Дневной поезд в один конец

      Спустя час стук колёс начал отдаваться в ушах. Обещанный форт Сальта возвышался далеко впереди, казалось, сколько поезд ни мчался вперёд, достичь его не получится. Подняв голову, Николина тоскливо взглянула в окно и снова уткнулась носом в колени. Вагоны слегка потряхивало, да и голова кружилась, но что это в сравнении с участью всех, оставшихся в Маре? Николине даже представить было страшно, что с ними произошло. Это ведь всё равно что муравьи под толстыми подошвами сапог. Хотя нет, муравьи живучие твари, а люди зачастую хрупки, как хрустальная марейская ваза. Колоссы мерно шагают, как мировая плаха, а хруст костей будто даже здесь слышится.       Николина испуганно вздрогнула и вся съёжилась, прижавшись лбом к худому колену. Рядом шептались другие элдийцы, напуганные и пребывающие в неведении. Господин Леонхарт скупо пообещал, что все они выберутся. Приходилось ему верить, потому что больше верить было некому. Марейский машинист под дулом ружья гнал поезд всё дальше, к спасительному форту Сальта.       До этого Николина на поездах не каталась и даже мечтала как-нибудь проехаться с ветерком, представляла, как, наверное, будет весело. А вот Порко на поездах ездил частенько. Только на военных, для солдат-элдийцев, которых марейская военная верхушка посылала во все горячие точки.       — Тише, родная, — забормотал господин Браун, прижимая жену к себе. — С Габи всё будет славно. Она где-то там с Фалько, они не дадут друг друга в обиду.       Судя по тому, как дрожал его голос, сам господин Браун скверно верил своим словам. Поодаль, сгорбившись, сидела Карина Браун. О чём она думала, Николина не знала, но явно о чём-то плохом: морщинистое лицо женщины отражало сгустившуюся в вагонах поезда печаль. А взгляд был совершенно пустой.       Николина уныло вздохнула и нахмурилась, позволив ослабевшим рукам упасть на пол. Бесполезная ныне светлая повязка вылетела из разжавшейся ладони и бесшумно скользнула по полу. Благо, волноваться Николине было почти за кого: выросла она в приюте и о родителях была ни слухом, ни духом. Из приютских ребят и смотрительниц некоторым удалось спастись, и они ютились где-то в вагонах марейского поезда. Об остальных память осталась на сожжённых улочках гетто Либерио. Единственным человеком, чья судьба оставалась для Николины загадкой, оставался Порко. Он-то воин, его не так просто умертвить. Но всё же… Сердце нехорошо покалывало, напоминая, что и воины не бессмертны. Так, люди с титанической силой, но против любой силы можно найти рабочее оружие.       Знакомство с Порко вышло совершенно нелепым и сумбурным. В ту пору он был ещё курсантом, проходившим вместе с братом военную подготовку. Маленьким восьмилетним курсантом, мальчиком наперевес с винтовкой, казавшейся больше, чем он сам. Приютские сироты были предоставлены сами себе, вот Николина и рыскала по улочкам Либерио, пытаясь откопать что-нибудь полезное. Ей в ту пору было лет так шесть-семь — сколько точно, никто не знал. Увидав, как двое мальчишек в выглаженной одёжке и в новеньких ботинках неспешно идут по переулку, грызя леденцы, она мигом бросилась за ними. На плечах у мальчиков висели сумки, в которых Николина понадеялась найти что-нибудь полезное и отхватить себе что-нибудь. Порко с Марселем оказались куда ловчее и быстрее, и никакого покушения на сумки не состоялось, Николина лишь осталась с разбитым о брусчатку коленом и расцарапанными ладонями. Ей не пришло в голову ничего лучше, кроме как разреветься, вдруг испугаются и не тронут её? Порко поглазел на неё, как на ненормальную, рассудил с братом, что с Николиной делать, да отпустил. А в следующую их встречу, когда девочка пыталась отрыть на помойке приглянувшуюся ей дырявую кофту, он зачем-то стал её расспрашивать, откуда она такая оборванная.       Сейчас Порко уже давно исполнился двадцать один год, и его отправили на дьявольский остров, чтобы с честью послужить Маре (и доблестно погибнуть за тех, кто его ненавидел). А Николина оказалась одной из капли выживших и всем телом ощущала движение поезда. Наверное, она повела себя слишком легкомысленно, влюбившись в Порко. Ей-то до него, как до звёзд. Приютская девочка и марейский воин. Посчитай нехитрый пример и рассуди, каковы шансы? Но очень уж она привязалась к мальчику, не морщившему нос при её виде. И сейчас Николина думала, как было бы славно, не пойди Порко в курсанты. Спаслись бы от Гула вдвоём и сейчас обнимали бы друг друга в марейском поезде. Хотя… Захотел бы Порко её обнимать? А чёрт знает, может, их пути бы даже не пересеклись. А может, и не влюблялась она в него вовсе, а просто придумала себе это, чтобы скрасить жизнь нотками фальшивой любви.       Но как бы там ни было, Николину ужасно тянуло на дьявольский остров. Плевать, что там коварные элдийцы, покинувшие своих товарищей сотни лет назад, главное, что там Порко. Защитить бы его… Только Николина не знала самого главного — как?       — От чего ты нос воротишь? — спросил Барри, и она вздрогнула. — Выглядишь так, будто чем-то недовольна.       — Ничего подобного.       Барри хмыкнул и пожал плечами. Николина вздохнула и снова сгорбилась, пошуршав подошвой по полу. Сапоги были хорошие, их она стащила с какого-то пьяницы, валявшегося в переулке. Немного постояв у окна, Барри размял шею, потянул спину и опустился рядом с Николиной.       — Ты опять про Галлиарда думаешь? — прямо спросил он, надвинув козырёк на лоб.       Николина обхватила колени руками и кивнула.       — Не надоело? — фыркнул Барри. — Такое ощущение, что ты сейчас от волнения умрёшь.       — Не умру, — пообещала Николина и покрутила пуговицу на расстёгнутом плаще.       — Молодец, — похвалил Барри и улыбнулся, прислонившись затылком к стенке вагона.       На повороте в окно заглянуло солнце. Проскользив лучами по полу, оно упало на светлые волосы Барри, вьющиеся симпатичными волнушками. Николина невольно задержалась на них взглядом, потом фыркнула и отвернулась.       Барри жил по соседству с приютом и подкармливал бродячих котов, а в остальное время подрабатывал трубочистом. Однажды он увидел Николину, спугнувшую стайку котят, чтобы отобрать у них шматок куриного мяса, постоял на пороге, не меняясь в лице, а потом зашёл обратно в дом. Вернулся Барри с зажатым в руке печеньем. «Хочешь?» — безразлично бросил он, протянув его Николине. Она сначала не поняла, потом вырвала печенье из его рук и отскочила. Барри усмехнулся и качнул головой, заправив волосы за ухо. Так он и запомнил Николину как девочку, воровавшую у котов. А она потом долго поминала его доброту и всё пыталась подступиться, чтобы поблагодарить, но всякий раз испуганно пряталась за стену дома в страхе, что мальчишка её поколотит. Потом Николина осмелилась заговорить с Барри, и первым, что он сказал после этого, было: «какая ты писклявая». Обижаться на мальчика с печеньем Николина и не подумала, только робко растянула губы, пробуя, как это — улыбаться.       Сейчас уже было неважно, кто ты — пекарь, трубочист, чиновник или беспризорник — Гул земли сравнял всех.       — Ох, умаялся я, — цыкнул Барри и помассировал плечи. — Никол, ты не устала? Едем уже хрен знает сколько.       Она покачала головой. Выдержке Барри можно было только подивиться, он не плакал, не хмурился, не сетовал на судьбу и не жаловался. Родителей его так и не отыскали, и сомневаться в том, что они пали жертвой Гула земли, было бы до жути глупо. Барри, кажется, смирился и не показывал виду, что тоскует. Да и его любимых котят наверняка постигла та же участь.       — Тебе не страшно? — тихо спросила Николина, повернув голову на коленях.       — Мне-то? Мне всё равно, — хмыкнул Барри и побродил взглядом по потолку. Потом он вдруг усмехнулся. — Забавно всё это. Даже нелепо.       Барри оправил сбившийся на коленях плащ и лениво посмотрел на остальных. Плач стал тише, но окончательно не смолк. И не смолкнет, должно быть, ещё тысячелетия. Николина тоненько вздохнула и пододвинулась поближе к Барри. Прижавшись к его плечу, она почувствовала внутри тянущую грусть. Спастись-то она спаслась, а дальше что? Скоро колоссы придут и сюда, надежда на окончательное спасение была призрачной.       Николина всхлипнула и угрюмо насупилась, проведя ладонью под носом. Барри замер, наблюдая за ней.       — Ты чего? — удивился он и шевельнулся, пододвигаясь ближе к стене.       — Ничего, просто… Мне страшно, — шёпотом призналась Николина. — Я очень боюсь. Я просто в ужасе. Я, я…       Голос оборвался, не дав договорить. По телу прошлась неприятная дрожь. Барри многозначительно помычал, пожевал губу и протиснул руку за спиной Николины. Обхватив её за худые плечи, он пододвинул Николину к себе, обнял второй рукой и положил подбородок ей на макушку. Она вдруг почувствовала, как бьётся сердце Барри. Оно показалось Николине совсем маленьким, как у ребёнка.       — Бывает, — меланхолично пробормотал Барри, барабаня пальцами по её плечу. — Я думаю, тут всем страшно до чёртиков. Вон, слышишь? В соседнем вагоне рыдают.       Николина напрягла слух и действительно услышала. Но это было не нужно, чтобы понять: боится не она одна. Барри скользнул рукой повыше и сжал её плечо.       — Ну зато сейчас мы живые. И будем живы, — сказал он посерьёзневшим голосом. — Господин Леонхарт обещал, а обещания он выполняет.       Николина закрыла глаза и опустила голову на его колени. Поезд всё так же качало, но голова кружиться перестала, да и в ушах больше не стучало. Барри вздохнул и взъерошил Николине каштановые волосы, обрезанные по плечи. В полутени они казались тёмно-бурыми. Глаза у неё были под стать — самые обычные, карие. Тёмные такие и не очень-то красивые. А у самого Барри глаза на свету казались невероятными, светло-зелёные, как мох на камне, и с изогнутым узором по радужке — хрустальные переплетения.       — Я вот что подумал, — задумчиво заговорил он, — может, мне своё дело открыть? Как доберёмся, надо обдумать, вдруг стоящая идея.       Николина невольно улыбнулась. Построить планы на будущее и заверить себя в том, что это будущее состоится — это ли не лучший способ себя успокоить?       Барри тихо замурлыкал старую песенку про трубочистов, шахтёров и каменоломов, рабочий люд, трудившийся за копейки, но не унывавший. Его пальцы нырнули в волосы Николины и самым безобразным образом спутали их — это Барри пытался так плести косички. Николина приобняла его колени и спокойно выдохнула, чувствуя, что успокоилась. Даже волнения о Порко отошли на второй план. Он выкарабкается, не даром же умный, ловкий и находчивый. Другим титана в пользование не дают.       Засыпая, Николина почувствовала, как Барри растрепал своё творение и даже попытался распутать её волосы. А потом ей на голову приземлилась его матерчатая восьмиклинка. С кепкой Барри почти не расставался, а теперь она покоилась на тёмной макушке Николины. Покачивания поезда усыпляли, и вскоре дрёма взяла своё. Сквозь сон Николина наощупь нашла ладонь Барри и обхватила её пальцами. В ответ её погладили по плечу.