Ganz nah

Вы когда-нибудь замечали за собой, что хотите следить за конкретным человеком? Постоянно, изнурительно долго, незаметно, собственнически, будто за прирученным существом. Наблюдать за ним, пока вы в одном помещении, просыпаться, надеясь, что не потеряли его из виду, убежденно следовать по пятам, как одурманенная валерьянкой кошка. Рвать и метать, размахивая кулаками, когда кто-то нелестно отозвался; пылать счастьем и радоваться, как за себя, когда кто-то хвалит или превозносит. Можно подумать, что это крайность проявления любви, но это уже нездоровая одержимость, и всё становится опасным. Пауль Ландерс знает об этом. Знает и о том, что не может остановиться и заходит всё дальше, перестав бояться осуждения и ответственности за свои поступки. Это мучительно и аморально, но так сладко, что ему бы не поверили, признайся он во всём, что делал в последнее время. Но его, наверное, можно было понять. Кристоф Шнайдер был прекрасен, неотразим своей холодной отстраненностью, стальной броней голубых глаз. Он часто был один, но не был одинок, всегда был в деле и всегда отстранен, его взгляд был проницательным и одновременно пустым, и никогда Пауль не мог понять, что он обозначает, а улыбка то ли этический ход, то ли звенящая искренность божественной любви к человечеству. Они редко разговаривали нормально, потому что все их разговоры перетекали во взаимное непринятие и непонимание. Но вот только Пауль спорил, чтобы скрыть себя настоящего, а Кристоф — чтобы защититься и снова спрятаться, отстранится, исчезть из вида за барабанами. Говорят, молодость проходит, и ты не думаешь над поступками, которые совершаешь, но это не так. Пауль думал постоянно и болезненно, пытаясь рефлексировать всеми силами и покончить уже со своей одержимостью. Сколько бы он не бежал, увидев Шнайдера, у него всё начиналось с начала. *** На часах уже было 4 утра и Пауль проснулся, не понимая, что происходит. В коридоре горел тусклый свет, проползая в щель двери, но в этом месте так рано никто не встаёт. Пьяные и раздутые они обычно валялись в кроватях сколько было сил, а сейчас кто-то изменил всеобщему негласному правилу, и это настораживало. Оглянувшись в полутьме утра, не сразу сообразив кого нет, Пауль не нашёл Кристофа, и тогда его сердце забилось в ушах, а глаза опять залила злость на себя, оттого, что он чуть не упустил его. Как будто он собачка какая-то, а не человек разумный. Каждый день ему страшно. Страшно отпустить и остаться одному, страшно, что Кристофа заменят, как и всех прошлых барабанщиков, страшно снова и снова вызывать неприязнь, оттого, что он банально не умеет проявлять любовь. Кристоф тоже боялся — он не хотел быть задетым и поэтому оставался каменной глыбой, что не проявляет эмоций, не показывает себя. Ему было некомфортно, и ладно, если коллектив еще казался сносным, то Пауль — пугал его, создавал неловкость своими шутками, издёвками и взглядами. Кристоф хотел доиграть начатый тур и свалить к чертям от этих людей, спрятаться от Ландерса. Протопав до двери голыми ступнями и в растянутом свитере, спадающем с плеча, Пауль наконец услышал звук, который дал понять причину выхода из комнаты. В душе тоже горел свет, как и в их узком коридорчике — Кристоф явно там мылся. Не понимая зачем рано вставать ради такого неблагодарного дела, Пауль прошаркал до двери, дабы посмотреть на экого дурачину, что решил помыться в 4 утра. Заглянув в приоткрытую дверь, он сначала ничего не увидел и только ослепился ярким светом и спёртой влажностью, которая бросилась теплом в его лицо. Когда зрение сфокусировалась, стало понятно, что Кристоф, весь раскрасневшийся от горячей воды и пара, довольно долго моется, размякнув на дне ванной под журчание душа. Пауль смог увидеть лишь часть груди и глянцевых плеч, да откинутую голову с закрытыми глазами на блестящий бортик. Как по сигналу, Кристоф напрягся, поднимаясь в ванной и судорожно оглядываясь в поисках чего-то или кого-то. Пауль среагировал мгновенно, откидываясь от двери и прижавшись спиной к стене, напугавшись, что его засекли, заметили, увидели и хотят немедленных разбирательств. На деле Кристоф не стал бы агрессивным, он бы просто явился еще больше запуганным, хотя этого никто бы и не увидел. Кроме Пауля. Возобновилось равномерное журчание в ванной, и только тогда Ландерс решился снова туда заглянуть. Удивительно, но старые прошарканные полы и стены, ржавые батареи и паутина в углах на потолке, так долго пугающие Пауля своим видом, изношенный коврик, сейчас совсем не привлекали внимания. Кристоф безбожно отобрал его. Влажные руки медленно заскользили по телу, чуть царапая, оставляя легкие красные полосы. Пальцы перемещались от шеи к ключицам, до живота и к красным соскам. Пауль раскрыл глаза от увиденного, которое явно не было предназначено для чужих глаз. А он что, чужой? Нет, уж ему можно, даже если разрешения не давали. Тем временем Шнайдер, зажмурив глаза, щипал себя, изгибаясь от ласк. Он открыл взору стройные ноги, согнутые в коленях, снова откидываясь на борта спиной. Его кудрявые волосы начали подсыхать и пушиться, свисая с головы вихрами, будто перевернутым темным нимбом окольцовывая лицо. Пауль почти умирал от его горячего, но тем временем воздушного, почти искрящегося вида, совсем потеряв разум от этого развратного действа. Он почти не моргал, пытаясь запомнить каждую деталь увиденного и впитать её навсегда, запечатать навеки в себе, держать в секрете от всех, но помнить об этом каждую секунду без возможности сказать кому-либо. Дышать получалось слишком неестественно — невольно затаив дыхание, Пауль отрывисто выдыхал, когда воздух кончался, создавая ненужный шум, но голова не думала об этом совсем, да и то, что он мог быть замечен, перестало его волновать. Кристоф заходил всё дальше, лихорадочно проводя руками вдоль всего торса, переходя на ноги, задевая острые коленки и сжимая упругие икры, ещё больше выгибаясь. Он будто давал выступление, удерживая внимание зрителя тем, что тянул время и дразнил, не переходя к самой цели шоу. Зеркало на стене напротив совсем запотело от горячего воздуха, и комната будто сжалась до одной главной точки — Кристофа. Он, переложив одну руку себе на шею, пальцами то захватывал ее в плотное кольцо, то нежно проводил, будто приглаживая, раскрыв искусанные губы. Второй он накрыл влажный член, начиная самую развратную часть, учитывая положение Пауля. Его колени свелись вместе, а сам он чуть вздрогнул от простого касания к себе. Пауль, хотя видел девушек рядом с ним, считает его девственником, и, видимо, не зря. Размеренно двигая рукой, задевая мыльную воду и смешно ей хлюпая, Кристоф всем видом излучал напряжение. Спустив руку с шеи на бедро, он сжал его, оставляя красный след на мягкой коже, а голову отвернул к стене, завешивая глаза волосами. Пауль, и сам раскрасневшись, еле держался от порыва запрыгнуть к нему и помочь ртом или руками, только бы дотронуться и почувствовать. Никогда он еще не был так близко и далеко одновременно, да погружен в свои мысли, при этом не отрываясь взглядом от Кристофа, вылавливая всё самое красивое. От пара и влажности волосы вымокли и на висках образовались блестящие капли, щекочущие кожу. Пытаясь отнять пряди с лица, Пауль невольно сжал их и потянул, пытаясь хоть как-то устоять и не терять реальность, сгорая от желания. Как же сильно он хотел сам дотронуться до человека его фантазий и почувствовать касания на себе в ответ. Кристоф, не прекращая движений, лишь немного увеличил скорость и более бурно реагировал, зажмуривая глаза и иногда судорожно передергиваясь. Пауль, почувствовав конец представления, понял, что не сможет выстоять, если увидит, как Кристоф кончит. Он тихо отошел от двери, пытаясь не привлекать к себе внимания, нервно оглядывая коридор на наличие в нем посторонних лиц и, убедившись, что никого нет, дошел до комнаты. Солнце уже успело залить оранжевым светом часть комнаты, и утренняя прохлада заметно ощущалась на коже. Быстро уложившись в кровать, Пауль переводил дыхание и в упор смотрел на стену, не моргая, по плечи закутавшись в тонкое одеяло. В голове всё еще стояли картины увиденного, и он улыбался сам себе, осознав что произошло. Следом за ним спустя недолгое время в комнату спокойно зашёл Кристоф. Пауль, сделав вид, что спит, серьезно прислушивался к происходящему. Кристоф незаметно приблизился. Некоторое время ничего не происходило, отчего невообразимо сильно захотелось открыть глаза, но он смог сдержать этот порыв. — Я надеюсь, тебе понравилось подглядывать, маленький негодяй Пауль, — голос был не менее насмешливый, чем обычно бывает у самого Ландерса, и приятно низким, на выдохе раздавшимся прямо перед ухом. — У кого-то интересные фетиши, я вижу? — Шнайдер подцепил зубами верхнюю часть уха и потянул, добиваясь ответа, теперь явно имея превосходство, не смотря на то, что выделывал пару минут назад. — Я думал ты досмотришь до конца, но это, конечно, твоё дело… Оставив лёгкий поцелуй за ухом, Кристоф прошёл к своей кровати, ухмыляясь, пока Пауль лежал, чуть ли не сжавшись в комок, всё еще не открывая глаз, понимая, что теперь у них обоих есть компромат друг на друга, и предельная осторожность теперь не помешает.