Не лги себе

Я не хотел притворяться, обманывать, лицемерить и отказывался даже от элементарного кокетства, считая его недостойным манипулированием. Правда, одевался по такому стилю, какой ему безумно нравился, но отворачивался от назойливых взглядов с презрением и даже негодованием. А уж если кто-то ко мне подходил знакомиться (ну, я имею в виду девушек, и то, это было крайне редко), то подвергал всех к столь критическому анализу, что его вряд ли выдержала бы и самая распрекрасная принцесса. Так что отшивал я такую даму в один момент. Действительно, зачем же лгать и соглашаться на то, что мне не нужно и не нравится? Уж если любовь, то только безумная и с первого взгляда - и, разумеется, с каким-нибудь героем. А полунехотя встречаться с какой-то непонятной бабой, обманывать ее лживыми чувствами или же обманываться самому – я считаю, недостойным и глупым. Так и прожил я лет, страшно сказать, до двадцати восьми. Друзья влюблялись, разочаровывались и снова влюблялись, а я? А я по-прежнему ходил этаким Каяном с ледяным сердцем, и высокомерно отвергал подворачивающиеся возможности хоть как-то изменить свою жизнь. - Послушай, — периодически начинали приставать ко мне друзья, — не может же быть, чтобы тобой никто не заинтересовалась! Ты мало того, что симпатичный, так и на всякие латиноамериканские пляски активно ходишь. Неужели ты даже там себе никого не присмотрел? - Не присмотрел, — обычно лаконично отвечал я. Но подчас, уступая настырным расспросам, признавался: — Знакомлюсь, конечно, иногда, только все это пустая трата времени, мне никто из них не нравится. Друзья в ответ лишь скептически хмыкали. А я продолжал мечтать о своей половинке, ходить на танцы и гордо отвергать скромные попытки подвернувшегося партнера (как всегда, стоящего на версту от идеала) угостить меня чем-то в баре. «Я что, сам себе коктейль не могу позволить? Знаем мы таких: сделают на копейку, потребуют на миллион. Попробуй, отвяжись потом!». Мне как-то с девушками не везло нынче: странные все они, да и страшные. Мужики и то красивее. Так я и фыркал, пока в один далеко не прекрасный момент не решил пойти на курсы по вождению. Не то чтобы у меня были деньги на машину, но практически все мои знакомые уже давным-давно получили права. Вот я и решил, что и мне они тоже не помешают. Но на курсах меня поджидала опасная ловушка, в которую я попался, как заяц в силок. Вопреки всем своим принципам я влюбился — и влюбился безумно. И стыдно сказать в кого — в своего инструктора. Его звали Рихард. Обаятельный был мерзавец, это правда. Но чтобы я - парень из хорошей семьи, которому, вообще по идеи, должны нравится девушки — такого я, и представить себе не мог даже в самом страшном сне. А тут меня словно подменили. Я таял, млел и выдумывал все новые предлоги, чтобы наши занятия длились как можно дольше. Понятно, не воспользоваться такой возможностью было бы грех, так что Рихард с удовольствием закрутил со мной роман. Сначала, он, конечно, немного тушевался, благо осознавал разницу между нами, но затем очень быстро почувствовал себя хозяином положения. И пользовался им, как говорится, на всю катушку. Иногда даже складывалось впечатление, что это не он за мной ухаживает, а я за ним. Впрочем, так оно и было. Ведь именно я звонил ему, чуть ли не вымаливая очередное свидание. Именно я шел на уступки, если ему что-то было не по вкусу; это я мечтал доставить ему удовольствие в постели, не решаясь даже намекнуть, когда мне было неприятно или даже больно. Главное, чтобы ему было хорошо, а я и так перебьюсь. Ему это, разумеется, страшно льстило. Только его довольный, как у своровавшего большую сосиску кота, вид свидетельствовал отнюдь не о влюбленности, а лишь об его удовлетворенном эгоизме, который с каждым разом требовал все больше и больше. И если поначалу он гордился, что заполучил меня, то с течением времени ему этого стало мало. Теперь он хотел полностью подчинить меня своей воле, перекроив по собственному вкусу. Ведь я и одевался недостаточно сексуально. Ему было нужно, чтобы я выглядел как дешевая проститутка. «Наверное, ты слишком умный, — нередко слышал я от него, когда позволял себе усомниться в каких-то его утверждениях. — Ты просто жизни настоящей не знаешь, тепличный цветок из оранжереи...» Возражать, что я не считаю полукриминальные разборки, тупые пьянки в гараже и бессмысленный просмотр зомбо-ящика перед сном настоящей жизнью, у Меня не хватало мужества. Друзья из моего круга, которым я пару раз с гордостью демонстрировал свое приобретение, были к нам вроде бы довольно снисходительны: ко мне- потому что радовались хотя бы кому-то в моей жизни, к нему - потому что я его выбрал. Но все же иногда я слышал от них подобные оговорки: - Разные вы очень, - вскользь замечал один. - Видно, как ты к нему льнешь - роняла другая. - Главное, чтобы ты был счастлив! - заявляла третья. - Используй его на всю катушку, - призывал четвертый. Признаваться, что если кто-то кого-то и использует, то это явно не я. Напротив я беспрестанно, почти с упоением, себе врал. Врал, что в любой момент могу его бросить, поскольку нужен он мне только для секса. Врал, что на самом деле он меня любит, только не умеет показать этого. Что на подарки для меня, даже на день рождения, у него просто не хватает денег. Что слишком высокого он обо мне мнения, чтобы брать меня к своим друзьям. И так далее — до бесконечности. Я даже внушил себе, что его молчание о своих чувствах ко мне является признаком благородства и высоких моральных критериев, а не равнодушия. Но однажды я все-таки отважился на серьезный разговор с ним. Мы договаривались с ним поехать за город в домик к моим друзьям, и он согласился, но позже сказал мне: «Я не знаю, что у меня будет завтра. Потом решим». У меня на тот момент уже начали сдавать нервы: бесконечный самообман и упорное стремление не видеть очевидное стали оказывать на меня свое разрушительное действие. Да и не это я ожидал услышать почти через год наших отношений. Так что с воспаленной головой я бросил все и поехал к нему домой. - Не хочешь мне объяснить, что происходит? - не дав ему опомниться, я с порога «набросился» на него, сам себе, напоминая разбушевавшегося храброго зайца. - Я не знаю, что тебе сказать, - тупо пробормотал тот. - Может, пора все-таки определиться? Нужны ли тебе совместные мероприятия или нет? - Я не знаю, что тебе ответить,- выдавил из себя он. - Ты хоть можешь сказать, как ко мне относишься?!- не выдержал я. - Честно говоря, я и сам не знаю, - снова повторил он свою оригинальную фразу. - Тебе не кажется, - едва подавив желание разрыдаться, спросил я дрожащим голосом, - что это сам по себе уже ответ? - Я так не думаю, - пробубнил он. - Может, лучше расстаться? - я решил дойти ва-банк. - Я так не считаю. И так беспрерывно одни только «не» и «нет». Я пытался давить на жалость, рассердить его, вызвать улыбку — безуспешно. Рихард упорно не желал говорить ничего определенного, а я признавать, что это тупик. В конце концов, мы даже договорились, что «у нас все будет по-прежнему», что я «перестану капризничать» и «снова стану милым парнем». А я, возвращаясь к себе, снова совершил великолепный логический кульбит и убедил себя в своей победе. «Вот видишь, он тебя все-таки любит, просто признаться боится», — говорил я себе, почти не замечая, как по лицу текут слезы. Еще несколько месяцев после этого мы продолжали встречаться. Тот разговор сделал меня, если так можно выразиться, еще более бескомпромиссным в своих компромиссах. Я уже не боялся, не ожидая никакой ответной реакции и забыв про чувство собственного достоинства, признаваться ему в своей любви, но зато панически боялся прекратить беспрерывное вранье себе. Друзья видя, как я день ото дня становлюсь все более нервным, спрашивали: - У вас с Рихардом все в порядке? С тобой что-то не то творится. Я же гордо и лживо отвечал: - Разумеется, у нас все замечательно,- и добавлял, — меня все в Рише устраивает. Но если увижу, что он меня больше не любит, тут же пошлю его куда подальше, не сомневайтесь. На самом же деле все было ровно наоборот. А когда ему надоели мои ставшие периодическими истерики с приступами истеричной же нежности - он просто пропал. Ушел, не сказав ни «прости», ни даже «ты мне больше не нужен», а просто «выключил» меня из своей жизни, как обычно выключал наскучившую ему передачу по телевизору. Пару раз пытался дозвониться до него, но он либо не отвечал, либо бросал трубку. Я даже порывался поехать к нему, но что-то меня в последний момент удерживало, остатки самоуважения, наверное, или, скорее, впервые пришедшее ко мне понимание бессмысленности этой попытки. Так, как было, я больше не хотел, а то, что иначе не будет, если вообще будет. Горько мне, конечно, было, но все, же я наконец-то отважился раскрыть глаза. «Ну и дурак же ты!» — проснувшись как-то утром, вдруг сказал я себе вслух. И уже мысленно прибавил: «Попался на дешевую удочку и еще плачешь, что сорвался с крючка. Радоваться надо, что легко отделался, а не руки заламывать». Наконец-то до меня дошло - как глупо я себя вел: и по отношению к Рихарду, беззаветно поверяя ему все свои эмоции и страхи, и, конечно, к себе, выдавая желаемое за действительное. Моя собственная бескомпромиссность привела меня к полному краху, в том числе и во лжи себе, а вина Рихарда здесь только в том, что он воспользовался случаем, который я сам же ему предоставил. Да и краха, если уж говорить начистоту, никакого не было, скорее, если можно так выразиться, детская болезнь роста со счастливым исходом. В общем, переболел я им и с ним же собственным максимализмом, как ветрянкой. И оглядываясь назад, в какой-то мере даже благодарен этому своему опыту. Ведь именно сполна испытав на собственной шкуре последствия своих завиральных идей, я в конечном итоге и повзрослел по-настоящему, и сумел найти достойного человека. А главный урок, который я извлек из своего приступа временного помешательства, очень прост: лгать самому себе нельзя никогда и ни при каких условиях, как бы больно это ни было. Но и идеал искать не следует: его не встретишь, а на волка, которого «как ни корми, все в лес глядит» , можешь нарваться. И еще: немного лукавства и даже игры в отношении партнера не помешает.