The Art of Palmistry / Искусство Хиромантии

— Знаешь, для кого-то, кто говорит, что он много читает, ты такой узколобый. Ремус отводит свой определенно осуждающий взгляд от стенда с кулонами — якобы целебными кулонами — и натыкается на фыркающего в нескольких сантиметрах от себя Питера. Он выгибает бровь, словно это делает его крутым (но Питер говорит, что Ремус выглядит так, будто вот-вот чихнет), и высокомерно отвечает: — Я не говорю, что много читаю, я и правда много читаю. Кроме того, узколобый я или нет, ты ведь действительно не думаешь, что я поверю, что этот дешевый камень на веревочке из местного магазина для прикладного искусства отгонит всех моих внутренних демонов? Женщина, продающая подвески, очевидно услышала его слова, если ее ядовитое «раз вы не собираетесь ничего покупать, то можете свалить отсюда» говорит хоть о чем-нибудь. Покраснев от стыда, Питер бросает на нее извиняющийся взгляд и утаскивает Ремуса прочь, шикая на него, когда тот в последний раз закатывает глаза, чтобы побесить продавщицу. Убедившись, что они отошли на безопасное расстояние, Питер со вздохом отпускает его. — Знаешь, для весов ты такой козерог, — говорит он, как будто Ремус должен знать, что это вообще значит. Уже не в первый раз за день Ремус задается вопросом, какого черта Питер пригласил его на местную ведьмовскую ярмарку и какого черта он вообще согласился. В прошлом году, когда его лучший друг сошел с ума и сдвинулся на всех мистических и магических штуках, Ремус не особо-то хотел вникать во все это. Если хотите, можете называть его твердолобым и упертым засранцем, но он не понимает, как люди вообще на это ведутся. Полный бред. — Это всё Меркурий, — торжественно заявляет он. — От ретрограда у меня сносит крышу. Неудачная шутка. Поджав губы, Питер, скуксившись, отвечает: — Если ты собирался вести себя вот так, мог вообще не идти, сам знаешь же. Лично я всегда поддерживаю тебя в твоих скучных научных конкурсах, мог бы хотя бы сделать то же самое и для меня. Какая-то часть Ремуса хочет сказать, что есть огромная разница между тем, как Питер болеет за него, пока он рассчитывает процентное содержание ионов цинка в куске руды за рекордное время — чем безжалостно уничтожает всех своих соперников без шанса на восстановление — и тем, чтобы верить в то, что звезды определяют его личную жизнь. Но другая его часть, та, которой более стыдно, подсказывает, что Питер прав. Он ждал этой ярмарки целую неделю, и со стороны Ремуса было бы довольно дерьмово портить ему настроение. Вместо того, чтобы озвучить все это, он говорит: — Чтобы ты знал, в Лабораторных Крысах так-то невероятно стимулирующая и восхитительная атмосфера. Но, думаю, я понимаю, к чему ты клонишь. Я мог бы проявить немного больше… энтузиазма ко всему этому. Ремус слабо обводит рукой всю ярмарочную какофонию вокруг них. Куда ни посмотри — везде хаос (по его мнению, гораздо больше необходимого). Продавцы орут, рекламируя свой товар, как будто сделанные своими руками таблички, покрытые блестками, недостаточно яркие, чтобы привлечь внимание половины населения Англии и всех, кто ходит мимо их стендов; любопытные ведьмочки склоняются над вещами с неоправданно высокой ценой. Повсюду витает дух товарищества, который обошел Ремуса стороной, и ничего не цепляет его взгляд, пока… — Я загляну сюда, если ты так хочешь, — говорит Ремус, кивая на припаркованный чуть поодаль фургон. Он раскрашен такими яркими красками, что на него даже больно смотреть, это просто неоновые всплески, аляписто залезающие и перекрывающие друг друга. Возле фургона стоит кривой столбик с табличкой, на которой написано «ФЛИМОНТ ГАДАЕТ: БУДУЩЕЕ ВСЕГО В ПЯТИ МИНУТАХ». Даже почти грустно от того, как быстро загораются глаза Питера. — Правда? — спрашивает он. — Да, я знал, что смогу переубедить тебя! И эй, Ремус явно не переубежден, но, кажется, его другу плевать. Вцепившись в него мертвой хваткой еще раз, Питер тащит его к фургону, как человек, на которого возложили миссию по спасению мира; его блеклые брови подлетели аж до середины лба от такой целеустремленности. Ремус никогда не видел, чтобы маленькие ножки Питера работали с таким усердием. — Господи боже, Пит, — огрызается он, когда они наконец останавливаются возле фургона (он и впрямь ужасный). Ремус запыхался. Ремус не может поверить, что он действительно запыхался. — Ты мог хотя бы предупредить меня, черт возьми. — У нас нет на это времени, — широко улыбается Питер, подталкивая его к лестнице. В этот же момент дверь распахивается, чуть не врезаясь в Ремуса и не расшибая ему голову надвое. Он делает пару шагов назад, чтобы выпустить человека, быстро оглядывая его с ног до головы. Парень выглядит довольно обычно, темная рука обхватывает пачку сигарет, наполовину вытащенную из кармана куртки. Он изумленно смотрит на Ремуса из-под очков в тонкой оправе, а потом Кивает™ Ремусу. Ну, знаете, как Кивают Друг Другу Гетеросексуальные Парни™, чтобы обозначить, что они знают о существовании друг друга. Разве что Ремус не знает этого человека, и их связывает лишь дверь, которой один чуть не пришиб другого. Он Кивает™ в ответ. — Минутку, — говорит парень, легко спрыгивая со ступеней. Ремус смотрит, как он заворачивает за фургон, приходя к выводу, что это, наверное, посетитель, с которым только что закончили. Ремус следует совету, решая подождать, пока его позовут. — Ну? — тут же спрашивает Питер. — Ты заходишь? Ремус взмахивает рукой в ту сторону, куда ушел парень. — Он только что сказал, что женщина позовет меня через минуту. — Я думаю, гадает мужчина. Флимонт же мужское имя, разве нет? — Не знаю, может, это универсальное имя. Это правда так важно? Питер подталкивает его к уродливому всплеску желтого. — Просто иди, — говорит он. — Я хочу, чтобы мне погадали после тебя. И нет, я не пойду первым, потому что ты запросто можешь меня кинуть, пока я буду внутри, или еще что-то такое. — Да я бы никогда! Он бы и правда так не поступил. Он не настолько ужасен. Злясь на то, что Питер совсем в него не верит, Ремус поднимается по ступеням, открывает дверь, которая чуть не убила его, и осторожно заглядывает внутрь. Внутри фургон выглядит именно так, как Ремус и представлял себе обитель гадалок: черные шторы, расставленные повсюду свечи (разве что эти — электрические), в воздухе сильно пахнет благовониями. Темно и загадочно — резкий контраст с психоделическим кислотным трипом снаружи. Занятый анализом помещения, Ремус совсем не замечает другого человека, пока не раздается мягкое «привет», отчего Ремус с криком подпрыгивает. С гулко стучащим в груди сердцем он оглядывается, чтобы найти источник звука и… оу. Оу. Вот дерьмо, он не думал, что на него будет пялиться кто-то настолько симпатичный, но черт возьми, так и есть. На диване, обвешанном покрывалами, сидит скрестив ноги босой парень, лодыжки украшают всякие браслеты. Его волосы собраны в неряшливый пучок, обнажая черты лица, настолько острые, что Ремус уже чувствует, как может порезаться о них, словно о бумагу. А его глаза, боже, его глаза, — огромные и похотливые, подведенные черным. Гей-паника. ГЕЙ-ПАНИКА. — Я… — пищит Ремус, приложив руки к груди. Предсказатель смеривает его веселым взглядом. — Ты здесь, чтобы тебе погадали на будущее, как я понимаю, — спрашивает он, вставая так плавно, что Ремусу кажется, что он сейчас свалится в обморок. — Верно, — удается выдавить ему. На губах парня расцветает мягкая улыбка. Он указывает Ремусу на ближайший к нему стул возле маленького столика, и, когда они оба садятся, он без лишних вопросов берет Ремуса за руку. Не то чтобы Ремус возражал, конечно же. Не тогда, когда пальцы этого парня, длинные, красивые, с черным лаком на ногтях (они накрашены слегка небрежно, но от этого выглядят только симпатичнее), обхватывают его ладонь. — Хм, — говорит предсказатель спустя секунду. — А вот это интересно. — А? Что… что там? Палец проходится по одной из линий на его ладони, отчего Ремус подпрыгивает. Парень не обращает на это никакого внимания, лишь говоря: — Это твоя линия счастья. Она начинается немного поздно, но потом пересекается с началом твоей линии любви, вот здесь, — он надавливает на параллельную линию. Пульс Ремуса учащается. — Ты же не влюблен? — резко спрашивает он. Думаю, что это вот-вот изменится, — нелепо проскакивает в голове Ремуса. — Эм, — отвечает он. — Нет. — Отлично, — бойко говорит парень, — потому что эта линия еще не началась. Если бы ты был в отношениях, я бы посоветовал тебе закончить их, потому что этот человек явно тебе не подходит, он слишком скучный и обычный. Ремус удивленно моргает. Его шок от того, что он видит кого-то столь симпатичного — гей-паника, услужливо подсказывает его разум — сменяется знакомым скептицизмом. — И ты можешь сказать все это по линии? — невпечатленно говорит он. — Таково искусство хиромантии. — Ладно. Хорошо, — невозмутимо отвечает Ремус, как будто это не он сам вошел в фургон. — Может, искусство хиромантии расскажет тебе еще что-нибудь? Если парень и замечает сарказм в его голосе, то он этого никак не показывает. Вместо этого он хмыкает и предлагает: — Я могу попробовать найти подсказки о личности твоего будущего возлюбленного, если хочешь. Конечно. Почему нет. Предсказатель большим пальцем выводит круги в центре его ладони, разминая ее, пока он сам, опустив взгляд, щурится, пытаясь сконцентрироваться. Гей-паника быстро возвращается. Ремус старается не показывать этого, учитывая то, как ему нравится это прикосновение, особенно, когда он замечает, как парень смотрит на него из-под опущенных ресниц. Фреддо по 30 пенни, — отчаянно думает Ремус. — Тот стояк на тесте по ОВР. Джон Сноу, встающий на колени перед Дэйнерис. БЕЗВРЕМЕННАЯ КОНЧИНА ТУПАКА. — Духи дали мне подсказку, — внезапно перебивает его мысли парень. Он выпрямляется, отпуская ладонь Ремуса (к его огромному разочарованию), и стучит ногтями по блестящей накидке на столе. — Две даже. Когда он больше ничего не говорит, Ремус спрашивает: — И? — Что ж, во-первых, тебе надо обратиться к звездам… — Вау. В-а-у. Ремус не думал, что это мероприятие может стать еще более клишированным, но он ошибся. Без разницы, симпатичный предсказатель или нет. — …потому что некоторые из них ужасно яркие, если ты знаешь, куда смотреть. — Не в Лондоне. Парень смеется. — Верно подмечено, — говорит он. — Но не надо воспринимать все так буквально. — Конечно, нет. Когда это предсказания были такими однозначными? — А вторая подсказка такова: любовь ударит по тебе тогда, когда ты вообще не будешь этого ожидать. Ремус пялится на него. — Ты, блять, прикалываешься надо мной, да? — Так сказала вселенная, — пожимает плечами парень. — Это… Это… Ремус даже не может вообразить, насколько это клишированно и неизобретательно. Типа. Серьезно? Этот парень откопал где-то книжку с самыми популярными фразами, которые экстрасенсы говорят по телевизору, и с чего-то решил, что сможет продать это в качестве настоящей услуги? И люди реально платят за эту херню? И Ремус теперь тоже должен? — Мне надо на воздух, — заявляет он, резко вставая. Он выуживает из кармана несколько заляпанных монеток. — Сколько я там должен за гадание… Господи, блять, боже! Фунты вылетают из его руки. По ноге расползается боль, пока Ремус, подвывая, скрючивается, чтобы потереть голень. Все это время парень наблюдает за ним с до странного самодовольной улыбкой. — Какого хуя только что было? Ты только что ударил меня по ноге? — Я же сказал, что любовь ударит по тебе тогда, когда ты вообще не будешь этого ожидать. Ремус удивленно смотрит на него. — Ты сказал, что такие вещи не надо воспринимать буквально! — Некоторые надо, — беспечно говорит он, как будто только что не ударил незнакомца по ноге. — Например, когда я говорю, что ты один из самых красивых парней, что я только видел, ты должен воспринимать это всерьез. А еще я хотел бы пригласить тебя на ужин. Когда нога болеть перестанет, конечно же. Какого, блять, хуя. КАКОГО, БЛЯТЬ, ХУЯ. — Ты только что врезал мне, — слабо говорит Ремус. — И назвал тебя красивым, — напоминает ему парень, — и позвал тебя на ужин. — Да, но ты уда… Дверь фургона распахивается, и кто-то вваливается внутрь, говоря: — Сириус, почему посетитель снаружи говорит о том, что тут уже кто-то есть, когда я… О, это ты, — говорит Гетеросексуальный Парень с сигаретами, хлопая глазами и запустив руку в волосы. Он хмурится. — Я разве не сказал, что подойду через минуту? Стоп, что? — Я… какая мне разница, куда ты подойдешь через минуту? — ничего не понимая, спрашивает Ремус. — Тебе же уже погадали. Гетеросексуальный Парень моргает. — Я гадаю. Стоп, что? — Я думал, что ты Флимонт! — говорит Ремус, поворачиваюсь к парню перед собой. Тот выглядит так, будто ему неловко, бледные кончики ушей покраснели. — Если ты не гадаешь, то кто ты, блять, такой? — Мой лучший друг, — говорит Гетеросексуальный Парень… или Флимонт, или… да не важно. — Его зовут Сириус, и он заноза в моей заднице. А что? Что он уже сделал? Наступает долгая тишина. Ремус думает о прошедших пяти минутах. О том, как «Сириус» пялился на него, о том, как он держал его ладонь своими красивыми руками, о его подводке и о том, как он разглядывал Ремуса, предсказывая ему будущее. О том, как он спросил, не состоит ли Ремус в отношениях, и о том, как заявил, что любовь вскоре ударит по нему, а потом вмазал ему по ебаной ноге… Ремус открывает рот, закрывает его, открывает еще раз, но Сириус опережает его. — Извини! — вскрикивает он, выглядя чуть менее собранным, чем во время своего представления. — Ты просто… правда милый, окей? Я хотел сказать, что Джеймс выскочил ненадолго, а потом ты закричал и посмотрел на меня, а я понял, что у тебя действительно замечательные руки и я хочу подержаться за них. И да, это звучит стремно, но я импульсивный, а ты очень-очень милый. Опять тишина. А потом Ремус тыкает пальцем на Гетеросексуального Парня и слабо говорит: — Я думал, его зовут Флимонт. — Это мое второе имя, — отвечает Гетеросексуальный Парень, или Джеймс, или Флимонт, или как там его зовут. — Видишь ли, мои родители хотели обречь меня на жизнь, полную подколов, но шутка обернулась против них. Флимонт так сильно подходит мне. — Это реально жалко, чувак, — говорит Сириус, чем зарабатывает ледяной взгляд. — Но я полностью поддерживаю тебя в этом. Я всегда на твоей стороне. — Еще бы, блять. — Радость моя, ты же знаешь, что ты… Ремус догадывается, что они сейчас начнут препираться, поэтому встревает: — Эм. Да, я, пожалуй, пойду… было приятно познакомиться, спасибо за все, но я… Когда он встает, Сириус тревожно оглядывается на него. Его чертовы глаза печально округляются, когда уголки губ ползут вниз в жалком: — Но… твоя линия любви. Серьезно, Ремус должен уйти. В конце концов, это полное, мать его фиаско — он знает об этом, они знают об этом, женщина, продающая дерьмовые кулончики, знает об этом — и логика подсказывает ему бежать отсюда как можно дальше. Но логика не сравнится с этими щенячьими глазками и тем, как тихо и неуверенно голос парня сам по себе слегка повышается на пару тонов; да нихера не значит эта логика, когда дело доходит до черного лака на ногтях и небрежных пучков. Ремус вздыхает. Достает запасную ручку, которую таскает с собой, и наклоняется вперед, чтобы накалякать что-то на ладони Сириуса. — Вот, — говорит Ремус гораздо мягче, чем хотел. — Это мое видение хиромантии. Не такое болезненное, как у тебя, но откуда мне знать? Приподняв бровь, он собирает рассыпавшиеся монетки и выходит из фургона, слегка кивая Джеймсу, раз уж они теперь знают о существовании друг друга. Выбравшись на солнце и снова погрузившись в шум и гам ярмарки, Ремус улыбается самому себе. Странный он все-таки, этот Сириус, но правда милый. Там, в фургоне, на красивой руке осталось одиннадцать цифр.