***
Ланцов расшагивает по своей каюте в ожидании. Нужно было собраться с мыслями, чтобы при первой же фразе не выдать себя. Сегодня утром он чуть не назвал Дарклинга по имени. И кто знает, что еще разговорчивый мальчишка случайно ляпнет, засмотревшись на до боли знакомые глаза. Николай боялся, что его хитро построенная лживая легенда уже трещит по швам. Под угрозой теперь не только его жизнь, но и жизнь всего экипажа. Ланцов корит себя за то, что подвергает опасности всех близких ему людей ради собственного эгоизма. Из-за неуправляемого желания в последний раз провести время с бывшим любовником. Риск, на который он идет — безрассудный и ненужный. Но Николай привык доводить начатое до логического завершения. Поэтому будь что будет. У меня нет сердца. Тихий стук в дверь вырывает из пелены угрызений совести. Пришел. Значит наживку все-таки заглотил. Он считает до трех, плетется к двери и с небрежным ликованием открывает генералу уже не Николай. Сегодня он — просто Штурмхонд, а Александр — просто генерал Второй Армии. Два незнакомца, знающие друг друга наизусть. — Помнится, сегодня утром ты говорил, что твои двери всегда для меня открыты, — хмыкнул Дарклинг, после того как дверной замок дважды щелкнул. Ему не нужно было отдельного приглашения, чтобы войти и развалиться в одном из кресел как у себя дома. — Ты знаком с метафорами, Дарклинг? — Николай закрывает дверь и следует его примеру. Вести себя расслабленно и обычно оказалось не так-то легко. Сейчас нужно быть Штурмхондом и быть как можно раскованнее, будто ему совсем нечего скрывать. — Не ожидал, что застану тебя в одиночестве. — Мое эго и так занимает здесь достаточно места, — он пытается шутить, потворствуя собственной манере, но движения и слова выходят скованными, — вина? Алкоголь точно должен помочь сгладить углы. Оставалось лишь держать ситуацию под контролем и не болтать лишнего. — Сомневаюсь, что пираты знают толк в хорошей выпивке. — Корсары, — по привычке исправляет Ланцов, разливая вино по бокалам, — думаю, я в силах изменить твое мнение. Дарклинг ничего не отвечает, но, тем не менее, берет бокал и отпивает немного. Судя по выражения лица, он вполне доволен гостеприимством Штурмхонда. — Как поживает заклинательница Солнца? — между прочим спрашивает Николай самым небрежным тоном, словно задает этот вопрос лишь ради приличия, — если ей что-то нужно… — А может тебе что-то нужно от заклинательницы Солнца? — перебивает его Дарклинг, заметно изменившись в лице, — это — причина всех твоих попыток затащить меня в свою постель, Штурмхонд? — Он поднимается с кресла, чтобы уйти прочь. Короткая выдалась беседа. Николай едва сдержался, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. Слишком опрометчиво было так сразу сводить разговор к этому. Но ему нужен ответ. Он совсем не знал Алину и видел лишь пару раз мельком, но чертовски переживал за ее судьбу. Знал, что Дарклинг порой может перейти границу дозволенного и сотворить ужасные вещи. Новокрибирск — наглядное тому доказательство. Вместе с беспокойством терзала и ревность. И к Алине, и к Штурмхонду. Где-то в глубине души он надеялся, все происходившее между ними до этой истории было важно для Александра так же, как и для него. Что это не было всего лишь ни к чему не обязывающей связью, одним из способов расслабиться и снять стресс. Что сейчас он отвергнет все попытки Штурмхонда флиртовать и вернется к себе. У меня нет сердца. Дарклинг был прав. Должна быть какая-то причина. У Николая их тысячи, но у Штурмхонда — ни одной. — Разве должна быть какая-то причина, кроме того, что ты поразительно красив? — он залпом выпивает свой бокал и подмигивает. Нарастающее неприятное чувство подавлять никак не получается, зато удается легко скрыть. — Я не нуждаюсь в лести, — отвечает генерал, смеряя Ланцова взглядом, кидающим в дрожь, — но все равно спасибо. Не думал, что корсары могут быть такими обходительными. Николай все еще надеется, что Александр узнал его и просто издевается. Это было бы справедливо. Ланцов еще давно обещал ему взяться за голову, делать все возможное на благо Равки. Но что в итоге? Переоделся в пирата и сбежал в море. Променял королевство на корабль. — Я — мужчина своего времени, — прожимает плечами он, вызывая у собеседника смех. Николай набирается достаточно смелости, чтобы подойти поближе. Со стороны это выглядит наверняка забавно. Дарклинг стоит неподвижно. Видимо, ему тоже интересно чем же закончится вся эта история. — Мужчина? Ты дитя, Штурмхонд. Рука Ланцова слегка толкает заклинателя назад так, чтобы тот уперся в стену. Прямее намека и быть не может. — Мне напомнить, кто здесь гоняется за мифами? — он прижимает его к стене, произнося эти слова почти шепотом. Дарклинг совсем не возражает, даже тогда, когда Николай запускает обе руки под его рубашку, поглаживая напряженные мышцы. Он тихо выдыхает, запрокинув голову назад и движения становятся увереннее. Совесть терзает жестоко и беспощадно. Зачем снова ложиться с ним в одну постель, если того, кем он стал, больше не изменить? Того, кого мог бы исправить, если бы не сбежал, играя в пирата и убеждая себя, что так будет правильно. У меня нет сердца. Николай решительно впивается в его губы, стараясь заглушить протестующий внутренний голос. Руки обвиваются вокруг податливого тела и прижимают плотнее. Игнорировать возникшее напряжение в области паха уже невозможно, особенно, когда Дарклинг, кусая губы, почти простанывает: — Как ты меня хочешь? Ланцов едва не задыхается от тембра его голоса. Пальцы судорожно расстегивают непослушные пуговицы черной рубашки. — На коленях, — ухмылка не сходит с его лица и Дарклинга это заводит только сильнее. Он замер всего на несколько секунд, а после, сбросив рубашку, послушно опускается на колени. Николай мягко поглаживает его по волосам, оттягивая их у корней и с удивлением обнаруживает, что Александру это очень даже нравится. Заклинатель аккуратно стянул с него ремень и Ланцов сделал мысленную пометку, что сегодня он им еще пригодится. Корсар шумно втягивает воздух, когда чувствует холодные пальцы на своей разгоряченной плоти и одно короткое движение. Он сильнее стиснул черные волосы между пальцами, так что Дарклинг наморщил нос от слабой тянущей боли. — Ты знаешь, что делать. Или Дарклинга нужно учить? Я не прочь дать указания. Александр посмотрел на него снизу-вверх и обхватил губами головку, медленно лаская языком изнутри. Ланцов сжал челюсти, подавляя вырывающийся стон и слегка надавил на затылок. Заклинатель опустился почти на половину, но замедлился, намеренно дразня Штурмхонда. Для него это было просто забавным времяпровождением. Способом отвлечься от проблем с солнечной святой. Николай кусает губы и ненавидит себя за то, как бурно тело реагирует на долгожданную ласку. Голова идет кругом от умелых движений его языка, и он не сдерживается, совершенно бесстыдно и громко стонет. Его не заботило, что кто-то снаружи мог это услышать. Сейчас Ланцов волен делать все, что ему вздумается. Делать то, на что прежде, будучи Николаем, никогда бы не решился. Рука крепче сжимает волосы на затылке Александра и слишком резко опускает его голову сразу на несколько дюймов. В ответ следует сдавленный стон, но хватки он не сбавляет, заставляя Дарклинга двигаться в заданном им темпе, несмотря на слабые протесты. Воздух в каюте становится терпким, и мокрая от пота рубашка прилипала к телу. Ланцов двигает бедрами навстречу, чувствуя, что почти близок к концу. Кварцево-серые глаза начинают слезиться от натиска. Когда Дарклинг берет его на всю длину, он едва не скулит от удовольствия и кончает, зафиксировав голову любовника в этом положении у самого основания. Николай держал его до тех пор, пока полностью не обмяк и только тогда выпустил Александра из своей хватки. Он закашлялся и, отдышавшись, поднял голову, опять оглядывая Штурмхонда, который казался довольным: щеки покраснели, взгляд расфокусирован. — Неплохо, — корсар расплылся в улыбке, — думаю, я не прочь взять с тебя часть оплаты натурой. — Я превращу тебя в волькру, — огрызнулся заклинатель, поднимаясь на ноги. Эту угрозу он вполне мог исполнить, но былого страха больше нет. Николай лишь ухмыляется и тянется к ремню. — Повернись спиной, — голос звучит ровно и властно, несмотря на то, что тело все еще бьет легкая дрожь после оргазма. К его удивлению, Дарклинг подчиняется и Ланцов сводит его руки за спиной, крепко затягивая ремнем. Он оставляет несколько коротких поцелуев на шее и прижимает заклинателя грудью к поверхности стола. Кажется, что-то свалилось и разбилось, что никто этого не заметил. Николай надавливает ладонью на его спину, заставляя выгнуться. Стягивает с Александра штаны и прижимается к его оголенному телу своим, не спеша поглаживая бедра. У меня нет сердца. И он бы в это охотно поверил, если бы сейчас оно не билось, как пересмешник в клетке. Доминирование над Дарклингом чертовски возбуждало, и перспектива вести себя сдержаннее никак не привлекала. Ланцов отвешивает звонкий шлепок по его ягодице и сжимает до покраснения. Александр шепчет проклятья себе под нос, но возражений не выказывает. Николай всем своим нутром уверен, что он покраснел. Сейчас он не Николай. Николай остался в забытом святыми Кеттердаме прилежно постигать основы экономики и политики. Как странно быть там, где тебя быть не должно. Чувствовать то, что не должен. Горький вкус ревности и разочарования определенно ему не нравится. Ланцов отвешивает второй шлепок, сильнее и звонче. И еще один. Дарклинг стонет, сильнее выгибаясь в спине. Он не знает, как Николай, но Штурмхонд, несомненно, любит пожестче. Руки перемещаются на торс заклинателя, аккуратно скользя по многолетним полоскам шрамов, нарочно задевая напряженные мускулы и соски. Острые зубы впиваются в нежную кожу плеча, и он делает короткий толчок, от чего Александр едва не вскрикивает. Одна рука до сладостной боли сжимает покрасневшее от шлепков бедро, другая — тянет за волосы. С каждым толчком хватка только усиливается, движения становятся грубее, но Николай этого не замечает. Дарклинг не сможет сказать, что сегодня у него была плохая ночь. Хотя утром ему придется сосчитать все свои синяки и попросить Ивана проверить, не получил ли он ушиб посерьезнее. Необузданная энергия Николая, эта нервозность делают его резким, точным и зверски быстрым. Иногда Александр просто не успевал набрать в легкие достаточно кислорода. Ланцов трахает его с тем же безжалостным напором, который приберег бы для спарринга. Так, что у Дарклинга точно возникнут проблемы с прямохождением в ближайшие дни. Из его рта льются самые грязные ругательства, которые заставили бы даже самого закаленного ветерана Первой армии покраснеть от стыда. Они достигают пика блаженства одновременно, постепенно замедляясь. Такого опыта, определенно, у них обоих еще не было. Николай аккуратно отстраняется и осматривает Александра, дабы убедиться, что он в порядке.***
Как всегда, секс с Александром утомляет Ланцова настолько, что он едва может передвигаться. Хоть что-то не изменилось. Сам Александр кажется вполне удовлетворенным. Румянец до сих пор не сходит с его бледной кожи. Николай сидится в кресло и наливает вина, чтобы привести себя в чувства. Дарклинг потянулся за своей рубашкой, оценивая ущерб. Три оторванные в порыве страсти пуговицы — не такая большая потеря. — Уже уходишь? — разочарованно спрашивает он, наблюдая, как заклинатель пытается привести себя в надлежащий вид. — Боюсь, я нужен в другом месте. Александр приглаживает растрепанные волосы и, когда конечный результат его более-менее устраивает, направляется к двери. — И еще кое-что, — Дарклинг делает на этих словах особый акцент, — у меня нет времени угадывать кто ты на самом деле, но тот, кто кроил тебя должен попробовать свои таланты в другой стезе. Скотоводство может быть хорошим началом. Сердце Николая пропускает несколько ударов. Неужели обо всем догадался? Он пытается выглядеть вовсе нетронутым, будто эти слова очередной пустой упрек. — Я передам твои рекомендации своему портному, — Ланцов кивает, желая поскорее остаться в одиночестве, — до завтра? До ответа заклинатель Теней не снисходит, злясь на Штурмхонда за то, что оторвал его от высшей цели. Когда дверь за ним захлопнулась, Николай закрыл лицо руками выплескивая все, что накопилось за это время. Ему неизвестно, пройдет ли побег удачно, но одно знает точно — когда правда откроется, Дарклинг вряд ли захочет оставить обнаглевшего младшего принца в живых.