***
Ноги начали болеть от долгой ходьбы, но это ничего по сравнению с тем бурлящим в лёгких счастьем. Скоро они должны были добраться до громадных, достающих верхушкой до луны гор. Точнее, до прохода в них Сами каменные великаны давным-давно возвышались над простыми снегами. Величественные гиганты, гордые и жестокие, с торчащими острыми пиками и ненадёжными выступами, покрытыми белёсым покрывалом - только так можно описать то, что сейчас предстало пред их фигурами. Вершины даже близко видно не было. По ощущениям больше половины "стен" скрыто серыми тучами, что навлекали море неприятных мурашек на загорелые плечи. Ни один слой шуб и курток не спасал. Встречать никто не вышел. Пустынные тропы, без проблем за секунду заметающие следы чужаков, не выглядели живыми. Ему рассказывали о недружелюбии жителей заснеженных краёв и о том, что они вряд ли поймут их. — Ещё раз повтори правила— Неуверенный, но старающийся не так сильно дрожать голос Арлабуса всё равно надломился на последнем слове. Руки тряслись, по телу бежал уже семнадцатый пот, а из глаз вот-вот польются реки слёз. Явный ненормальный страх распирал парня изнутри. — Угх… Не говорить ни с кем, не оставаться наедине ни с кем, делать вид, что я тупой и глухой и вообще не отлипать от тебя ни на секунду— Прерываясь на зевки, пробубнил черноволосый. Он слышал всё это уже в сотый раз, и каждый отвечал по одному принципу. Его даже одной ночью разбудили ради этого вопроса. Ну не безумие ли? Ещё какое… Путь занял несколько дней, проведённых сначала в густых лесах, а после занесённых белоснежным покрывалом долинах. Сугробы мешали идти, ноги проваливались вглубь морозов, каждый второй шаг. Он уже потихоньку закипал лютой ненавистью— Сколько можно спрашивать! — Прости-прости. Просто я так беспокоюсь…— Не ложь. Никто и никогда не смог бы столь искренне повторить эту палитру эмоций. За секунду их сменилось столько, что с трудом верится, что такое в принципе существует. Вот только единственной и самой главной осталась банальная, наверняка успевшая надоесть нервозность. Тревожность от того, как может пройти последующая встреча с родственниками— Ну, может ещё разок?— Яростный взгляд разных глаз заставил стушеваться в надежде спрятаться хоть куда-нибудь. — Лабус, детка, я понимаю, что ты волнуешься, но сам посуди. Как к нам отнесутся, если вместо кого-то рассудительного, с кем можно обсудить любые деловые вопросы, придёт странный гибрид человека и курицы наседки? Не нужно так опекать меня!— Акула недовольно сложил руки на груди, продолжая следить за нижними конечностями и тем, чтобы они не застревали в снежных бугорках. Разговор окончен. Труднопроходимость была одной из самых важных проблем деревни. Её окружал простой гремучий лес, небольшая деревушка из пары домов и таверны. И горы. Те самые гиганты, заслоняющие тёплый солнечный свет, пытающийся не топить судьбы людей в собственных водах. Ещё один круг образовывал густой лес. Единственную тропу с трудом было видно под белым покрывалом. Ни опознавательных знаков, ни особых ограждений, ничего. Просто известный всем жителям путь, по которому его вели за руку, как маленького ребёнка. Навстречу дул обжигающе ледяной ветер. Снежинки царапали глаза, а мороз сдавливал лёгкие даже сквозь толстый шарф. Такой климат действительно не подходит даже самой стойкой на свете акуле. Слишком холодно. — Хайди… Можешь кое-что мне пообещать?— Голос надломился и под конец стих до почти неслышного бормотания. Взгляд под ноги. Идёт по памяти. Не похожий на горделиво возвышающегося над землёй принца, того, что описывают и восхваляют в сказках. — Конечно! Всё, что моя любовь только пожелает— Чтобы увидеть широкую улыбку, не требовалось чудо зрение. Щёлочки глаз говорили лучше любых губ. Тщательно укрытый хвост дёрнулся. Парень поравнялся с возлюбленным, идущим в разы быстрее и заглянув прямо в опечаленное неизвестными мыслями лицо. Чистые аметисты временно потемнели. — Кхм… Они все. Ну… Жители, я имею в виду— Тряхнул головой, отгоняя назойливое желание всё бросить и снова убежать куда глаза глядят— Неприятно просить, но мог бы ты не упоминать нашу связь?— Зажёванные, громкие, с трудом выдавленные из подсознания слова звучали как смертный приговор. Для Арлабуса так точно. Несмотря ни на что, мужчина был первым из двоих, кто с радостью объявит всему миру своего спутника жизни. Без стеснений и волнений будет, не переставая, хвалиться своей любовью. Так что выдвинутый запрет в первую очередь необходим именно ему. — Консервативные родственники— Печаль сотрясла тело. Как бы это ни звучало, но гетерохромному просто жизненно необходимо услышать от любимого неожиданные комплименты или хоть мельком коснуться чужих тёплых и мягких губ. Почувствовать лёгкий привкус горького кофе и кисло-сладкого клюквенного вина, что достаточно часто появляется в их доме по вечерам— Что ж… Думаю, пару дней потерпеть можно. Мы ведь не на месяц, максимум на недельку. — Угу— Наигранной бодрости партнёра разделять он не собирался. Ни при каких условиях Арлабус не променяет поздние утра в обнимку с парнем, долгие обмены нежностями, готовку ещё более великолепного завтрака и моря поцелуев. Мокрые пятна оставались везде, до куда только можно было дотянуться. Для такого они даже приучили себя спать в одних трусах. Снег хрустит. Лес потихоньку начал редеть, разрешая увидеть красивую деревушку за белым занавесом. У высокого соснового забора стояла небольшая делегация из четырёх воинов, ещё двух явно высокостатусных личностей и её. Некой царицы Эисиге Энёде и матерью Северного принца. — Здравствуй, акка. Давно мы не виделись…— Холодный, нет, даже ненавидящий взгляд женщины был направлен на вышедшего вперёд беловолосого. Они неотрывности разглядывали лица друг друга. Из-за одежды не получалось разглядеть хозяйку местности получше, что, несомненно, огорчало. — Здравствуй, нуйсан. Действительно, прошло много времени. Десять лет, если не ошибаюсь— Издевательские нотки в голосе совсем не принадлежали своему хозяину, были заимствованы у кого-то очень злого. Возможно, у того, кто жил тут ещё десять лет назад. Взгляд невольно пал на застывшего чуть позади спутника. Брови нахмурились, когда он понял, что за ним повторили. — А это, твой помошник, я так полагаю? Неплохой. Даже так вижу, что силён. Правда, всё равно не выживет он здесь. Нет. Не выживет. Паргó— Женщина со скептицизмом осмотрела выпрямившегося в струнку незнакомца. Лёгкая, пусть и пропитанная литрами желчи, ухмылка прищуренных глаз всё же осветила лицо. Имея возможность, любой сбежал бы от такой дамы— Манерам не обучен…— Продолжала бесноваться она. Фикая, отвернулась к мрачному, как дождевая туча, чаду, тут же задирая голову. На каблуках, через сугробы, молча повела своих людей за собой— Надеюсь, ты не забыл: что и где находится. Так и оставшиеся неизвестными жители деревни скрылись в ужасном снегопаде. Завыли волки и закричали птицы. Больше тут небезопасно. — Не отставай и говори, если что-то случится— Арлабус подождал, пока любимый чуть ли не вплотную примкнёт к нему, и только потом двинулся вперёд. Ноги сами собой несли куда-то. Он давно забыл, что за здание там стоит. Сейчас самое главное - это довести акулу до тёплого места и оставить греться у камина. — А мы куда? Кто были те люди? А что это за слова были?— Сдерживаться дальше сил не было. Вопросы, быстро скопившиеся в тёмной макушке, разом вырвались на свободу. Хвост, щепетильно укутанный во всё, что можно, задёргал в нетерпении. Глядя в глаза, можно было сгореть и утонуть одновременно. Вот только искры интереса летели отовсюду. — Ничего. Не бери в голову. Я веду тебя в дом. Ни с кем не разговаривай, на провокации не ведись. И главное, без моего согласия ни шагу. Понял?— Руку с трудом удалось остановить от нервного прикосновения. В этом месте такой жест считается неуважительным и применяется только родителями к детям. Взрослые - равные друг другу. Дети - низший слой населения. И пол или статус даже не имеет значения. Благо, запрещается воспитывать чужих отпрысков, иначе все давно вымерли бы. И поделом— Хайди— Беснования по поводу странных и ненавистных запретов плавно перешли в волнение. Лабус, конечно, доверял любимому, но… Это же джастов Хайди Шарк! Этой бесноватой рыбине может прийти в голову всё и сразу. В одну секунду он стоит рядом, а в другую уже подрывает центр. И ведь каждая мысль - это обычный рандом. Никогда неизвестно, что попадётся. Стоит только подумать о том, как черноволосый в одиночестве мастерит взрывчатку из снега и воздуха, как голова сама собой начинает кружиться. — Понял-понял— Дальше они шли молча. Гетерохромный печально рассматривал образовывающиеся на снегу следы. Он понимал, что место, в котором оказался, куда страшнее, чем далёкие и мутные обрывки воспоминаний старшего. Вот только животные инстинкты требовали внимания к собственной персоне. И сопротивляться дикому зуду в плечах оказалось сложнее, чем можно представить. Старенькая половица скрипнула, за ней и вторая. Звук неприятно резал слух, вынуждая остановиться, прислушиваясь. Здесь никого не было, что удивительно для больно населённого здания. Камин, не переставая, поглощал подкинутые куски дерева. Беловолосый торопливо объяснил, когда и что делать, рассказал о парочке странных типов, обитателей лачуги и на свой страх и риск легко чмокнул любимого в кончик носа. Задерживаться дольше нельзя, чем быстрее всё решится, тем лучше. И вот дверь оглушительно захлопнулась, запустив в помещение тонкие пальцы морозного ветерка. По спине резко и грубо пробежались табуны мурашек. И самым лучшим способом отвлечься от неприятных ощущений стало разглядывание внешнего убранства гостинной. По неизвестно причине каждый предмет потерял свою прежнюю красочность и насыщенность. Из вполне уютного домика будто выкачали его и так скудный запас цвета. Только огонь более или менее мог похвастаться яркими оттенками. Также он мог порадовать и источаемым теплом, растёкшимся по венам. К сожалению, наслаждение прервало цоканье небольших каблуков. — Ты, я так полагаю, тот самый гость?— Из длинного и мрачного коридора показалось бледное осунувшееся лицо. Его лоб сливался с волосами, затянутыми в тугой хвост, что сосулькой свисал примерно до середины спины. Одетый во всё чёрное, мужчина диким волком расхаживал вокруг сидящего, изучающе прищуриваясь и хмурясь. — Ага. Меня, кстати, Хайди зовут— Черноволосый бодро вскочил на ноги и протянул руку вперёд. Простоял бы он так долго в ожидании, что ходячий скелет всё же догадается пожать её новому знакомому. Но такого не происходило. Они просто молча пялились друг на друга и ждали чего-то. И только спустя полминуты до него всё же дошло— Ой! Извините, мне жаль, я забыл…— Стыд пробрал до костей. Из памяти действительно вылетело всё, о чём Арлабус рассказывал. — Тц. Не унижайся ещё больше. Жалкое зрелище— Черноглазый скривился, как от целой половины лимона и отошёл на пару шагов в сторону. Руки спрятались в карманы пиджака. Вот только интерес во встреченной персоне явно только возрос. Надменный взгляд блуждал по покрытым шрамами рукам. В данном месте шрамы считаются украшением каждого. Много шрамов - значит, было много битв. Было много битв, значит, ты уже имеешь какой-никакой статус. В суровом заснеженном месте нельзя вырастить из ничего, а значит, остаётся питаться только мясом, а для его добычи нужна сила— Знаешь, я не уверен, что наша главная отпустит сынка своего так просто и быстро. Поэтому я предлагаю добыть бедолаге какой-нибудь утешающий приз. — Приз? Добыть?— Разноглазый понял смысл сказанного далеко не с первого раза. А когда понял, глаза горели неугасаемым огнём ада. Приз - утешительный подарок на случай провала и в качестве благодарности за проделанную работу. То, что действительно можно подарить на годовщину! Годовщину их совместной жизни, любовных отношений, первого поцелуя, первой страстной ночи и, самое главное, знакомства. Все эти события произошли в один день, просто с разными промежутками. Отпраздновать настолько важную дату им предстояло завтра, а может уже и сегодня. Из-за снежных потоков невозможно определить время суток. — Ага. Помнится, раньше Кан Арлабус был без ума от охоты на одну зверюгу. Их трудно выследить, пусть они и слабые. Зато какая шкура, какое мясо! Чуть ли не деликатес— Житель заснеженной деревни с вызовом глянул на рыбохвостого. В свете алого огня камина лицо его казалось не то что пугающим или жутким, оно было ужасно до смерти. Выглядел как маньяк-каннибал-насильник над жертвой. А может, он им и был. Кто знает, кем может оказаться простой прохожий— Хотя нет. Зря рассказал. Ты не справишься. Ещё не один муж не одолел тварюгу в одиночку— Знакомая всем, примитивная, но рабочая тактика «на слабо». Такая явная открытая манипуляция работает безотказно. — Как оно выглядит?— Парень недоверчиво оглянулся на дверь, словно прямо сейчас сюда ворвётся его любимый и обязательно приложит об акулью голову кастрюлю для правки мозгов. Но нет. Бывшая доска всё никак не открывалась— И где искать.***
Холод. Давно позабытое им чувство вернулось с новой силой. Пурга пробирала до костей, заставляла кровь застывать на месте и вынуждала спрятать руки в карманы. Отвыкшее за всё прошедшее время тело не могло уже вспомнить способов согреться, кроме как заняться спортом. Вот только выдавать слабостей сейчас нельзя. А значит, двигательная активность заменяется на умственную. За пройденные годы деревня почти не изменилась. Добавился только один заброшенный домик, смахивающий скорее на сарай. Как обычно, снежно, серо и печально. Возле одного крыльца тренируются на мечах мужчина и совсем маленький мальчик, лет семь, не больше. Черноволосый, фиолетовоглазый, без куртки или ещё чего-нибудь согревающего. — Ого! Кого-то заинтересовало будущее народа?— Голос старухи был полон сарказма и недовольства. Длинные седые волосы собраны в гигантский пучок. Растрёпанные пряди ёжиком торчали в разные стороны. Фиалкового оттенка радужка выделялась на фоне бледности. — Почему он без одежды?— По знакомой причине Якудзу невероятно взбесило новые правила обращения с детьми. Его детство точно нельзя назвать лёгким, но и его, и его десятки уже мёртвых братьев и сестёр обязательно закутывали в сто шкур. А тут простая кофточка… Неужели это произошло после его побега? Что-то в бедолаге напрягало, что-то неощутимое, но существующее. — Тебе необязательно знать. Пошли— Тон резко сменился на откровенно враждебный. Брови свелись к переносице, на лбу появились складочки, а потрескавшиеся губы искривились в зольном оскале. Глаза сверкнули аметистами. Вечерело. Все вопросы скоро будут решены. Осталось дождаться только согласия глав остальных домов. Чужака поспешили прогнать с важных переговоров, оставив недалеко от здания Совета. Отходить дальше небольшого сада голых деревьев и каменных могил запрещено. Гулять по пополнившемуся десятком имён кладбищу оказалось занимательно. В основном встречались те, кто были в его детстве. Даже его собственное имя там было. «Погиб навеки вечные. Причина: Паргó». Неприятно. Но вполне в духе его матери. Других причин и не могло быть. — Я никогда не верил этому— Детский усталый и дрожащий голосок прорвался сквозь особо сильный порыв ветра. Ребёнок остановился рядом с незнакомцем, так же пристально вглядываясь в надписи на поломанном камне. Хоронят лишь важных личностей, и то не всегда. Не все главные удосуживались подобной чести— Всем запретили упоминать тебя, поэтому я только думал. — И о чём же?— Не поворачивая головы, Арлабус продолжал пялиться на криво выцарапанные надписи. Снег лип ко всему, ветер пробирался даже сквозь плотную ткань и пришитые меха, сквозь несколько слоёв одежды. Как это пацан ещё жив только? — О всяком. О том, что хочу пойти по твоим стопам— Он помедлил с продолжением ответа, тщательно обдумывая, стоит ли говорить задуманное— Брат. У меня получится убежать? Как у тебя— Всё же решившись на мучивший вопрос, мальчишка с надеждой и мольбой во взгляде остановился прямо перед старшим, на могиле. Лохматые пряди развивались на ветру, в глазах блестела часть заката. Мужчина помрачнел. Теперь понятна причина странных ощущений при их первой встрече. Этот уставший мальчишка - сын их матери. Вот почему его глаза такие. Лишь одна семья на всю деревню рождалась с фиолетовыми глазами. Цвет волос, скорее всего, принадлежал отцу черноволосого. А вот глаза... Взгляд. Взгляд принадлежит ему, Арлабусу. Именно это он всегда и видел, смотря в зеркало. Опасно худой, переносящий многие морозы, голодовки и изменения в жизни. Тогда он был крайне слабым, не умеющим ничего, кроме как существовать по "советам" родительницы. Безвольная кукла, всё стремящаяся получить эту самую волю. Даже если придётся идти по головам или лезть без страховки на самую высокую гору с одной киркой и уверенностью в своём бессмертии. И того, и другого он тогда лишился из-за внезапной снежной лавины, на удивление смягчившей падение юного тела. — Нет, и не пытайся. Сук-.. Нуйсан не глупая и обязательно уговорит стариков разрешить нам торговые поставки. Тебе точно не нужно переживать по этому поводу. Взрослые всё решат сами— В собственные слова верилось слабо. Не нужно переживать? Здесь? В месте, полном бессердечных идиотов, думающих в основном только о себе, холодных ко всем и всему и спохватившихся только тогда, когда стало практически поздно? Вот же ж глупость! Осматривая мальца, в глаза сразу бросилась скудность одеяния. Всё то, что было и на тренировке. Одним словом: старое и тонкое тряпьё. Одной рукой развязав прочную ленту своего одеяния, житель Майншилда молча накинул его на брата. Мальчик вздрогнул и вытаращил глаза на старшего. Простояв так около минуты, рванул на выход, наступая на пару бугорков. Неглубокие и небольшие следы быстро заметало снежной бурей. — Тогда заберите меня!— Последнее, что смог прокричать мальчишка перед тем, как полностью скрыться за морозной стеной. Только чёрный край накидки было видно ещё пару мгновений.***
— Значит, всё решено, и мне остаётся только поставить последнюю подпись— Они кивнули друг другу в качестве подтверждения о завершении сделки. Улыбка легко осветила лицо мужчины, заставляя подражать уходящему бледному и маленькому кружочку. Место, ненавистное доброму солнцу, ненавидящее его в ответ и жаждущее строгой луны. Сейчас они находились на крыльце недогостиницы, где сейчас должен отдыхать и дожидаться его прихода возлюбленный. На удивление, парень держал себя невероятно стойко. Меньше всего Арлабусу сейчас хотелось знать, что гиперактивная акула с шилом в заднице что-то учудил. Хотя точно знал, что всё не может быть так гладко, и странности подводного обязательно вырвутся наружу. Так что стоит быть готовым ко всему. — Тогда завтра на рассвете подпишешь и сразу же уйдёшь— Женщина напоследок пристально осмотрела сына и фыркнула. И, скривившись, как от чего-то мерзкого, торопливо ушла. Буран перекрывал исхудавшее и постаревшее тело, пока то не скрылось с глаз полностью. — Наконец-то…— Беловолосый без труда отворил толстую деревянную дверь и неторопливо вошёл. Самому уже не терпелось найти, возможно, ушедшего в выделенную для сна комнату, чтобы полюбоваться радостным личиком и виляющим из стороны в сторону хвостом. Что-то хрустнуло. Может, чьи-то кости, а может, просто старая половица решила подать признаки жизни. Вот только что-то в этом звуке ему не понравилось. Что-то напрягало и в тишине. Возможно, он просто накручивает себя, а возможно, действительно случилось непоправимое. Сейчас это всё неважно. Уж точно не важнее ожидающего свою любовь парня. Хайди, конечно, говорил, что будет слушаться беспрекословно, но настолько? Нет. Это точно не разноглазая рыбка, даже во сне умеющая создавать неимоверное количество шума. — Хайди!— Крик на весь дом. Не услышать нельзя. Плевать, если он кому-то помешает. Главное, что любимый отзовётся. Еловые доски под ногами скрипели при каждом шаге, вызывая чувство раздражения. Прислушавшись, можно с уверенностью сказать, что в доме никого нет, настолько было тихо— Хайди!— Ещё раз повторив имя партнёра, Якудза непонимающе заглянул в тёмные коридоры. Когда-то свечи их освещали, раскрывая приходящим простоту стен. Теперь же свечей стало не хватать, и единственным источником света были никогда не угасающие камины. Они и грели, и позволяли разглядеть хоть что-то дальше собственного носа. К примеру, двери технических помещений. — Не ори. Не один тут— Протягивая за собой длинное пятно тени, мужчина вышел откуда-то из предполагаемой кладовой. В руках книга, на теле бесформенные тряпки-мешки с мехом, служащие пижамой. Волосы в пучке напоминают ёршик. Человек, походящий на труп больше, чем сами мертвецы, выглядел действительно недовольным— О! Кого я вижу! — Френсис… Я надеялся, ты сдох— С уст сорвался надменный смешок. Франческо, Френсис или Фес - парень старше его всего на год. Когда-то давно они вместе росли, дружили, ненавидели взрослых и друг друга. Вечные соперники, готовые спасти врага от смерти, лишь бы война не заканчивалась— Второе место. Всё ютишься в своём шкафу? Неудивительно. Ты неудачник. — Захлопнись, мразь! Ты - снежинка в сугробе. Недостойный, жалкий и трусливый ублюдок! Бросил свой дом, подсосался к кому-то, а теперь думаешь, что мы будем ползать перед тобой на коленях и молить о милостыне?! Ха— Он сплюнул кровавое месиво собеседнику под ноги. Кровожадный оскал - то, что может вселить истинный животный страх в неподготовленном разуме. Взгляд, доводящий до сумасшествия. Голос настолько скрипуч, что его легко можно спутать со старческим. А ведь это молодой парень… Дыхание только сбито. Наверняка из-за сломанного в очередной раз носа или промёрзших лёгких. А может и из-за ярости. Уж слишком легко вывести его из равновесия. — А ещё не голодаю, не мёрзну и меня любят— Акцентируя всё возможное внимание на последнем слове, парень подошёл к знакомому почти что вплотную. Оказалось, дылда теперь тот ещё коротыш. Это неправильно, но гордость за свою комфортную жизнь тёплым облачком вырвалась сквозь губы. По затылку словно дубиной треснули. Тряхнув головой, беловолосый напрягся, вспоминая изначальную задачу— Ты не знаешь, куда делся высокий парень в голубоватой кофте с капюшоном рыбы? У него чёрные волосы, двухцветные глаза - красный и голубой, и хвост тоже рыбий. Откликается на «Хайди». — Хайди? Хм. Дай-ка подумать…— Он действительно принял задумчивый вид, хмурясь, глядя в одну точку и приложив указательный палец к подбородку. Со стороны может показаться, что человек занят бурной мыслительной деятельностью. Но только первые секунды. Откровенно издевательский тон и поза свидетельствовали о ложном напряжении— Был такой, был. — И куда же делся?— Сердце болезненно сжалось. Явный подвох ощущался страхом на дне желудка и затаённым дыханием. Арлабус хорошенько прислушался к звукам здания, внимательно выискивая знакомый тембр, но не нашёл. Вот теперь отсутствие Акулы пугало, как никогда. Они не на Майншилде, не в его окрестностях или чуть дальше. Они там, где младенцев швыряют в стены, если они часто и громко плачут, где дети на улице ходят чуть ли не голышом, и где тех же детей отправляют в «лес Смерти». Оставляют там на тест по выживанию на неделю или месяц. Как повезёт. Ему не повезло. А потому теперь беловолосый знает Хайди и остальной город друзей. Не просто знает, а живет там и общается с его жителями. — Не знаю. Ушёл?— Мужчина слегка покачнулся, удержавшись только благодаря стене за спиной. В двери и окна ударила мощная пурга. При желании с ней можно целую повозку передвинуть. Что-то заставило сердце биться чаще. Какое-то странное чувство скорого конца морозными иглами впилось в лёгкие. И, кажется, он уже знал, что это значит. В детстве дорога казалась в разы короче и спокойней. Горло жгло от морозного воздуха, глаза щипало, а ноги были уже готовы отказать в работе. Покрасневшие пальцы давно не чувствовались частью тела, возможно даже навсегда. Давным-давно настала ночь, поэтому единственным светом парню служила лишь благосклонность луны и её спутниц - звёздочек. Небесные светилы, пусть и очень слабо, но всё же освещали путь. С каждым шагом сердце проваливалось в пятки всё больше и больше, пока перестало ощущаться вообще. Следы мгновенно заметались, отрывая его от мира. Буря всё не желала останавливаться, наметая горы снега и стены ветра, сдувающего всех, кого попало. Даже для привыкшего к морозам Арлабус одет слишком легко, что уж говорить об Акуле… Скоро начнёт светать. Он обшарил всё, что только мог, промёрз до смерти, устал и занервничал ещё сильнее. Сердце уже готово выпрыгнуть, слёзы накапливаются в уголках расширенных глаз. В груди щемит. Хайди не было нигде. Абсолютно. Возможно, он смог укрыться под одним из деревьев или в пещере. Может, всё ещё бродит незнамо где, а может, давно лежит, зарытый под толстую белую шубу земли. О последнем лучше не думать, иначе сейчас действительно появится труп Арлабуса по причине: инсульт. Насмешливые, издевательские и хищные взгляды Френсиса и пары домработниц ещё больше выводили из себя. Его насильно запихали в эту избушку, усадили у камина, накормили и напоили. А его возлюбленный сидит где-то в холоде, голоде и сырости, умирая и моля всех известных богов о помощи. Неизвестно, откликнется на рыбий зов хоть один прохожий, но стоит верить в лучшее. Ради ложной надежды. Вибрацией по стенам прошёлся слабый стук. Беловолосый сейчас в зале один, так что открывать придётся именно ему. Медленно подходя к двери, он с каждой секундой всё сильнее хотел убежать, спрятаться под кровать и дрожать там от ужаса до тех пор, пока сон не одержит победу. Вот-вот, и Якудза дотянется дрожащей рукой до ручки, уже готовясь отойти, чтобы пришедший смог войти. Звук, так похожий на удар тела о деревянную поверхность. Совершенно не стук костяшек о дверцу. Что-то в подсознании заранее перевернулось с ног на голову, вынуждая с силой распахнуть препятствие перед лицом, до боли щурясь от резкого порыва ветра и отскакивая от прохода на пару шагов. Дверь неустанно билась о стену. Ветер выл. В нагретое камином помещение ввалилось странное человекоподобное, покрытое снегом нечто. От предполагаемой головы торчала часть голубенького плавника. Рядом по полу распластался покрытый инеем акулий хвост. Сомнений в личности гостя не было. Ещё по фигуре он узнал его. Просто решил убедиться в надежде, что это всего-навсего ошибка. На полу, припорошённый сыплющимся снегом, что мгновенно окрашивается в красный, весь потрёпанный и побитый, но живой. Наверное. Лица видно не было. Хайди упал прямо на него, возможно, повредив свой нос. От головы образовалась небольшая лужица крови, пачкая паркет и подошву обуви. Лабусу плохо. Очень плохо. К горлу подбирается отвратительный ком тошноты. Перед глазами всё плывёт и темнеет. Колени сами собой подкашиваются, так что пришлось уцепиться за дверной проём, дабы не рухнуть прямо на чужое тело. Дыхание перехватило. Он хотел что-нибудь сказать или выкрикнуть, но не мог. Голос есть, разговаривать умеет, да и слова знает. Так почему не получается произнести ни слова? Почему он просто смотрит, как его любимый акулёнок умирает. А может, он вообще уже погиб и с каждой секундой становится всё холоднее, пока не станет вечным льдом. Что, если они разминулись? Не заметили друг друга и прошли мимо. Что если черноволосого ещё можно было спасти, просто он вновь облажался? А вдруг парень видел его, звал на помощь, кричал, а любимый, ничего не слыша, прошёл совсем рядышком, совсем давая тому призрачную надежду на спасение. Омерзительное ощущение беспомощности, так тщательно скрываемое, сжирало заживо. Крик. Топот чьих-то ног, прерываемый неразборчивым перешёптыванием и шуршанием одежды. Вокруг суетились люди. Но никто не подумал и пальцем пошевелить. Все они с интересом разглядывали тело. Тело. Буквы острой болью отдают прямиком в сердце. Сознание трещит по швам. Он готов прямо в этот миг грохнуться в обморок. — Чё встали, олухи?! Живо готовьте горячую ванну! Прямо сюда несите!— С трудом, но аметистовоглазый всё же смог преодолеть себя, поднимая на руки тушу, что хрустела от каждого действия. Кожу жгло даже сквозь несколько слоёв ткани. Даже представить страшно, насколько акуле сейчас плохо. И вновь они остались одни. Неизвестно, надолго ли. До этого момента необходимо перенести рыбку ближе к огню и попытаться отогреть самостоятельно. Грозный. До сих пор пугающий цокот каблуков. Двери с хлопком раскрылись, пропуская хозяйку деревни. Вслед за ней волочились и верные "пёсики" для битья, с таким восторгом заглядывающие в смердящую пасть женщины. Если хорошенько присмотреться, можно и ошейники с поводками увидеть. — Что за самовольство?! С какой стати мы обязаны помогать всяким идиотам доверчивым?— Она грубо схватила сына за длинные пряди волос, с надеждой вырвать их. С нечитаемой гримасой женщина отлетела в сторону. Руки резко схватились за покрасневшую щёку, оглаживая яркий след от руки. Удар оказался настолько сильным, что прямо посередине выступили маленькие капельки крови. Надменное выражение лица сменилось чем-то между страхом и презрением— Какого-.. — Сука…— Следующий удар был произведён кулаком. Лабус собрал в нём всю накопленную ненависть, презрение и боль. Больше не для кого сдерживаться. Теперь он без проблем может показать себя настоящего. То, что творилось весь этот джастов день в его больной голове. Слуги в страхе разбежались, не желая становиться следующей жертвой избиения. Трусливо брошенные полотенца накрывали разбитые вдребезги хрустальные графины. По полу расползлись несколько луж холодной воды, медленно смешивающихся с горячими каплями крови. По комнате проносились визги боли. Со стен падали картины и резные мечи. Одно из оружий по счастливой случайности благородно прошлось по нежной коже дамского запястья. Верещащая женщина что есть мочи пыталась вырваться. Безуспешно. — Прекрати сейчас же! Отребье неблагодарное,-..— Вновь заткнули кулаком по носу. Некогда прекрасное лицо медленно превращается в ужасное месиво без определённых черт. Одежда, измазанная кровью, больше не сможет быть как раньше. Да и одеждой это сложно назвать. Одни лохмотья. Голос садится от криков, а из глаз хлещут слёзы. Гордости в ней больше нет. — Сучка ёбаная…— Наконец-то. Наконец-то он стал сильнее. Теперь он будет бить. Теперь он будет измываться над матерью. Теперь он больше. Теперь он может дать отпор, отомстить за причинённую боль, за всё. Парень помнит, как это существо заставляло его сидеть от зари до зари на морозе. Помнит как заставляла слушать собственные занятия непристойностью. И помнит, как страдал, видя крохотное тельце в сугробе. Всё это было его личными наказаниями за непослушание. Он прекрасно всё это помнит. Как же, оказывается, приятно мстить!— Может… Мне сначала вытрахать тебя, а потом выпустить кишки? Идея хорошая… Замечательная! Правда, первое стоит убрать. Не хочу заработать скверны— Лишь мельком стоило увидеть собственное отражение в зеркале, как широкая улыбка растянулась до ушей. На него смотрел псих. Аметистовые глаза сияли настоящим безумием и жаждой насилия. Кривая улыбка больше походила на хищный оскал, а руки, покрытые кровью, только дополняли образ, как и растрёпанные волосы. То, из-за чего Якудза так боялся брать с собой возлюбленного, заключалось в этом. В том, что он боялся напугать дорогого сердцу парня. Боялся, что это отдалит их друг от друга, причиняя боль обоим. Но теперь бояться нечего. — Лабус— Тихий, почти неслышный шёпот. С трудом разлепленные веки, наполненные слезами, болели. Губы дрожали, пошевелить хоть чем-то казалось невозможным. Так плохо ему не было ещё ни разу в жизни. Хотелось разжечь огонь и окунуться в его объятия с головой. Ужасно. Но что еще более ужасно, так это вид Арлабуса. Напуганный, потрёпанный и сломленный. В свете свечей юноша выглядел до жути несчастным. Словно лишился самого дорогого— Давай вернёмся домой. Прямо сейчас— На удивление, говорить он мог, пусть и приходилось проходить через адскую боль. — Хайди…— Не раздумывая, беловолосый кинулся к ожившему партнёру, крепко стискивая в объятиях. По щекам текут ручьи, глаза щиплет, горло жжёт. Руки до невозможного трясутся и не могут спокойно огладить морозную щёку— Обязательно— Что ж. Дальше за них отомстит мать природа. Это место падёт голодной смертью. Падёт. И никто в этом мире не посмеет ему помочь. А пока они с его милым Акулёнком вернутся на Майншилд, придут к Кэпу и тот обязательно подводного собрата поставит на ноги. По другому быть не может и не должно. — А можно я с вами…?— Тихий, с искренней надеждой и в то же время недоверием в голосе, маленький мальчик скромно выглядывал из прохода, куда только недавно ушла его мать. С графином воды, не держащемся в его крохотных ручках— Я не буду мешать, честно-честно! Я умею костры разводить, охотиться, немного ещё раны обрабатывать… А ещё я владею огнём! Я полезным буду. Только возьмите с собой…— Печальный. Днем на улице он казался более взрослым и сильным, чем в полумраке разгромленной комнаты. Босиком, он всё не решался пройтись по битому стеклу, только бросая на взрослых молящие взгляды. — Ну, раз хочешь… Отогревай пока этого— Арлабус бесстрашно прошёлся по осколкам в ботинках, с лёгкостью перетаскивая худое тельце в безопасную зону. Вряд ли они сейчас смогут справиться с опасной дорогой обратно. Учитывая степень чужого обморожения, потребуются самые быстрые козлы Севера. Единственные звери, что способны пробраться сквозь грёбаные снега. Паренёк изумлённо проводил брата взглядом и робко подошёл к лежачему. Кончики его дрожащих пальцев постепенно синели, что ещё больше выделяло маленькие косточки. — Спасибо, что помог добраться. Без тебя бы помер в том лесу— Гетерохромный пусть и не мог шевелиться, зато говорить становилось всё проще и проще. Кажется, органы оттаивают раньше мышц. Его позабавила наигранная хмурость, пытающаяся скрыть заинтересованность мальчугана в необычной анатомии гостя. В любой другой ситуации он бы приветливо пошевелил хвостом, дабы разрядить обстановку. Но, видимо, не сегодня— Как только доберёмся до Майншилда, познакомишь с кучей необычных существ. У нас даже живой снеговик есть, представляешь? — Глупости. Снег не может быть живым— Черноволосый обиженно надулся, явно считая, что его пытаются обмануть— Я не маленький, чтобы в сказки верить— Он осторожно проводил покрасневшими ладошками по чужой руке, стараясь не задерживаться на одном месте. От коротеньких пальцев исходил вполне ощутимый жар, столь необычный и неожиданный для здешних обитателей. Дар и проклятие воедино. — Что ж… Значит, найдём и будем обижать сказочного снеговика-Алфёдова— Шарк буквально заставил себя выдавить смех из окаменевших лёгких.***
— Точно всё хорошо? Не нужно ещё что-нибудь? Хайди! Не молчи, пожалуйста…— Приготовления заняли гораздо больше времени, чем предполагалось. Из-за нехватки еды. Даже перевозочных козлов пустили на мясо. Поэтому найти более или мене уцелевших и ещё не съеденных стало колоссальной проблемой. Повозок то полно. Даже удалось угнать ”царскую”, что значительно подняло настроение. — Если ты будешь спрашивать это каждую секунду, теплее мне не станет. Дай бедолаге тоже отдохнуть! Пусть отсыпается. Он мне половину тела в движение привёл— Хайди устало откинулся на предоставленную меховую подушку. За те часы, что его партнёр отсутствовал, Макс, тот самый ребёнок, смог не только отогреть водоплавающему руки, но и полностью привести в движение шею. Туловище всё ещё не слушалось, а к ногам приступили уже за пределами домишки. А ещё произошло то, что невероятно радовало в данный момент. Те тушки, что он поймал на охоте, и вправду оказались редкими зверушками, которых Лабус действительно очень любил. Так что заработанное обморожение стоило того. Последнего, ведущего козла запрягли ровно в тот момент, когда разъярённая даже не одевшаяся потеплее, глава деревушки. Она фурией бросилась к тому, кто посмел унизить её перед подчинёнными, крича что-то о неблагодарных отпрысках. Рогатые настолько испугались бешеных оров, что еле успевший запрыгнуть в карету Арлабус не сразу справился с управлением упряжкой. Они мчались вдаль, разрезали снежный купол и радовались. Посещение этого места ожидаемо оказалось ошибкой. Страшной и опасной ошибкой. Или не совсем. Всё же теперь Город Друзей встретит своего нового жителя. Жителя, о котором будет заботиться и со всей любовью наблюдать за его ростом. — Хайди…— Снежные земли давно закончились, открывая зелёную траву и коричневую землю. Солнце ярко светило в зените. Привал делать ещё рано, поэтому они любуются видами сменяющихся деревьев и птиц, парящих в небе— Ты боишься меня…? — С чего это?— Холод не ушёл. Но стало значительно лучше. На коленях спокойно посапывал его ночной герой, поджимая колени. Самому спать хотелось не меньше, но он держался. Ради чего - непонятно. Хвост не шевелится, но признаки жизни подаёт— Это меня всем нужно бояться! Я ж грозный Акулёнок номер один! — Хах… И то, верно… Прости. Видимо мне уже слишком жарко.