Coma White

В фильмах все иначе нежели в жизни. Подчас кинолента слишком приукрашивает действительность, оставляя в голове кучу разноцветных клише о безупречности твоей собственной реальности. В фильмах никогда никто не умирает спонтанно. Всегда есть какое-то предзнаменование, длительная болезнь, советы врачей, трагическая музыка на фоне – все, лишь бы подготовить морально зрителя к предстоящему. В жизни смерть подобна щелчку пальцев. Ты идешь под руку с человеком, улыбаешься ему, разговариваешь. Щелчок. И его просто нет. А взамен тебе лишь остается куча прогнившего ожиданиями времени, чтобы привыкнуть. Чтобы свыкнуться. Чтобы прийти в себя. И бонусом ко всему этому калейдоскопу идет сочувствие и жалость со стороны близких, друзей, знакомых. Как будто это сможет заменить важного человека в твоей жизни. Словно бы хоть кто-то из оставшихся в живых сможет залатать разорванное в клочья сердце хоть на миллиметр. Может быть, это даже поможет устранить категорическое нежелание признавать действительность. Чанмину и даром не сдалось ничего из всего предложенного. Он смотрит на словно бы фарфоровое лицо Кюхена и понимает, что это все, что ему сейчас нужно. Было нужно. И будет. Макс поднимает глаза к фотографии, на которой Кю похож на принца из сказки, и понимает, что все портит черная лента. Эта треклятая черная лента в правом нижнем углу. Равно как и молчаливая суета вокруг – цветы, подношения, соболезнования, стандартные речи, слезы. Все это кажется настолько лишним, и терпения Чанмина едва хватает на час всей церемонии. Он молча встает и уходит. Потому что ему тут не место. У него есть более важные дела дома, в их с Кюхеном квартире. Пусть все остальные думают, что потеряли одного из самых харизматичных кумиров Кореи, Чанмин будет твердо уверен в обратном. Теперь никто не увидит его Кю, кроме него. Макс сделает все, чтобы никто не мешал его дорогому человеку отдыхать. Сопровождаемый этими мыслями по дороге домой, Шим бросает взгляд на лаптоп на соседнем сидении. Взгляд, полный почти такой же нежности, как и тот, каким он смотрел на частенько сидящего на этом сидении человека. Блондина с медовым оттенком волос, длинными ресницами, чуть пухлыми губами и крошечной родинкой под правым глазом. И неподражаемым взглядом кофейно-карамельных глаз. Чанмин усмехается. За всем этим тайфуном осколков мыслей и воспоминаний он и сам не заметил, как подъехал к высоким воротам своего дома. «Осталось совсем чуть-чуть», - думает он в предвкушении и закусывает губу, спешно паркуя машину возле входа и едва ли не забегая в дом с лаптопом в руках. - Они ничего не понимают, верно, Кю? – Макс торопливо включает ноутбук. - Они никогда нас с тобой не понимали, правда? – Чанмин настраивает подключение к нужному серверу. - Они даже не догадываются, почему я так хотел заняться организацией твоих похорон, - Шим нетерпеливо кусает губы, наблюдая за полосой загрузки. - И они никогда не поймут, почему меня так радуют христианские обычаи хоронить в гробу. Браузер уведомляет об успешном окончании подключения, и на весь экран лаптопа разворачивается окно онлайн-трансляции с веб-камер. Веб-камер, вещающих на только одному Максу известном сайте под только ему известным логином и паролем. Веб-камер, установленных Чанмином едва ли не в каждом сантиметре темно-кофейного гроба. Веб-камер, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю позволяющие видеть его Кюхена совсем рядом. Пусть и не вживую. Пусть и миллиардами светящихся на экране точек. Пусть и совсем бездвижного. Для Чанмина Кюхен от этого не перестает быть Кюхеном. Его любимым и единственным Кюхеном. Столь живым и настоящим. И совсем не сочетающимся с фотографией с черной лентой. Кюхен просто вновь уехал на гастроли или съемки очередного шоу – успокаивает себя Макс и свято верит в это. Он смотрит на бездвижного блондина и думает, что тот просто слишком устал и безмятежно спит. Он давит в себе воспоминания о недавней аварии, из которой ему, Чанмину, повезло выбраться практически невредимым. Повезло гораздо больше того, кто был за рулем. И кто сейчас на экране лаптопа. И кого пришлось едва ли не собирать по кускам, лишь бы положить в кофейного цвета гроб с молочно-кремовой обивкой. Чанмин торопливо мотает головой, отгоняя ненужные, на его взгляд, мысли. Кюхен просто спит. Никакой аварии не было. В это слишком легко поверить, чтобы Макс отказался. С этой мыслью слишком легко заснуть рядом с мерцающим экраном компьютера, чтобы заменить его смирением с утратой. И с ней слишком легко вкалывать почти двадцать четыре часа сутки в течение следующих нескольких дней. Потому что Чанмину так просто представить – его собеседник банально не дождался его прихода онлайн и уснул рядом со включенной веб-камерой, предаваясь грезам об их совместном будущем. И еще Максу совсем несложно представить, что так будет всю жизнь. До тех пор, пока в одну ночь он не возвращается домой, по пути покупая очередную порцию кофе, не усаживается за монитор и не замирает от неожиданности. И словно бы в тумане досконально проверяет все настройки подключения. Каждый бит программного кода, чувствуя, как по позвоночнику скользит замогильный холод. Кюхена нет. Камеры передают четкую картинку новехонького гроба, и можно даже различить когда-то повторяющие изгибы тела складки изящного шелка обивки. Вот только самого тела теперь там нет. Макс безуспешно вглядывается в экран, часто моргает и надеется, что все окажется просто дурным сном. Невыловленным вовремя багом в html-странице. Просто обманом зрения. Чанмин пытается унять крупную дрожь во всем теле и частое сердцебиение от той картинки, что сейчас на экране его ноутбука. Вся та паутина самообмана и иллюзий, которой Макс тщательно оплетал свой рассудок, рассыпалась в прах, оставляя его наедине с далеко не самой радужной реальностью. Он с силой зажмуривает глаза и торопливо шепчет: - Я просто устал. Ничего не произошло. Мне все просто кажется. Кюхен там, - но так и не находит в себе сил разлепить веки. Его монолог перебивает звон бокала из кухни, и Чанмин нервно вздрагивает, тут же поворачиваясь в сторону шума. Он едва ли не плачет от накатывающего ужаса и помимо воли тихо произносит в темноту перед собой: - Кю... хен? – шепот рвется частым дыханием. – Кюхен, это ты? Ответом ему становится гнетущая тишина. Чанмин не глядя захлопывает лаптоп и торопливо включает свет. Во всех комнатах. Как можно ярче. Он включает музыку в аудио-системе на полную громкость, лишь бы разорвать тишину квартиры. Он спешно ложится спать, наивно надеясь, что все окажется сном. И, конечно же, у него так и не получается заснуть. Потому что ночной Сеул кажется слишком тихим. Потому что сердце Макса бьется слишком громко. Потому что реальность становится слишком четкой и впивается иглами в виски. Потому что он четко осознает, что Кюхена больше нет не только в живых, но и в его собственной могиле тоже. Чанмин тщетно пытается успокоиться, в очередной раз вздрагивая от шума за окном. Он закрывает глаза ладонями, пытается полностью сосредоточиться на играющей мелодии, заглушить ее банальным текстом о неразделенной любви все остальные мысли и спастись от бьющего его озноба под теплым пледом. И ему это почти удается. Но как только Макс начинает засыпать, он чувствует, как к его плечу прикасаются холодные пальцы. Этого мимолетного ощущения вполне хватает для полной капитуляции расшатанных нервов, и Чанмин, не помня себя от страха, рывком подскакивает с кровати, не оглядываясь бежит в коридор, хватает ключи от машины и выбегает из дома. Шим даже не утруждается запереть дом, ему кажется, что стоит только обернуться, и в дверном проеме он увидит столь знакомую персону. Чанмин наверняка бьет все рекорды по скорости запрыгивая в машину, заводя мотор и срываясь с места. Он едет по заполненным дорогам Сеула, стараясь не останавливаться ни на одном светофоре. Потому что все окружающие машины кажутся ему серебристыми Хендай, норовящими попасть в аварию, подрезающими его на самых опасных участках дороги и прижимающимися почти вплотную к металлическому корпусу его авто. Потому что у всех редких пешеходов как на подбор светлые волосы, всех возможных оттенков блонд. Потому что голос полуночного диджея на радио почти так же сладок, как карамельный маккиато. Всю дорогу к дому Юно Чанмин преодолевает за какие-то двадцать минут вместо стандартного часа. И частично приходит в себя только тогда, когда его друг открывает перед ним дверь своей квартиры и сонным голосом спрашивает, что послужило причиной столь неожиданного визита. - Ничего. Я переночую у тебя, - Макс выдавливает из себя улыбку и проходит мимо ошарашенного одногруппника. Юно ничего ему не отвечает. Он знает, что терять близких всегда слишком больно, и потому молча следует за гостем на кухню, наливает ему горячего чая и садится напротив. - Есть что-нибудь покрепче? – Чанмин кивает на кружку. Алкоголь притупляет страх, и это именно то, что Максу сейчас нужно. Лидер лишь пожимает плечами в ответ и принимается к поискам спиртного в шкафах, стараясь отвлечь Мина бессмысленным разговором: - Ючон предложил собраться всем вместе на следующей неделе. Как тебе эта идея? Можем отправиться на Чеджу, скажем менеджеру, что по семейным обстоятельствам. Или можно назначить встречу с фанатами для прикрытия. Чанмин ограничивается стандартным «хорошо» в ответ, совершенно не вслушиваясь в слова лидера. Погруженный в собственный мысли, он нервно вздрагивает, когда Юно с шумом ставит перед ним бутылку вина: - Подойдет? Не знаю, откуда у меня эта бутылка. Никогда его не пробовал. Максу даже не нужно смотреть на бутылку, чтобы понять, кто сделал Юно этот подарок. - Это вино подарил тебе Кюхен. Мы с Кюхеном. На новоселье, - Чанмин усмехается. – Он тогда так долго его выбирал. Юно спешно убирает найденное спиртное, произнося вполголоса: - Извини. Он молчит несколько минут, совершенно не зная, что еще сказать, и виновато смотрит в пол. - Когда вы с Ючоном планировали встречу? Запишу себе в органайзер, чтобы не забыть, - Чанмин сам решает прервать затянувшееся молчание. -Ориентировочно в четверг. Я посмотрел наше расписание, свободны как раз этот день и следующий. Макс рассеяно кивает, пытаясь нашарить в карманах джинс и толстовки смартфон. - Хен, одолжи сотовый. Позвоню себе, не могу найти телефон. Юно тут же протягивает ему мобильный, словно только и ждал этой просьбы, и Чанмин набирает свой номер, прикладывая аппарат к уху. Гудок. Второй. Макс прислушивается к окружающим звукам, пытаясь уловить в их какофонии мелодию собственного рингтона. Гудок. Четвертый. Чанмин решает, что забыл телефон дома и уже собирается сбросить звонок, как длинные гудки сменяются столь знакомым хриплым голосом: - Чанмин-а? Что говорит собеседник дальше Макс совсем не слышит. Отчасти потому, что кричит едва ли не на пределе возможностей своего голоса. По большей части оттого, что тут же кидает телефон в стену, и тот разлетается на несколько частей. Может быть еще и потому, что тут же плотно закрывает уши ладонями. Чанмин лишь чувствует, как его обнимает Юно и говорит что-то успокаивающее тихим голосом, не прекращая гладить его по плечам. - Чанмин, тебе нужно поспать. Не дожидаясь ответа, лидер стаскивает друга со стула, ведет в гостиную, укладывает на диван словно маленького ребенка, укутывает одеялом и ложится рядом. - Все будет хорошо. Спокойной ночи, - голос лидера полон уверенности. Чанмин несвязно что-то бормочет ему в ответ, тут же проваливаясь в сон. Сон, на котором следовало бы вырезать имя «Кюхен», потому что он до краев полон его смехом, улыбкой, песнями, словами, бесчисленными взглядами, теплыми объятиями, приглушенными стонами. И фотографиями, к каждой из которых прилеплена толстая черная лента. Макс резко просыпается, открывая глаза и часто дыша. Он поворачивается к спящему рядом лидеру и обнимает того за талию, надеясь хоть как-то уверить себя в том, что проснулся окончательно. И тут же панически одергивает руку, отшатываясь и падая с дивана. Потому что на его пальцах отвратительным зудом осталось ощущение длинных шрамов на животе рядом лежащего человека. Потому что его руки никогда не спутают этот узор из шрамов ни с каким другим. Потому что сидя на полу Чанмин видит, какого цвета волосы у того человека, рядом с которым он только что лежал. Потому что их медовый блеск виден даже в кромешной темноте. - Чанмин-а. Макс зажмуривается и сбивается в комок, утыкаясь лицом в свои колени. - Чанмин-а, не оставляй меня. Мин тихо рыдает от страха, пытаясь уверить себя в том, что спит. - Чанмин-а... Шим чувствует, как кто-то настойчиво трясет его за плечо, и не выдерживает, поднимая заплаканное лицо и выкрикивая перед собой: - Да что тебе нужно от меня?! И тут же натыкается взглядом на шокированного Юно. - Чанмин, что с тобой? Лидер торопливо расспрашивает его, вытирая слезы и порывисто обнимая. - Юно, это неправильно, – голос Чанмина дрожит. – Это неправильно, что все, чего я сейчас хочу, это уверенности в том, что любимый человек мертв. Макс повторяет эту фразу снова и снова, разбавляя ее несвязными словами о том, как ему сложно, как тяжело, как больно и страшно. Он повторяет ее бесконечное количество раз каждую ночь, потому что ночной Сеул пропитан голосом Кюхена, зовущим его. Потому что Чанмин видит Кю едва ли не в каждом человеке из толпы. Потому что все машины на автостраде как на подбор серебристого цвета и одного и того же производителя. И спустя несколько мучительных дней Чанмин срывается. Он запирается у себя в квартире. Напивается в хлам и тихо смеется, не слыша привычные уже мольбы со своим именем в заглавии: - Ну, где же ты? – Макс щелкает пальцами и вновь тихо смеется. – Кюхен-а, куда же ты пропал? Последние несколько дней ты не оставлял меня ни на минуту, в лучших традициях второсортного триллера являясь мне во всех ипостасях, мимолетно касаясь пальцами, нашептывая по ночам мне что-то на ухо, оставляя поцелуи на висках... Чанмин бросает бокал с виски в стену и срывается на крик: - Где ты, черт бы тебя побрал?! Ты добился своего, я сдаюсь! Приходи, порадуйся! И обессилено растягивается на полу, задыхаясь в судорожных рыданиях. Он даже не удивляется, когда чувствует, как его обнимают холодные руки. Как холодное дыхание обжигает ему шею. Как несвязный шепот щекочет ему уши. Макс лишь устало вздыхает: - Что тебе нужно? И получает произнесенный на выдохе ответ: - Останься со мной. И Чанмин понимает, что не может отказать. Он улыбается и кивает. И в следующую секунду чувствует, как руки Кюхена размыкают объятие, как его ладони ложатся на грудь Чанмина, как они давят на грудную клетку. - Кюхен... мне сложно дышать. Вместо ответа Макс ощущает, как разряды тока от ладоней Кюхена пробивают его грудную клетку короткой судорогой. - Кюхен, мне больно! Следующий разряд оказывается еще сильнее, чем предыдущий, и сил Чанмина едва хватает на короткий вдох. За ним следует еще разряд. Еще. И еще. Пока Чанмин окончательно не проваливается в беспамятство. И последним, что он слышит становится: - Есть пульс! Макс приходит в себя спустя несколько дней, с усилием открывая глаза и обводя взглядом больничную палату. Его руку крепко сжимает Кюхен, беспокойно дремлющий на краю его больничной койки. Чанмин улыбается, перехватывая ладонь Кюхена своей, и обессилено плачет. Уже потом он узнает, что в той аварии повезло вовсе не ему, а Кюхену. Что он пролежал в реанимации несколько месяцев, на протяжении которых Кюхен постоянно сидел рядом с ним и умолял его остаться. Что все эти мучительные несколько месяцев Кюхен не отходил от него ни на шаг, тихо напевая что-то ему на ухо, шепча о том, как сильно любит, сжимая в объятьях, целуя в висок на ночь и не прекращая тихо рыдать. Что именно голос Кюхена вывел его из белой комы, в которой ему было так одиноко. Но одно-единственное Чанмин знает уже сейчас – во всех возможных реальностях и параллельных мирах Кюхен всегда будет рядом с ним.