всё же находит банальный интерес в этой язвительной фразе. Он привык говорить обо всём прямо. Сегодня - да. Дзëно приподнимается на локте, когда слышит чужой глубокий вдох. -Хочешь, покрасим тебе волосы? Он замирает на долгие несколько секунд, переваривая услышанное и наблюдая за тем, как с каждым мгновением его молчания пульс Суэхиро разгоняется от лёгкого недоумения до неподдельного ужаса. Не дожидаясь очередного тихого извинения, он сдаётся и хихикает, закрывшись ладонью. -Это что, смех? Я заставил тебя смеяться, Сайгику? Дзëно слышит искренний восторг в его голосе - и, кажется, в его абсолютной темноте становится немного светлее. -Хочу. В красный, - запоздало отвечает он.