Особенности национальной охоты

Спустя три дня Танкхун изводит себя предположениями и теориями настолько, что решается на авантюру. Сил постоянно ожидать, когда в его комнату ввалится брат и обвинит в годах лжи, не остается. Ему кажется, что за все это время он ещё не был так близок к раскрытию, ведь все, что отделяет Исао, который, кстати, будто прописался в главном доме, от того, чтобы разрушить его спокойный жизненный уклад — это случайная встреча или случайно увиденное фото. Кхун в эти дни сказывается больным, поэтому сидит в комнате. Еще одна причина для того, чтобы отсиживаться — почти постоянное отсутствие Арма, которого он отправляет проводить «секретное» расследование о внезапном наркотрафике его клуба. К этому коктейлю из страха и тревоги примешивается стыд, Танкхун чувствует, что поступил неправильно во всем, что касается Исао. Начиная от вспышки гнева, благодаря которой произошло их знакомство, и заканчивая оскорблением. Вишенкой на всей этой мешанине выступает его собственный интерес. Сексуальную жизнь Танкхуна нельзя назвать сильно разнообразной, он привык, что если в чем-то нуждается, то всегда может это купить. Буквально ради того, чтобы иметь финансовую независимость от семьи, он и открыл в своё время ночной клуб, задействовав скопленные за годы взросления деньги. Танкхун был достаточно разумен, чтобы не брать много разом, само собой это бы всплыло. Он брал часто и мало: на карпов, проектор для дорам, одежду от брендов, на все, что всплывало в его безграничной фантазии. В глазах родных он был шопоголиком, неразумным транжирой, но для того и создавался этот образ, чтобы играть ему на руку. *** Отец Исао всегда учил его, что нужно бить первым. Это буквально отличительная черта воспитания каждого ребенка, чей предок так или иначе связан с мафией. Поэтому, услышав стук в дверь, он не ожидает ничего хорошего. Любой человек, который знаком ему в этом дрянном городе предварительно предупредил бы его о приходе. Его номер поделен на два этажа поэтому, прежде чем подойти к двери, он зовëт из комнат сверху Мамору и Тадао. Просто на всякий случай, нет, он не параноик. Это первый раз в Бангкоке, когда чутье его не подводит, за дверью оказывается тот, кого он вообще не хотел бы больше видеть. Не давая парню на пороге опомниться, он пропускает мимо ушей приветствие и кивает охране, отдавая приказ вырубить пришедших. Да, импульсивно, но с этим человеком нельзя иначе, слишком много противоречивых эмоций тот вызывает. И вот, картина маслом, бесчувственное тело незнакомца, зачем-то с жуткой медицинской маской на лице, занесенное в номер, рядом такое же тело, его телохранителя, Тадао и Мамору закрывшие двери и ушедшие отмывать кровь с конечностей, ну и Исао, не понимающий, чего со всем этим зоопарком делать. Ему бы брошюрку какую, с планом действий на случай, если с перепугу вырубил человека, но такой, к сожалению, ещё не написали. Пособие для начинающего злодея. Рассуждая логически, Исао приходит к выводу, что оставаться в отеле точно нельзя. Неизвестно кто еще знал о том, что этот парень придет сюда. Было бы отлично узнать кто он и чего хотел, но спрашивать надо было до того, как сработал протокол бей первым. Единственное место, куда разумно было бы отвезти своë бремя — склад, арендованный для грядущей поставки, ради которой он, собственно, и приехал, будь она трижды проклята. Его ведь от дома отделяли буквально два дня. Все документы подписаны, все вопросы улажены и такой фееричный облом. Может быть, стоило позвонить другу по расследованию, думает Исао. С другой стороны, какой ему резон нянчиться с юным криминальным дарованием. — Вынесите их из здания незаметно, возьмите с собой аптечку и ждите меня в машине, — говорит он своим охранникам, а сам идёт на террасу курить. В голове скребет назойливая мысль о том, что он совершает очередную ошибку. Справедливости ради, Исао уже похищал людей раньше, но у любого похищения должна быть цель. А это, оно, ну… Тупое. Хотя схема действий, наверное, похожа. Опять же, это отличная возможность отомстить за потрепанные нервы и дурь в напитках. На складе темно и влажно, единственный свет исходит от тусклой лампы, закрытой фиолетовым плафоном, обстановка, честно говоря, так себе, но выбирать не приходится. Исао осматривается, прикидывая, куда лучше пристегнуть пленников. — Этого давай сюда, в сторону, — указывая пальцем на стеллаж, уходящий в потолок, говорит он. — А красавчика пристегивай к этой трубе у стены. И вколите охраннику снотворного, чтоб раньше, чем часа через три не очухался. Когда твой отец — большая мафиозная шишка, у тебя со временем не остается других вариантов, кроме как поделить свою личность на два. Социально-приемлемая — та, что используется в большинстве случаев, например, когда ты ходишь на учебу или тусоваться. И вторая, которая создана для перестрелок, драк и похищений. Исао хорошо знаком со своими демонами, они приходят буквально по первому зову хозяина. Разминая шею, он облизывает губы и улыбается, на пробу нанося первый удар, коленом в солнечное сплетение парню перед ним, заставляя того прийти в себя. — Доброе утро, солнышко. Наконец-то нам выдалась возможность поболтать, — тянет он и с оттяжкой наносит удар по лицу. Выступившая на губе кровь — самое приятное, что ему доводилось видеть за этот день, а красный — определенно ему к лицу. — Какого хуя? — резонный вопрос и следующий за ним резонный удар под дых, выбивающий из пленника кашель. — Это тебе за то, что избил меня. — Ты больной? Где мы? — сквозь першение в саднящем горле. Усмешка и еще один приятный удар. — А вот этот за наркоту, которой ты меня накачал. — Ты ебанутый? Это вообще не я, — следующий удар ногой по лицу парень просто не выдерживает и отключается. — Верю, солнце, — все еще улыбаясь, произносит Исао. По телу разливается приятное ощущение внутренней силы, вперемешку с адреналином. Он берет у Мамору бутылку с водой, делает всего глоток, остатки выливая на парня перед ним, чтобы тот очнулся. — Слишком рано отключаться, спящая красавица, мы еще не договорили. *** Танкхун приходит в сознание, ощущая себя так, будто преодолевает поверхностное натяжение воды. Он выныривает, часто дышит и уже даже не старается поднять голову или разговаривать. Он сейчас слишком далеко. Ему четыре, сегодня отец учит его правильно держать пистолет. Это достаточно сложно для ребенка его возраста. Оружие тяжелое, холодное и пугающее. Он уцепляется за него двумя ручками, неказистый в огромных наушниках посреди огромного полигона. Позади него отец, обнимает и помогает удержать пистолет. Это один из немногих моментов их физической близости, обычно Корн не балует их проявлениями любой формы привязанности. Танкхун спускает курок, и все его тело вздрагивает. Оружие выпадает из рук. Ему пять, он изучает множество неинтересных ему вещей от чтения до основ математики. Уроки скучные и все, что хочется на них делать — это спать, но мальчик прилежно и с усердием запоминает все, что в него вкладывают. Он до ужаса боится разочаровать отца. Единственный шанс заслужить хотя бы намек на ласку — быть лучшим. Ради этой призрачной возможности он готов пожертвовать игрушками. Ему шесть, он видит маму последний раз в своей жизни. Похороны — отвратительное мероприятие: множество незнакомых людей фальшиво скорбят по его матери и постоянно норовят обнять его, чтобы выразить сочувствие. Их слезы вызывают гнев, а объятия отвращение. Вы даже не знали её, хочет кричать он, но его тело в ступоре. Внутри замирает сердце, переставая издавать звук. Шок отпускает его к вечеру. Мне невыносимо больно, помогите, пожалуйста, хочет сказать он хоть кому-нибудь. Он плачет только когда остается наедине с собой. Если он будет плакать на публике, отец не полюбит его. Ему семь, он лучший во всем, что делает. Он отлично знаком с боевыми искусствами, умеет стрелять, читает около 60 слов в минуту и может решать простые математические примеры, ещё он говорит на двух языках, Тайском и Английском. Он видит отца раз в месяц, чтобы отчитаться об успехах, отец не хвалит его. Ему восемь, он отличный пример для своих младших братьев. Он воспитывает их, во многом являясь заботливым наставником. Он любит их вместо отца и погибшей матери. Ему девять, и весь его мир разрушен. Светская вечеринка — самое подходящее место, чтобы похвастаться дарованиями отпрысков, это первый раз, когда отец берет его с собой. Вокруг множество людей в красивых одеждах, то там, то тут снуют суетливые официанты. Он чувствует всю свою важность, когда отец представляет его своим партнерам — Кхун Танкхун Тирапаньякун, наследник главной семьи. Он весь светится, когда отец предлагает ему показать, чему он научился на уроках фортепиано. Он играет короткий фрагмент концерта Иоганна Себастьяна Баха без запинок, все восторженно аплодируют, отец улыбается. Отец улыбается ему. Танкхун кланяется и отходит к напиткам, в горле пересыхает от волнения. Отец провожает его взглядом и отворачивается к приветливого вида паре. Он собирается уже идти к нему, но неожиданно чувствует слабость. Человек в строгом черном костюме уводит его, придерживая за спину. Голова кружится, он не сопротивляется. Танкхун приходит в себя от того, что ему на лицо льют воду. Он чувствует себя так, будто всплывает со дна, тяжело дышит, тело сковано. Он видит перед собой троих взрослых мужчин, один из них в красивом, явно дорогом, костюме, остальные в аляповатых безвкусных рубашках. Эти люди ему не знакомы. Ему страшно. Впервые в жизни Кхун чувствует себя настолько мелким и беззащитным. Он не должен здесь находиться, отец будет ругаться за то, что он так глупо попался. Человек в костюме подходит к нему и делает фото на телефон, хватая его лицо своими длинными острыми пальцами, от которых воняет сигаретным дымом. Отпуская, похититель делает дополнительное усилие, поворачивая голову Танкхуна в сторону. Мальчику страшно, что сейчас его ударят. Он не готов к боли, Кхун зажмуривает глаза, но ничего не происходит. Проходит пол дня, его конечности сильно затекли, он ощущает опустошающую усталость, а еще, в его умненькой голове созрел план: — Прошу прощения, мне очень надо в туалет. — Хорошо, — кивает похититель и отвязывает его, крепко хватая за руку. Они вдвоем уходят через ряды складских стеллажей, к неприметной комнатке. Кхун завершает свои дела и, когда выходит, окончательно решается на сопротивление. Он изучал боевые искусства. Победу одерживает здоровяк похититель, теперь у Танкхуна большой синяк на лице и рассечена губа. Он пытается не плакать, но слезы душат. Он один, ему страшно, и он слаб. Теперь это ощущение останется с ним на всю жизнь. Ему десять, он не разговаривает уже год. Ни единого слова. Ему одиннадцать. Кхун больше не наследник главной семьи, теперь он ее главное посмешище. Все лавры забирает себе Кинн, но это не вызывает зависти у старшего. Он обживает свою роль местного шута, чтобы больше никогда не нести на себе груз ответственности за ожидания отца. Он потерял свой шанс быть лучшим, он не справился, он ничтожество, не достойное быть продолжением рода Тирапаньякунов. Танкхун приходит в себя резко, вырываясь из плена воспоминаний. Запястья сковывает боль, оказывается, всё это время он неосознанно пытался высвободить руки. Внутри огромная лавина, которая ищет выхода, но не находит. Хочется крушить, хочется разбить что-то, например, рожу Исао, который тупо смотрит на него, не отводя взгляда. Танкхун дергается несколько раз, кричит, коротко и разъяренно. Он откидывается, облокачиваясь головой о стену, прикрывает глаза, и, когда он открывает их вновь, на лице расцветает ухмылка. — Ты хоть подумал, как будешь вывозить последствия, малыш? — в голосе насмешка и сладкое-сладкое удовольствие. — Ты даже представить не можешь, в какую дыру ты себя загнал. — Так ты умеешь разговаривать, не ожидал, — на пробу поддевает Исао. Он около часа наблюдал за ступором этого странного человека, который выглядел слишком беззащитно и обнаженно, чтобы продолжать пытки. Он несколько раз пытался заговорить с ним, но реакции не было. — На самом деле эта интрига уже порядком поднадоела. В отдалении слышатся звуки какой-то возни, не хорошо. Исао отправляет Мамору и Тадао проверить знаком руки, не сводя глаз с человека перед собой. — Кхун Танкхун Тирапаньякун, к Вашим услугам — тянет старший сын главной семьи. Ухмылка из кривой становится почти что безумной. *** Когда к нему посреди ночи залетает Арм, Кинн все ещё зарывается в бумаги с бесконечными отчетами, а его любимый спит, и неожиданный визитер заставляет его рывком проснуться, вытаскивая из-под подушки пистолет и направляя его на друга. — Арм, какого хуя?! — Спрашивает Порш, убирая оружие и прикрываясь одеялом. — Поддерживаю, — вторит ему Кинн. — Я очень извиняюсь, но господин Танкхун пропал, — отводя взгляд произносит Арм. — И куда мог пропасть человек, который с неделю не выходит из комнаты? — уточняет со скепсисом Кинн. — Сегодня господину Танкхуну стало лучше, и он сказал, что давно никуда не выходил и хочет в бар. — На ходу сочиняет Арм, лихорадочно пытясь сообразить, что соврать, если Порш решит позвонить Йок и узнать подробности у нее. Он сам обнаружил пропажу только полчаса назад, когда вернулся с задания. — Он недавно нашел один, в котором крутят альтернативный хип-хоп, последнее время ему очень понравился этот музыкальный стиль, ну знаете Doja Cat и… — Ближе к делу, — грубовато обрывает его Кинн. — Меня вырубили, когда я курить пошёл, понятия не имею кто, лица не знакомые. Когда я пришел в себя Пола и господина Танкхуна уже нигде не было. Спустя час они останавливаются у склада на окраине города. От Кинна ускользает какая-то важная деталь, и он пытается за нее ухватиться, но никак не может. Во время поисков на уши подняли весь главный дом, в какой-то момент подключив к ним еще и Кима. Тяжелые ворота со скрипом проскальзывают по рельсам, открывая вид на темное помещение, заставленное стеллажами. Они идут осторожно, пуская вперед несколько телохранителей. Начинается стрельба, больше отвлекающая, чем имеющая цель нанести вред. Кинн огибает стеллажи, выходя из укрытия и держа в вытянутой руке пистолет. Стреляет, скорее ориентируясь на слух, чем на зрение. Промахивается. Отходит за следующий стеллаж, пережидая серию коротких громких выстрелов. Слышит короткое: — Блять, — от Кима. Пытается увидеть, что с ним произошло, но стеллаж перекрывает обзор. Когда пальба стихает его обходит Порш. Кинн смотрит, как его парень змеëй преодолевает несколько стеллажей и слышит звук завязавшейся драки. На всякий случай не опуская пистолета, он быстро идëт следом. Его Порш сидит на громиле и наносит удары по лицу, картина жуткая, но, почему-то, Кинна заводит такой вид любимого. Он идëт дальше, в ту сторону, куда ранее прошли двое телохранителей, и, когда настигает их, те уже вырубили почти идентичного Поршевому здоровяка. Кинна нагоняет Ким, и они вдвоëм выходят на открытое пространство, где сидит их старший брат. Эта картина ранит осколочным, застревая в памяти жуткой фотокарточкой: фиолетовый тусклый свет, металлическая складская стена и Танкхун, обмякший, с дорожками слëз, проходящими по застывшей крови на лице. Кинн должен был защищать его ещё тщательнее, он проебался, решил, что сделал достаточно, но нет. Ким действует первым, он прихрамывает, проходя к Кхуну, и, найдя в кармане отмычку, вскрывает наручники, снимая их с тонких окровавленных запястий. Танкхун начинает рыдать уже в голос, обнимая младшего брата за талию. Ким неловко, но, пытаясь вложить в это как можно больше нежности, кладёт руки старшему на плечи, прижимая к своей груди и поглаживая по голове. — Я эту мразь из-под земли достану, — стиснув зубы, говорит Кинн, и все присутствующие знают, что так и будет.