***
Декаданс. Первые попытки Андрея прорваться в авторский состав, не увенчавшиеся успехом. Первые пьяные истерики Глеба, которые ему пришлось наблюдать... И, видимо, тогда все и пошло наперекосяк. До этого он никогда не влюблялся в парней, более того — это же не нормально. Но тогда почему он не мог оторвать взгляда, когда смотрел как редкие слезинки из-за пронзительного ветра капали на блокнот, пока Глеб что то в нем писал? Почему всматривался как солнце пробивается сквозь кудри? Как по-женски он курил, пока сам Котов его не поправил. Почему сердце рвало и заставляло идти на репетиции, на которых он был не нужен, чтобы просто прийти и посмотреть, послушать? В номерах отелей не спать, а наблюдать за дремлющим парнем? Теперь он в какой-то мере мог понять, почему Саша с Вадимом всегда вытаскивают Глеба из передряг: для них он младшенький, которого надо оберегать, который заведомо слабее и за ним нужно присматривать. А Андрей просто любил его. Помогал с деньгами, во время посиделок угощал дорогим ликером, а после недовольств наливал ему нормальной, не паленой водки. Устраивал все те же ночные прогулки, но уже на своём транспорте. Силой тащил на репетиции и запись нового альбома, и все чего-то ждал, боялся признаться, открыть душу и, если можно так сказать, покаяться. И в какой-то момент все пошло не так. Их пьянка перешла черту. И вот Глеб уже рассказывает о всех девушках, с кем он переспал, рассказывает как плохо себя чувствует и все говорит-говорит. Говорит. Не переставая. А Андрей слушает, да улыбается. Слушает, пока не надоедает, а потом, не осознавая происходящего, целует его. Сначала, чтобы Самойлов замолчал. Потом ещё раз, более настойчиво, сминая губы Рудольфовича своими, проталкивая язык все глубже, чувствуя как тот отвечает ему. Все так же целуясь, идут к единственному в студии диванчику. Пусть он кожаный, пусть будет больно, пусть они оба будут жалеть об этом. Плевать. Случайно задев рукой магнитофон, включается игравшая пластинка с их новым альбомом, и так даже лучше. Главное, не в тишине. «Джиги, джиги дзаги мы нальемся влагой, сладкой пошлой влагой Джиги джиги дзаги...» Совокупляться под голос Вадима не самое лучшее, что есть в мире, но какая к черту разница? Когда ты лежишь распластанный на этом маленьком диванчике, весь взмокший, пока в тебя вбивается человек, в которого ты был влюблён долгое время, уже плевать на происходящее вокруг.***
Съёмная квартира Глеба напрягала своей пустотой. После того, как он развёлся и Таня уехала в Екатеринбург, из неё совершенно пропал домашний уют. Но какая разница. Глеба все устраивает, а уюта и дома полно: старый, не отличающийся мягкостью, диван, бокалы с виски, и Глеб с пакетиками, таблетками и порошком. Первый раз Андрей пробовал такое, и больше не хочет. Слишком плох был приход. Слишком большая была доза. Они собираются так чуть ли не каждый день, и все больше Глеб употребляет, а Андрей пьёт. Однажды Самойлов не приходит. День, два, неделя. Оправдывает тем, что устал. Но как только хриплый голос в трубке попросит приехать, барабанщик бросит все и побежит спасать. А Самойлов все больше истерит, что Андрей трус, что боится употреблять вместе, намекая на страх быть с ним самим. Все больше он упарывал с братом, все меньше контактировал с пионером. Оба понимали, что это начало конца.***
Они прошли вместе много — и взлеты, и падения. И усмешки с концертов во время исполнения "Гетеросексуалиста", и свадьбы друг друга. Совместное употребление чего-либо, от которого Андрей так быстро откажется. Вместе переживали смерть и похороны Козлова, творческий кризис, обострение ментальных проблем у Глеба. Однако ничего невечно, вот и их пути разошлись. Расстались тихо, без скандалов и истерик. Первым ушёл Андрей. Сначала из личной жизни, потом и из группы... Сейчас они встречаются раз в пятилетку, обнимаются, как старые друзья. Рассказывают, как дела и как семья, а иногда проскользнёт в глазах грусть по былому времени, и вот они обнимаются больше, чем нужно друзьям, украдкой оставляют легкие поцелуи на губах, и до ужаса интимные улыбки. Но снова перрон, и снова они остаются одни.