Мы обязательно проснемся

Сколько Мегуми себя помнил, он всегда не хотел любить. Но делал это вновь и вновь. Любить семью было…сложно. Вообще, он мало что мог вспомнить о семье. Лишь Цумики была той, кого он мог назвать своим дорогим человеком. Сводная старшая сестра хоть и старалась поучать маленького драчуна, но делала это так участливо, так волнуясь за непутевого брата, что он невольно привязался. А со временем и понял, почему она так делала. Любовь к сестре стала сильной, тепло-семейной. Больше всего на свете Мегуми хотел защитить, спасти, укрыть от всех бед свою добрую старшую сестричку. Следующим в списке любви был Годжо. Отношения с ним были мягко говоря…тяжелыми. Вечно веселый, самодовольный и очень шумный, он никак не вписывался в мир побитого жизнью Мегуми. Бесконечные подшучивания и подкалывания вызывали раздражение и заставляли глаза невольно закатываться наверх. Но со временем человек ко всему привыкает, оценивает доброе отношение. А Годжо действительно был добр к Мегуми, старался обучить, защитить и помочь. Так Фушигуро привязался и к учителю. Магическая Токийская школа со временем тоже стала чем-то важным. Все люди там были, откровенно говоря, чокнутыми. Со своими странностями, причудами, привычками. С извечным шумом, столь раздражавшим вначале, ставшим привычным потом. Со своим распорядком, со своими уроками, заданиями. Мегуми был единственным первокурсником в то время, а потому ученики, которые были старше его на год, не упускали возможности подшутить над извечно хмурым младшим. Поначалу это бесило, вызывало желание ответить, ударить, отстоять, как это приходилось делать в прошлой школе. Позже это стало привычным и чем-то обыденным. А потом появился он. Солнечный, теплый, добрый мальчик Юджи, который всегда спасет, поддержит, бросится на помощь. Он тоже не вписывался в привычный мир Мегуми. Он был вечно шумен, неловок, временами бестолков. Но с самой первой встречи он стал для Мегуми смыслом. Понять это было тяжело. Принять — еще тяжелее. Фушигуро никогда не считал себя кем-то, кто с легкостью бросит все ради другого человека. Но Итадори просто был. Появился в его жизни ярким светом, теплой улыбкой, мягкими объятиями. С доброй наивностью, с полными глазами надежды смотрел Юджи на мир. Он притягивал к себе многих, располагая, невольно заставляя полюбить. Притянул и Мегуми. Мегуми так любил его тепло. Так желал коснуться, ощутить мягкость тела на самых кончиках пальцев, подарить влюбленную улыбку. Рядом с Юджи Мегуми казалось, что он и сам расцветает. Что нет проклятий, способных стереть их обоих с лица земли в один миг. Что нет забот, преград, проблем. Что есть лишь он — человек, способный растопить сердце растоптанного Мегуми. Мегуми понял, что хочет любить. *** — Фуууушигуроооо, — раздался звонкий голос откуда-то сбоку. Обернувшись, Мегуми увидел Итадори, приветливо махавшего ему рукой. Они собирались на площадке для тренировок. Мегуми едва двинул ладонью в качестве приветствия и не смог отвести взгляд быстро-быстро, как старался делать это всегда. Юджи нес в себе добро, свет и понимание, и оторваться от ласкового лица было тяжело. Фушигуро часто думалось, что Итадори забрался в каждую его клеточку, пронзил своим дружелюбием, своей мягкой улыбкой. Конечно, Мегуми не говорил ему. Он вообще не представлял, что должно произойти, чтобы он признался. Не хватало смелости, уверенности, определенности. Не хватало гарантии, что завтрашний день для них наступит. А потому Фушигуро бережно и тихо лелеял свою любовь. — Фушигуро, пойдем сегодня в город? Кугисаки я звать не буду, она потащит нас по магазинам. С этими словами Юджи комично приложил ладонь ко лбу, сделав вид что падает в обморок. Походы по магазинам с Нобарой действительно доводили их обоих до грани потери сознания. Мало целых часов, проведенных за выбором и примеркой, так еще и пакеты приходилось тащить всем, кроме самой Кугисаки. А потому Мегуми позволил себе одобрительно хмыкнуть на шутку Юджи и расплыться в улыбке. Итадори всегда забавлял его. И всегда хотелось быть с ним искренним в этом. — Ну, давай сходим. А что ты хочешь? Отказаться, отмазаться мыслей не было. С Итадори хотелось быть всегда, сопровождать его в любом путешествии, даже самом маленьком. — Я хочу мороженое. Да и просто прогуляться, наверное. Ладно, тогда встретимся через час после конца тренировки. Юджи удалился на разминку, оставив Мегуми со своими мыслями. Отправиться только вдвоём в город, чтобы поесть мороженое. Это могло вполне сойти за свидание. Будь Мегуми наглее, обязательно бы подумал о том, что в конце надо будет поцеловаться. Тренировка была обычной. Это значит, изматывающей, избавляющей от всех мыслей. Не оставляющей вообще ничего, кроме ощущения дикой тяжести в мышцах. Хотя бы на пару часов Фушигуро избавлялся от вереницы размышлений. Мегуми встретил Юджи в душе. Тот стоял довольный, намыливал свою голову и напевал какую-то незнакомую мелодию. Мегуми разделся и без стеснения встал под соседний душ, выкрутив кран до максимального потока холодной воды. Необходимо было остудить взмокшее тело и заново закипающий мозг. Все его нутро было переполнено чем-то до жути ванильным и розовым. Мегуми, привыкший к собственной холодности и отрешенности, удивлялся этим нежным чувствам. Избавляться от них не хотелось. Никогда. Проблема была в другом: время. Его катастрофически не хватало. И в смелости. Ее тоже недоставало. Смелости хватало на то, чтобы ринуться в бой, подставиться под удар, пожертвовать любимой гончей, а в перспективе — собой. На это ее хватало с лихвой. Не хватало на признание в любви к Итадори. Ведь, в случае чего, у Мегуми не будет времени, чтобы все исправить. Струя холодной воды заставила все тело покрыться мурашками, а колени-задрожать. Пришлось обхватить себя руками, чтобы хоть как-то вернуть своему туловищу тепло. — Фушигуро? — слева раздался вопрошающий, удивленный голос. —Ты чего творишь? Юджи был явно впечатлен поведением друга. Что ж, теперь его еще и за фрика сочтут. Просто супер. Но Итадори, вместо уточняющих вопросов, протянул руку под душ Мегуми и резко ее одернул. Вода была просто ледяной. Неудивительно, что Фушигуро настолько замёрз. Юджи отодвинулся от своего места и встал вплотную к Мегуми. И без того непослушные волосы Фушигуро, казалось, встали дыбом. Что-то в груди обдалось жаром. Близость Итадори, его забота, его переживания будоражили молодое сердце. Щеки резко стали пунцовыми, такими, будто Мегуми не находился под ледяной струей, а только-только покинул сэнто. Итадори тем временем уже настроил душ и отодвинулся под свой, стараясь согреть попавшие под поток воды части тела. Его чрезмерно взволнованные глаза, казалось, прожгут в Мегуми дыру. Через пару минут, проведенных в мучительном молчании, Юджи выключил свой душ и потянулся за полотенцем. Пока он вытирал свои розовые волосы, говорил: — Я, пожалуй, оставлю тебя тут одного. Тебе явно ээээ… надо побыть наедине с собой. Только, пожалуйста, давай больше без экспериментов с температурой, ладно? Я буду ждать тебя у выхода из душа. Юджи улыбнулся, обнажив свои белые зубы, и привычно наклонил голову вбок. Мегуми не смог не растянуть губы в ответ. Как только грохот двери в душевую обозначил выход Юджи, Мегуми со всей силы ткнулся головой в настенный кафель. Дурак-дурак-дурак. Мало того, что сам чуть не превратился в огромную сосульку, так еще и заставил Итадори пострадать. Простояв так какое-то время и успев позаниматься самобичеванием, Мегуми, наконец, нашел в себе силы покинуть душевую. Юджи ждал его снаружи, прислонившись к стене, и с интересом глядел в окно. — О, ты уже освободился, — сразу же отреагировал на выход друга он. — Тогда пошли. Мегуми мысленно поблагодарил всех богов мира за чуткость Итадори. Никаких вопросов, касающихся душевного состояния, тот задавать не стал. Вместо этого сразу же заговорил о последней прочитанной манге. Разговор тянулся сам собой. Правда, скорее он походил на монолог. Юджи с восторгом вспоминал события, произошедшие в комиксе, а Мегуми оставалось лишь внимательно слушать, иногда задавая уточняющие вопросы. За столь приятным времяпрепровождением они почти добрались до кафе-мороженого. Оставалось лишь перейти дорогу и после преодолеть всего пару десятков шагов. Итадори, не обращающий внимание на красный свет светофора, собирался выйти на дорогу. Машин рядом не было, но переходить улицу не по правилам Мегуми не любил. У него и Юджи и без этого куча способов умереть. Лишнюю возможность создавать не хотелось. А потому ему ничего не оставалось, кроме как схватить Итадори за запястье. Его сухая большая ладонь, казалось, идеально описалась вокруг мускулистой руки Юджи. Прикосновение, ожидаемо, обожгло. Это происходило каждый раз, когда Мегуми касался своего друга. Лишний раз анализировать и накручивать не хотелось, жар в груди уже давно стал таким привычным, что с ним приходилось мириться. — Мы пойдем только на зеленый, — грубо кинул Мегуми и, наконец, нашел в себе силы одернуть руку. Хотелось окунуть ее в чан с холодной водой. Слишком уж контакт с Юджи…впечатлял его. —Ладно, босс, как скажешь, — вытаращился в ответ Юджи, подняв руки в примирительном жесте, и лицо его озарилось огромной теплой улыбкой. —Ждём зеленый. Итадори подмигнул. Под-миг-нул. А Мегуми снова растекся розовой лужицей. Все эти знаки внимания, прикосновения, прогулки по городу, искренний смех —все это принадлежало ему. К нему одному было обращено. Конечно, Юджи был со всеми такой: добрый, открытый, отзывчивый. Но сейчас-то они вдвоём. И никто кроме него, Фушигуро Мегуми, не может наслаждаться солнечным светом Итадори Юджи. Наконец, добравшись до кафе без происшествий и взяв себе по порции, ребята расположились за столиком около окна. На улице постепенно вечерело, и усталый солнечный свет начал окрашивать небо в оранжевый, осветил зеленые листочки, озолотив их своими последними лучами. Пожалуй, вся ситуация в целом напоминала свидание. Неужели, действительно последует поцелуй?.. Мысленно Мегуми дал себе пощечину. Ну какой поцелуй, идиот? Юджи весь — напоказ. Что чувствует, то и демонстрирует. Уж симпатию точно бы скрывать не смог. Итадори всегда в открытую заявляет о тех пышногрудых актрисах, которых просто обожает. Разве что-то изменилось бы, испытывай он любовные чувства к Мегуми? А потому, нужно было оставить надежду и просто наслаждаться. Вон, у Итадори это прекрасно получалось. Он сидел, тоже озаренный закатным солнцем, и за обе щеки уплетал свою порцию. Такой Юджи становился синонимом к словам «спокойствие» и «уют». Хотелось обнять, прижать к себе, впитать эти лучи нежности. Но нельзя. В случае провала, исправить ситуацию будет едва ли возможно. Мегуми невольно поймал себя на том, что улыбается. Пытаться надеть привычную холодную мину не стал. — Ты чего завис? — задал вопрос Юджи. — Вон, у тебя уже таять все начинает. И действительно. Порция холодного мороженого постепенно превращалась в растаявшее нечто. Пришлось исправлять это. Расправлялись с мороженым в полном молчании. Говорить в такой спокойной, практически семейной атмосфере, не хотелось. Да и некогда было — купленное угощение стремительно таяло. Поэтому пришлось наслаждаться трапезой в уютной тишине. После того, как они закончили издеваться над своими порциями, единогласно решили пройтись по ближайшему парку и затем отправиться в обратный путь. Юджи восхищался тем, как прекрасен был вечерний Токио. Вывески различных магазинов и ресторанов начинали гореть ярким светом, заманивая запоздалых посетителей. Солнце, одаривая последними лучами, раскрашивало природу в розовый, персиковый, сиреневый цвета. Небольшое озерцо, расположенное прямо в центре парка, отражало всю эту красоту. Но Мегуми было все равно на то, как прекрасна природа вокруг. Ему не было плевать лишь на луч солнца, шедший чуть впереди него. На его лице вновь играли вечерние краски, и Фушигуро снова поймал себя на разглядывании друга. А потому, соглашаясь с высказыванием Юджи о красоте, подразумевал он вовсе не яркие краски природы. Добирались до колледжа вновь под бурные монологи Юджи. На сей раз он забавно пародировал Панду, который смешно упал на дневной тренировке. — А потом он кааак завалился на спину и кааак позвал «Инумаки!». Будто тот мог бы чем-то помочь, — сквозь хохот пытался говорить Юджи. Его лицо раскраснелось от бурности эмоций, ему даже пришлось наклонить корпус вперед, чтобы хоть немного успокоиться. Мегуми стоял рядом, посмеиваясь в открытую. Панду он уважал, но Итадори был слишком хорош в своей пародии. Клич, который вырвался на тренировке у Панды, действительно был похож на тот, который только что изобразил его друг. Комичнее всего в этой ситуации было то, что Тоге вовсе не присутствовал на занятии. За такими веселыми обсуждениями Юджи и Мегуми и не заметили, как добрались до своих комнат. Они стояли около своих дверей, прощаясь. В колледже еще никто не спал, но все уже разошлись по своим спальням. А потому в коридоре были лишь они вдвоём. И вот он, идеальный момент для поцелуя, который бы стал ярким завершением вечера. Мегуми показалось, что он уже достаточно осмелел, чтобы сделать это. Нужно лишь сделать шаг навстречу, протянуть руку и… И ничего не происходит. Уверенность резко пропадает. Нельзя лезть к Итадори. Нельзя. — Фушигуро. Спасибо тебе за сегодняшнюю прогулку. Я здорово отдохнул. Мегуми где-то внутри взорвался от восторга. Итадори чувствует себя комфортно с ним и благодарит за проведенное вместе время. Юджи тепло улыбается ему, искренне признается в том, что ему нравится общаться с ним. Предательские бабочки закружились в животе, грозясь вылететь наружу и продемонстрировать все реальные чувства Фушигуро. — Я тоже…тоже хорошо провел время. — все-таки нашел, что сказать Мегуми. Улыбка вновь невольно поплыла по его и без того счастливому лицу. — Знаешь, ты… Ты можешь звать меня Юджи. Мы же все-таки друзья. — неловко пробормотал Итадори, смотря собеседнику прямо в глаза. Этот собеседник, казалось, потерял способность мыслить. Все это было слишком хорошо, чтобы напоминать правду. Итадори. Нет. Юджи. Юджи доверяет ему. — Мегуми. Тогда ты зови меня Мегуми. Юджи счастливо улыбнулся, глаза его буквально заискрились восторгом. За ним — таким радостным и расслабленным — хотелось наблюдать часами. Он отошел от своей двери, подойдя вплотную к другу. — Хорошо, Мегуми. Буду звать тебя по имени. После этих слов Итадори порывисто обнял его, неловко уткнувшись носом куда-то в темную макушку, и, пока Мегуми не успел отреагировать, скрылся за дверью в свою комнату. Только после этого Фушигуро понял, что все это время не дышал. *** Мегуми даже не помнил, когда это началось. Казалось, что это чувство к Юджи сопровождало его всегда, с самого первого дня их встречи. Оно шло под руку с ним, давало надежду, предоставляло опору, заставляло просыпаться по утрам. Итадори Юджи стал тем, о котором хотелось думать. А для Мегуми, чья голова — осиный рой, который гудит-гудит-гудит, давит сожалениями, переживаниями, обвинениями, желание думать было поистине редким явлением. С Юджи хотелось быть. Отвечать на его улыбку улыбкой, смеяться над традиционными послебитвенным «хорошо выглядишь, Фушигуро», когда оба они знают, что бинты, синяки и шрамы — сомнительное украшение. Итадори хотелось обнимать, отдавать всего себя, подставляться под ласки (Мегуми знает, что Юджи — воплощение нежности и теплоты — дарил бы ее), нежно касаться кончиками пальцев, проводить губами по губам. Чтобы глаза в глаза, рука к руке, кожа к коже. Подобные мысли пугали и заставляли щеки покрываться стыдливым румянцем. Различного рода фантазии о лучшем друге — от самых безобидных до таких, которые не произносят вслух в обществе — постоянно преследовали Фушигуро. Нередко он «зависал», запутавшись в паутине своих потаенных, спрятанных в глубине души желаниях. Да и дело было не только в желаниях. Сомнения. Вот главные спутники Фушигуро, следующие за ним по пятам, словно тени. Окутывают, опутывают, утягивают в свои мрачные сети. Юко Озава, появившаяся однажды на их пути, только способствовала усилению их влияния. Верить в чувства Юджи к ней не хотелось. Хотелось мечтать-мечтать-мечтать, обволакивать душу сладкими розовыми надеждами. Но эти переживания гадостным червячком поселились внутри, убивая все прелести первой влюблённости. То раздражающе-покалывавшее чувство, появившееся в его груди в самую первую встречу с Юко, не отпускало его до сих пор. Юджи обращался к ней по имени, явно обрадовался встрече, был добр и приветлив. Могло ли это значить что-то? Но с другой стороны, Итадори каждому человеку открывал поразительные границы своего дружелюбия. Да и в Токио переехал без особых сожалений, кажется. Расклеил в своей комнате кучу сомнительных плакатов с женщинами и был вполне доволен своей жизнью. Вел бы себя так человек, находящийся в отношениях? Может быть это хороший знак? Подобные размышления, отравленные откровенной ревностью из-за Юко, не могли оказаться незамеченным. Фушигуро постоянно (буквально постоянно, эти мысли появлялись в его голосе с самой незавидной частотой) зависал, окунаясь в омут раздумий. Вот и сейчас, находясь в комнате Юджи, Мегуми не может сосредоточиться на собственной книге, принесенной в чужую обитель. Вся его голова забита рассуждениями, размышлениями. Возможно, стоило аккуратно спросить у Итадори о его отношениях. Но как это сделать так, чтобы тот не заподозрил ничего? — Эй, Мегуми? — реакция на не переворачивающиеся страницы не заставила себя долго ждать. Чуткий Юджи всегда обращал внимание на состояние друга. Он положил руку на колено Мегуми и с заботливым волнением заглянул в его глаза. Фушигуро показалось, что его с головы до ног облили сладким медом. Душу обдало приятным и привычным жаром влюблённости, к ушам прилила кровь, обязательно окрасив их в розовый цвет. Оставалось лишь надеяться, что хотя бы щеки не поменяли свой оттенок. — Ты в норме? Ты опять завис. Итадори провел большими пальцами по колену, как бы показывая, что он рядом, что он готов выслушать и помочь в случае необходимости. Уже в который раз Фушигуро удивился проницательности своего товарища. — Да, я в порядке. Просто…думаю о всяком. — Ты всегда думаешь о всяком. А я хочу, чтобы ты расслабился и отдохнул. С этими словам Юджи солнечно улыбнулся и убрал руку с колена, переместив ее на плечо Мегуми. Ну давай же. Коснись большим пальцем шеи, очерти им круг, затем второй, третий. Заберись рукой под ворот, огладь разгоряченную кожу. Но ничего такого не происходит. Вместо этого Итадори убирает руку с плеча, забирает научпоп из руки Фушигуро и откладывает на столик рядом с кроватью. Нежная и спокойная улыбка не покидает его губы. Сердце Мегуми стучит, словно бешеное. Уши закладывает, а ладони медленно, но верно покрываются мерзкой влагой. Ну почему же это глупое тело так реагирует на Итадори? А если тот почувствует? — Давай я расскажу тебе сказку? — Юджи своим вопросом резко прерывает очередной поток безумных размышлений. — А ты попробуешь расслабиться и уснуть. Хорошо? На такое искреннее предложение оставалось только завороженно кивнуть, соглашаясь. Не было ничего, от чего Мегуми бы отказывался, когда дело касалось Юджи. Чтобы реализовать план Итадори, без слов было решено лечь на кровать. Тесное пространство не позволяло развалиться на расстоянии друг от друга, поэтому друзья легли вплотную друг к другу. Лицом к лицу. В который раз Мегуми поймал себя на мысли о том, что хочется провести большими пальцами по шрамикам под чужими глазами, спуститься по щекам, ползти все ниже и ниже, чтобы коснуться манящих розовых губ. Лицо Итадори было в непозволительной близости. Он смотрел в глаза Фушигуро и улыбался мягко-мягко. Слабый свет от ночника позволил разглядеть смешинки в его глазах. Юджи был таким уютным, теплым и вечерним. Хотелось остаться рядом с ним навсегда. Мечталось забыть о долге, проклятиях и смертях. Отложить абсолютно все. Мегуми жаждал оставить все позади. Чтобы все, что было в его жизни — такой комфортный и нежный Юджи. Но Юджи не его Юджи. И вряд ли когда-то станет. А потому все это бесполезно. Очередное осознание неприятно резануло что-то в груди. Все, что оставалось Мегуми, это вымученно ответить на чужую улыбку своей. — Так вот. Пришло время обещанной сказки. — прервал комфортную тишину Итадори. —Слушай. Жила когда-то девочка. Жила она в деревне со своими мамой и бабушкой.Жили они не богато, но в достатке. Девочка росла очень веселой, любила жизнь и хотела исследовать мир. Но больше всего на свете она мечтала о том, чтобы однажды увидеть звездопад. Но ей все никак не удавалось. Звезды появлялись на небе каждый день, но никогда-никогда не падали. Но девочка росла, начала заботиться о других вещах. И постепенно стала забывать про свою мечту о звездах. Мама с бабушкой отправили ее учиться в большой-большой город Токио. И не до звезд стало ей — окунулась в учебу и жизнь большого города с головой. Голос Итадори действительно убаюкивал. Он говорил ровно и негромко, утягивая в свою сказку. Действительно избавлял от навязчивых мыслей. Глаза стали невольно слипаться, а тело — расслабляться. Думать не хотелось. Хотелось лишь слушать нежные переливы чужой речи. Мягкие тихие слова определенно стали самой любимой песней Мегуми. — И что же? Она так и не исполнила свою мечту? — подал голос Мегуми. Сил открыть глаза уже не было. Но так хотелось узнать, какой же конец истории придумал Юджи… — А ты слушай дальше и не перебивай. А то не уснешь. Однажды встретила девочка мальчика. Он не был похож на других мальчиков, которых ей доводилось знать прежде. Он мало смеялся, мало говорил, постоянно хмурился и всегда был чертовски серьезен. И захотелось девочке развеселить мальчика. Он нравился ей: был смелым, умным и сильным. И однозначно обладал поистине добрым сердцем. А потому и невольно заполучил ее внимание. Со временем они стали проводить много времени вместе. И мальчик открылся с другой стороны: начал шутить и подшучивать, научился смеяться, определено чувствовал себя комфортно рядом с ней. И захотела девочка познакомить своего мальчика с семьей. Они поехали в деревню, встретились с ее мамой и бабушкой. А поздно вечером они вдвоём пошли гулять в поле. Взяли плед, расстелили его и легли любоваться звездами. Говорили обо всем на свете. Обоим было так хорошо и спокойно. Вот тогда-то и исполнилась давным-давно забытая мечта девочки. С неба упала первая в ее жизни звезда. И загадала она всегда быть такой же счастливой, как в этот день. Мегуми, убаюканный красивой историей и мягкими речами, и не заметил, как чужая рука начала перебирать его волосы. Как мозолистые пальцы очерчивали круги по его макушке, успокаивая и расслабляя. А когда понял, ничего не смог сделать — настолько разомлел от чужих касаний. Уже засыпая и практически ничего не соображая, Мегуми задал вопрос: — Так а что же? Мальчик понравился семье девочки? — Конечно понравился. Он не мог не. Получив ответ, Фушигуро окончательно провалился в сон, не успев почувствовать, как чужие руки заботливо натянули на него одеяло. *** Так случилась первая спокойная ночь, когда Мегуми не мучился от кошмаров или мыслей, мешающих уснуть. А уже вечером он оказался в больничном крыле. Это было обычное задание, не предвещавшее ничего плохого. Просто отправиться в начальную школу. Просто избавиться от парочки проклятий. Просто уехать в колледж. Но что-то произошло не так. Мегуми ошибся. Оступился. Не удержал равновесие. Упал и потерял сознание. Фушигуро повезло, что буквально через минуту Итадори с Кугисаки нашли его и избавились от проклятия, чем спасли Мегуми от неминуемой гибели. Если бы шаман пришел в сознание, то, скорее всего, потерял бы его снова в считанные секунды. Ведь из школы на руках его выносил Юджи. Этот же самый Юджи придерживал его голову в машине, пока Иджичи на полной скорости мчался до колледжа. И все тот же Юджи вновь тащил его на себе до спасительницы Иери. Так Мегуми оказался в больничном крыле. Сёко подлатала его: спасла парочку сломанных ребер и заклеила ранки пластырем, наказала соблюдать полный покой. Все это время Итадори не отходил от Фушигуро ни на шаг. Он сидел около его койки и, не отрывая глаз, таращился на друга в ожидании, когда он приедет в сознание. Иери пообещала, что это произойдет в ближайшие часы и посоветовала самому отдохнуть. Юджи промямлил что-то про отсутствие усталости и с места не сдвинулся. Первым, что увидел Мегуми, открыв глаза, был Юджи. Осознание того, что Итадори провел у койки несколько часов, не отходя даже для того, чтобы помыться после задания или хотя бы снять грязную одежду, не стало для Фушигуро чем-то новым. Каждый раз, когда Мегуми оказывался в таком состоянии, Юджи караулил его в палате. Это стало аксиомой, регулярным событием. Однако каждый раз это все равно было приятно: о нем заботится его любовь. — О, Мегуми. Ты уже проснулся. Как здоровье? А вот обращение по имени все еще резало слух. Это «Мегуми», произнесенное голосом Юджи определенно было лучшим звуком на планете. — Привет. — и губы снова растекаются в невольной улыбке.— И давно мы тут? — Часов пять, кажется. Ты в этот раз молодец, быстро справился. Юджи протянул свою руку к ладони Мегуми и сжал ее, начал меланхолично очерчивать круги по пальцам. Такое могло происходить только тогда, когда они оставались наедине. А потому и ценилось вдвойне. — Ты не переживай, задание закончилось удачно. Нам даже чужая помощь не потребовалась. Кстати, Кугисаки попросила пожелать тебе скорейшего выздоровления и щелкнуть по лбу со словами о том, что ты балбес. С этими словами Юджи действительно поднялся со своего стула и подошел к изголовью кровати. Он едва-едва коснулся пальцами лба — явно боялся навредить и сделать больно. Раздался практически не ощутимый щелчок среднего пальца, и никакой боли не последовало. После этого, будто извиняясь за произошедшее, Итадори примирительно погладил то же место большим пальцем. — Ну вот. Теперь говорю, что ты балбес. — Очень щедро с вашей с Кугисаки стороны. — никакой злости не вложил в слова Мегуми. Лишь поворчал для вида. — Но ты правда балбес. Мы переживаем за тебя. А если бы что-то ужасное случилось? Юджи вдруг посмотрел в глаза серьезно. От былого веселья не осталось и следа. Он изучал, исследовал лицо Мегуми, стараясь найти ответы на не произнесенные вслух вопросы. — Никогда больше так не делай, Фушигуро. Ведь если ты умрешь, я убью тебя, помни. *** Итадори Юджи всегда был заботлив. Он постоянно беспокоился о чувствах других, старался помочь, поддержать, спасти. Вечно был готов предоставить свое крепкое плечо в качестве поддержки. Имя Юджи буквально стало синонимом к слову «помощь». К каждому он находил подход, о каждом волновался, старался облегчить чужую ношу, перебрасывая волнения и страдания других людей на себя. Каждый маг частенько оказывался под заботливым крылом Иери Сёко. Любой из них зарабатывал синяки, ссадины, порезы, ломал ребра и пальцы, после чего получал свою дозу лечения. Это не было чем-то особенным: опасная жизнь мага не позволяла больничному корпусу быть безлюдным. И Юджи всегда заботился о всех. Приносил ребятам сладости в палату, старался поддержать и рассмешить, делился последними новостями и обнимал в знак утешения. А на заданиях он старался прикрыть чужую спину, частенько подставляся под удар, чтобы товарищи не пострадали. Когда кому-то было грустно, он всегда самый первый замечал это, и, как настоящий страж душевного спокойствия, спешил на помощь. Утешал, смешил и щекотал. И всем действительно всегда становилось легче. Но иногда и самому Итадори нужны была помощь. Он никогда не говорил, что чувствует себя скверно. Никогда не просил о помощи, не плакал в чужое плечо. Лишь глаза его заметно тускнели, а сам он становился непривычно тихим, неприметным. То, что яркий свет Юджи перестал бросаться в глаза, Мегуми заметил сразу. Итадори всегда был такой: цветастый, шумный, теплый. Его глаза горели фейерверками, а улыбка сверкала, словно начищенная монета. Он всегда хватал, обнимал, грел своей добротой, делился чистотой своей души. Благодаря ему мир переставал быть темно-серым и, наконец, обретал теплые и нежные цвета. А потому, когда это все исчезло в один миг, Мегуми не мог этого не заметить. Итадори ходил, словно тень. Мало говорил, еще реже заводил разговоры сам. Перестал в порыве веселья хватать за руки и стучать по чужому колену тогда, когда от хохота его разрывало. Он вообще больше не хохотал. И даже цвет. Цвет его померк. Юджи всегда ассоциировался с розовым, красным, сиреневым цветами. Он блистал ими, заставляя и других любить все оттенки этих красок. Юджи вдруг закончил носить яркую одежду. И даже нежный цвет его волос будто потускнел. Весь Итадори Юджи стал серым. Он даже в комнату к Мегуми перестал приходить. Больше не врывался туда радостным вихрем, не запинался за порог, не тер затылок, виновато усмехаясь и извиняясь за шум. Не делал ни-че-го. Вместо этого он уходил к себе сразу после ужина, закрывался там и сидел тихо-тихо, словно мышка. Там не играла музыка, не стучала дверца шкафа. Итадори Юджи будто пропал. Так продолжалось день, два, три. На четвертый день Кугисаки спросила у Мегуми, не обидел ли тот Юджи. На пятый ситуацией заинтересовался сам Годжо Сатору. Он выловил Фушигуро в коридоре, легонько ухватив кончиками пальцев за рукав. — Эййй, Мегуми, — послышался голос у самого уха. Эту интонацию Фушигуро терпеть не мог. Сенсей говорил мягко, вкрадчиво и тихо. Явно пришел за информацией. — Поведай-ка, чего это Юджи такой кислый, а? Мегуми поморщился и тряхнул рукой, высвобождая локоть из цепкой хватки. Отошел на два шага назад, возвращая себе личное пространство. — Я не знаю. Он не говорит об этом. От собственного бессилия хотелось лезть на стену. Произнесенные слова лишний раз заставили ощутить беспомощность. Он понятия не имел, как помочь Итадори. Это грызло душу, сводило брови к переносице и повышало уровень раздражения. — Вот как, — Годжо потер свой подбородок и нахмурился. В воздухе заметно повысилось напряжение. — Ну так пойди и спроси. — Чего? — бровь Фушигуро резко взлетела вверх. Раздражение только усиливалось. — Говорю: пойди и спроси, что не так с Итадори. Напрямую. У него самого. Молчание повисло в коридоре. Сенсей явно ждал, пока Мегуми что-нибудь скажет. Но тот не произносил ни слова. — Ладно, не понимаешь? Давай тогда по другому. Как много ты слышал о времени, когда Юджи жил отдельно от вас? Когда тренировался с Нанами? — Он сказал, что кое-что произошло. И что он боится терять людей. Больше ничего. — Выходит, что ты не знаешь ни-че-го. Вот как. В коридоре вновь стало ужасно тихо. Мегуми лишь чувствовал, как громко бьется его сердце в этой оглушающей пустоте. Казалось, что если этот звук пропадет, то останется лишь зловещая тишина. Фушигуро ждал вердикта Годжо. Руки его покрылись мелкими мурашками, а в ушах появилось ощущение пульсации. Беспокойство усиливалось. Сенсей, наконец, тяжело вздохнул и нагнулся, чтобы его лицо находилось на одном уровне с чужим. Явно собрался просканировать Мегуми, залезть ему в душу, выудить сомнения из темноты наружу. —Что ж, я думал, что вы оба будете куда общительнее. Ладно. Вот что я скажу тебе. За те несколько недель Юджи успел найти себе друга и хорошо провести с ним время. Он умер у него на глазах через парочку дней. Что-то разбилось внутри Мегуми. Кажется, что это было сердце. Он понимал, что за это время Итадори изменился. Он стал сильнее, выносливее. Научился многое понимать о мире проклятий. Ясно было, что он успел повидать кое-что. Но то, что этим «кое-чем» оказалась смерть товарища. Что ж, к такому Фушигуро не был готов. Сам Мегуми не всегда понимал скорби по людям. За годы жизни он научился мириться с тем, что невозможно спасти абсолютно всех. Но Юджи был другим: всё отдавал другим, ничего не оставляя себе, переживал за каждую травинку и букашку. Не удивительно, что та ситуация так подействовала на него. В горле появился горький комок. Годжо продолжал говорить: — И тут он увидел тебя. Истекающего кровью, едва дышащего. Как думаешь, напомнило ли ему это что-нибудь? Черт. Разумеется, напомнило. Комок в горле стал еще ощутимее, руки сжались в кулаки до хруста костяшек. — Так вот, Мегуми. Я надеялся, что он сам расскажет тебе. Или ты догадаешься. Но ничего из этого не произошло, а потому… Годжо стянул с глаз черную повязку, и Фушигуро вновь ощутил целую армию бегающих мурашек. Это давление сенсея всегда действовало на него так. Его взгляд сканировал, проникал под кожу, сжирал все на своем пути. Годжо опустил свою ладонь на плечо Мегуми и притянул его к себе ближе, не прерывая зрительного контакта. — Иди и поговори с ним, Мегуми. Убеди, что все с тобой хорошо. После этого он резко отстранился и, натянув повязку, пошел по коридору, насвистывая какую-то песню. Так, будто только что не разрушил мир своего воспитанника. Тяжело вздохнув и прокусив губу до крови, Фушигуро направился к комнате друга. *** Переминаясь с ноги на ногу, Мегуми неловко стоял у двери Юджи и подбирал слова. Он не имел ни малейшего представления о том, как ему стоит начать. «Привет, я тут узнал о твоем прошлом. Не бойся, со мной так не произойдет, наверное?». Или «Мы живем опасной жизнью и скорее всего тебя скоро казнят, но ты не бойся, ведь пока что мы тут»? Звучит нелепо… Но Годжо был прав: действовать все же было нужно. Поэтому Мегуми в очередной раз тяжело вздохнул и наконец постучал в дверь. Резкий звук эхом отозвался в пустынном коридоре. Стало неуютно. За дверью послышались шаги, и через секунду открылась дверь. На пороге стоял Юджи. Все такой же уставший, тихий и серый Юджи. — А, Мегуми это ты? — осознание, кажется, прошло к Итадори не сразу. — Чего такое? Все хорошо? В голосе его послышались нотки заинтересованности и беспокойства. Что же, уже не все так плохо. По крайней мере он открыто показывает свои эмоции рядом с ним. — Ты проходи в комнату. — продолжил говорить Итадори, выводя Фушигуро из тяжелых размышлений. — Не говорить же нам через порог. — с этими словами он отошел вглубь помещения, пропуская друга внутрь. — Да все хорошо. Пришел тебя проведать. В ответ на потеплевшую улыбку Юджи оставалось лишь также тепло улыбнуться. Войдя в комнату, Мегуми вздохнул с облегчением. Та была в полном порядке: пикантные плакаты моделей и актрис висели на тех же местах, гирлянда в изголовье кровати все еще горела теплым желтым светом, а на кровати лежала открытая манга. Это значило по крайней мере то, что Итадори не лежал в бардаке целыми днями и не умывался слезами. Прилив нежности разлился от макушки до кончиков пальцев на ногах. В комнате Юджи всегда было комфортно и уютно. Итадори убрал мангу на тумбочку рядом с изголовьем кровати, забрался с ногами на диван и взглядом пригласил Фушигуро присоединиться. Сев, Мегуми на секунду закрыл глаза в попытке успокоиться. Этого сделать не получилось. А потому он просто начал говорить: — Я это… обсудить кое-что пришел. — Что-то все таки случилось, да? Очаровательные карие глаза распахнулись, а мягкие толстые брови взлетели на лоб. В любой другой момент Мегуми бы умилился от того, каким же прекрасным и нежным созданием был Итадори, как открыто и ярко он проявлял свои эмоции. Умилился бы обязательно. Если бы грудную клетку не разрывало бьющееся от беспокойства сердце. — Ничего не случилось. Вернее случилось. Ну… Прости, я не знаю, с чего начать. Ладони начали потеть, и Мегуми по привычке стал разминать свои пальцы, как делал всегда в момент беспокойства. От цепкого взгляда Юджи это никак не могло ускользнуть. Но он молчал и ждал, пока его гость вынесет приговор. Фушигуро казалось, что он умирает. Выражать чувства словами всегда было для него непосильно тяжело. Он никогда не был способным вывалить все, как на духу. Так, как спокойно и свободно показывал свои эмоции Юджи. — Ладно, в общем. Я просто боюсь за тебя. Ты отдаляешься от нас всех, закрываясь в себе. Меня это…беспокоит. Последнее слово вырвалось вместе с нервным вздохом. Еще в самом начале фразы Юджи оторвал глаза от Мегуми и начал прожигать взглядом прикроватную тумбочку. Разговор явно обещал быть тяжелым. — Просто мне… страшно потерять вас. От этой фразы на языке Мегуми появилось ощущение горечи. Хотелось подорваться, порывисто обнять Юджи, зарыться пальцами в его волосы. И зацеловать чужие щеки до усталости собственных губ, твердить параллельно: «все будет хорошо-хорошо-хорошо». Но хорошо вряд ли когда-нибудь будет. Разве что не в их мире. А потому все, что мог делать Фушигуро — это слушать. — Я терял людей раньше. Это очень страшно. И очень больно. А я ну…не хочу, чтобы это когда либо повторилось. Не сумев удержаться, Мегуми протянул свою руку, накрывая чужие дрожащие ладони своими. Послышался грустный выдох, и их взгляды, наконец, столкнулись. Не разрывая зрительного контакта и не отпуская руки, Юджи продолжил говорить: — Я каждый день думаю об этом. Думаю о том, что могу потерять всех: тебя, Кугисаки, Годжо-сенсея, второкурсников. Я чувствую, что скоро что-то произойдет. И я не хочу обременять кого-то своими страхами. Поэтому сижу тут и думаю. Мегуми ощутил очередной прилив любви. Юджи — светлый, милый, прекрасный, очаровательный. Даже все эпитеты мира не могли охарактеризовать его. Он действительно был самым лучшим, самым важным в серой жизни Фушигуро. — Я тоже боюсь потерять всех. У меня нет никого, кроме вас. Но знаешь… Неожиданно захотелось говорить. Рассказать обо всем, что так давно теплится в его душе. Пусть это будет невзаимно, пусть потом будет очень неловко и стыдно. Но Юджи должен знать, что он тоже важен и любим. Так будет правильно и честно. — Но больше всего я боюсь потерять тебя. Ты ну… самый важный человек для меня тут. Если хочешь знать, то… то я люблю тебя. И уверенность в ту же секунду испаряется. На смену ей приходят страх, неуверенность и стыд. Мегуми резко отводит взгляд и разъединяет руки. В комнате висит гробовая тишина. Ожидание реакции Юджи ощущается как секунды до смертного приговора. Смотреть на него боязно. Мегуми и не смотрит. Тараторит вместо этого: — Я просто решил, что тебе нужно узнать. Тебе не обязательно что-то говорить. Юджи вдруг резко подрывается с кровати и садится на корточки перед Мегуми. Хватает своими теплыми большущими ладонями его лицо, не давая и шанса отвернуться. Смотрит своими блестящими глазами, ища ответы. — Повтори. Мегуми, повтори, я прошу. — Я… не заставляй меня. — Я умоляю, скажи это еще раз. Лицо Юджи горит, глаза лихорадочно блистят. От него не укрыться, не сбежать, не спастись. — Я говорю, что люблю тебя. Давно…очень. И в следующую секунду его холодные губы накрывают чужие: горячие и очень мягкие. *** Утром они проснулись в обнимку. Улыбнулись друг другу, счастливо и неловко чмокнулись, а затем отправились навстречу новому дню. Годжо-сенсей одобрительно кивнул Мегуми, когда увидел их вместе. День прошел просто замечательно. И таких дней должно было быть много. *** А на следующий Годжо Сатору был запечатан на станции Сибуя.