Не знающие волн

Не раздумывая, он ввёл код доступа, двери бесшумно разъехались — Уилл, откровенно говоря, скучал по тихому шипению старой «Энтерпрайз», но никогда прежде не думал об этом так отчётливо, как сейчас, — и он зашёл во тьму. Нельзя было дать глазам привыкнуть к полумраку. — Компьютер, свет на двадцать процентов. Дейта не успел переехать в каюту первого помощника — бывшую Уиллову каюту, — все вещи остались на своих местах. И Дейта остался самим собой. Таким же упрямцем как в день, когда Уилл наорал на него — «Я не могу позволить тебе жертвовать собой!», — но он не мог всегда быть рядом. Уилл ведь собирался уходить — спустя столько лет он стал капитаном собственного корабля, и его каюта уже пустовала, — только не хотел уходить так. Уилл помнил, какой была каюта Дейты в первое время, ещё на старой «Энтерпрайз»: кажется, за исключением компьютера и монстеры в углу она белела и пустовала, — но Дейта день за днём обживал свой дом. Взгляд цеплялся то за маленькую коллекцию томиков Шекспира, то за бронзовые статуэтки на столе, то за картины по стенам: туманность, пылающая сверхновая, земной пейзаж, портрет Лал, абстракция в жёлто-красных цветах. И наконец — остановился на скрипке, одиноко стоящей на подставке. Он ничего не обдумывал; мгновение спустя скрипка была уже в его руках. В самых неуверенных руках на свете: в последний раз он держал скрипку, когда отец в непонятном порыве заботы отдал его в музыкальную школу, чем на долгие годы отбил любые тёплые чувства к музыке — пока в юношестве Уилл не стал тромбонистом-самоучкой. Но вот одной рукой он прижал к себе лёгкую скрипку и сжал смычок другой — только сейчас он заметил, как та дрожит. Дейта всегда говорил, что сомневается в наличии у себя души, а Уилл всегда знал, что душа Дейты заключена в этом изящном инструменте. Он хотел бы сыграть мелодию их первой встречи — ту самую, что Дейта пытался насвистывать в райском лесу, когда Уилл назвал его Пиноккио. На пробу он двинул смычком, и звук вышел настолько беспомощно-фальшивым, что по сердцу будто полоснуло оборвавшейся струной — как в момент, когда после взрыва ромуланского крейсера он ворвался в кают-компанию и увидел все лица, кроме одного. Глухой стук — из дрожащих пальцев выпал смычок. Уилл осторожно отложил скрипку и грузно опустился на пол. Сгорбившись, он бездумно разглядывал пустую кошачью миску у кровати — Спот сбежала из каюты, забилась в трубы, и теперь никому не удавалось её выманить. Он не помнил. Было бы честно сыграть их мелодию, попрощаться с Дейтой именно ей, ведь ничего не связывало их сильнее музыки в сердце — но Уилл не помнил её. Как ветер сдувает морскую пену, стираются из памяти лица и небрежные слова, секундные ощущения и волшебные сны, так беспощадной волной забвения унесло самое важное. Музыка ушла, и пустым взглядом он окидывал стены каюты, которую скоро тоже покинет жизнь. Он ещё не знал, что мелодия придёт.