Предсмертные записки президента Кориолана Сноу, убийцы вампиров

Darkness, Darkness be my pillow, Take my hand and let me sleep, In the coolness of your shadow, In the silence of your deep. (Robert Plant – «Darkness, Darkness») Мои тюремщики великодушно передали мне ручку и бумагу, вместе с позволением оставить эти записки. Разумнее всего будет спрятать их после завершения, но даже так я не смогу полностью увериться в сохранности моего послания неизвестному адресату – впрочем, так или иначе, лучше призрачный шанс, чем вовсе ничего, тем более, что иного способа рассказать эту историю у меня нет. Я – бывший президент Панема, Кориолан Сноу, ныне свергнутый и готовящийся к смертной казни. Этих слов при мне не произносят, но учитывая, с кем я имею дело – а также кем являюсь я сам – вполне очевидно, что ожидание милосердного приговора было бы в высшей степени беспечным. Меня казнят, остается только надеяться, что смерть моя окажется безболезненной и быстрой. Сейчас я нахожусь под арестом здесь, в Капитолии – когда-то это был мой дом, теперь это тюрьма. Что ж, я не первый и не последний правитель, которому выпала такая судьба. Но в этих записках я хочу рассказать не о том, что происходит сейчас, о событиях былых лет, той стороне моего правления, которая никогда не афишировалась, поскольку обнародование некоторых фактов неизбежно привело бы к панике среди всех жителей Панема. Я – третий сын генерала Фламиния Сноу, погибшего при загадочных обстоятельствах, когда мне самому было всего шестнадцать лет. Это широко известно, многие даже считают, что именно я – тот загадочный убийца, который убрал со своего пути к наследству обоих братьев и отца. Но подлинная история куда более ужасна. Все началось одним теплым летним вечером. Наша семья (я, отец, мои братья – Просперо и Орсино, сопровождаемый женой с двумя дочерьми-близнецами) собралась вместе, чтобы отметить День Независимости Панема. Я никогда не относился к этому празднику с особым почтением, но отец любил его, поэтому наша семья всегда отмечала его торжественно, собираясь в общем кругу. Просперо привел к ужину свою очередную пассию – его всегда привлекали женщины, по возрасту годившиеся нам в матери, и Астра Кольбе, разумеется, не стала исключением. Хотел бы я сказать, что с первого взгляда распознал в ней отвратительной чудовище – но нет, хотя Астра выглядела бледной, даже в этой бледности мне виделась определенная изысканность. К тому же Астра казалась искренней по отношению к Просперо, а тот вел себя с ней не как с обычными любовницами, и отец даже пошутил, что ждет объявления помолвки. После ужина, разумеется, Астра ушла вместе с Просперо в его комнату. Орсино также ушел в свои комнаты, вместе с женой и дочерьми-близнецами, мы с отцом еще около часа просидели в гостиной за бессмысленными разговорами, после чего также разошлись по спальням. О том, что происходило дальше, я могу лишь догадываться. Я проснулся в своей кровати, ранним утром – небо было темно-серым, звезды уже скрылись. Я помню это со всей ясностью, хотя видел лишь край окна, все остальное оказалось скрыто чудовищной тенью, в которой мне не сразу удалось опознать Астру Кольбе. Она склонилась надо мной, открыв рот, я отчетливо видел как за зубами ее шевелился странный отросток, ничуть не похожий на человеческий язык. Позже я отчасти догадался сам, отчасти узнал от других – Астра планировала обратить меня во мне, поэтому не убила как остальных, а уселась мне на грудь и приготовилась выпустить свое жало. Я закричал и ударил Астру стоявшей у кровати лампой. Стекло плафона разлетелось вдребезги, мелкие осколки впились Астре в лицо, шею, левую руку. От удара лампа включилась и слепящий свет заставил Астру с шипением податься назад. Не желая упустить шанс на спасение, я рванулся из-под одеяла, скатился с кровати и вылетел за дверь спальни так быстро, как только смог. Едва не упав на лестнице, я сбежал на первый этаж, бросился к оранжерее, которую отец сохранил в память о матери, и которая стала мне укрытием. В жидких предрассветных сумерках все казалось мне пугающим, ненадежным, я забился между розовых кустов и замер. Хотя я не видел почти ничего по-настоящему страшного – если на Астре и были кровавые пятна, разглядеть их я не успел – но сердце мое бешено колотилось, а кишки точно скручивались в узел, я чувствовал страх, острый, как тысяча ножей. Тогда я принял это все за трусость, и только много позже понял: меня спас инстинкт жертвы, тот же, который может шепнуть мыши, что парящая в небе сова уже нацелила на нее свои смертоносные когти. Астра не сочла нужным преследовать меня. Спустя пару часов появились приходящие слуги, не ночевавшие в доме, они нашли меня, голого, сидящего между розовых кустов, расцарапавших мои бока и плечи до крови. А еще слуги нашли тела. Дворецкий и кухарка, жившие на первом этаже, лежали в коридоре, их глотки были вырваны, шеи сломаны, руки вывернуты. Так же были убиты отец и Просперо, а Орсино с женой и дочерьми оказался разорван на части – честно говоря, я не решился взглянуть на фотографии их спален. Разумеется, Астру Кольбе так и не нашли. Какое-то время я отгонял мысли о том, что увидел – о странном шевелении во рту Астры, о том как она выглядела в сером утреннем свете: бледная, с длинными ногтями, под которыми подсыхало что-то темное, похожая на ядовитого паука, заключенного в тело женщины. Я пытался поверить в официальную версию – согласно ей, Астра просто открыла дверь наемным убийцам, подосланным для уничтожения всей семьи Сноу – но внутри меня истошно кричала правда: я собственными глазами видел чудовище, способное разорвать на части взрослого мужчину, поэтому моей тяги к отрицанию хватило ненадолго. Я начал искать информацию о подобных тварях и нашел кое-что в материалах довоенного времени – едва ли это были серьезные исследования, скорее переработка каких-то легенд американского периода, но все же определенная пища для разума у меня появилась. Кровососущих тварей называли «вампирами» (это название сразу показалось мне удобным, уместным, я принял его как подлинное, потому и использовал везде, включая эти записки), сведенья о них были противоречивы, к тому же, как выяснилось впоследствии, большей частью неточны: вампиры не сияют на солнце, не прокусывают клыками кожу своих жертв, не спят в гробах, не боятся религиозных символов – однако, верная информация также нашлась. Например, лучший способ убить вампира – отрубить ему голову, или же нанести обширную рану в область сердца, после чего оставить на некоторое время орудие, например кол, внутри. Но об этом я узнал уже значительно позже, когда уже был премьер-министром. То, что именно я раскрыл заговор против президента Паттерсона – тоже широко известный факт. Согласно одной из популярных повстанческих теорий, я же сам его и подстроил, а когда понял, что заговор несовершенен, раскрыл его, желая добиться расположения Паттерсона. Конечно же, эта теория – возмутительная чушь, даже если бы я совершил что-то подобное, то сумел бы обставить все куда более изящно, к тому же у премьер-министра Панема достаточно работы, чтобы не тратить время на подобные глупости. Возможно, если бы я начал свою войну с вампирами еще в юности, все пошло бы иначе, но теперь жалеть о несодеянном смысла нет. Впрочем, мне стоит рассказать обо всем по порядку. Мои мысли путаются, я немалыми усилиями сохраняю хотя бы подобие связности в своем рассказе. Короткое заключение под стражей состарило меня куда сильнее, чем прожитые годы. Итак, я был премьер-министром, многие считали меня слишком молодым для этой должности, но только не я сам – и стоит заметить, что прав бы именно я, а не мои недоброжелатели. Меня по-прежнему волновали мысли о вампирах, но, завершив исследования архивных материалов, я обратился к насущным делам. Можно ли сказать, что я по-прежнему старался забыть о самом факте существования вампиров? Пожалуй, нет. Я задвинул эти мысли как можно дальше, но больше не старался от них уйти. Именно поэтому я и смог раскрыть заговор против президента Паттерсона. Незадолго то того, как я это сделал, личная служба охраны президента смога остановить грубое покушение, попытку подрыва праздничного кортежа. Такие попытки убийства всегда выглядят опасными, но на деле – срываются почти всегда. На этот раз на покупке взрывчатки поймали какого-то капитолийского бунтаря, видевшего «голодающие Дистрикты», ради которых решился на покушение, только в роликах, которые показывают перед открытием Голодных Игр. Он попытался бежать, миротворцы застрелили его. Многим показалось, что это – конец истории, но меня посетила смутная мысль о чрезмерной надуманности провалившегося покушения. Собственно говоря, именно когда я спешил к президенту, желая обсудить это, мне и довелось во второй раз в жизни встретиться с вампиром – молодой Атис Шпиддель, муж министра образования, Глории Шпиддель, пытался накинуть удавку на шею президента Паттерсона. Я, конечно же, не мог позволить этому случиться и, окликнув охрану, бросился на Шпидделя сам, не дожидаясь помощи. Не скрою, отчасти дело было в обычном везении, отчасти – в том, что президент Паттерсон, будучи, несмотря на солидный возраст, оказался физически сильным мужчиной, способным уж если не дать достойный отпор не ожидавшему сопротивления вампиру, то, по крайней мере, занять его достаточно для того, чтобы я смог напасть на Атиса. Вспомнив о вбивании в грудь осинового кола, я схватил стоявшую у камина кочергу и с размаху ударил Атиса в грудь, потом еще несколько раз. Скорее всего, я сломал ему ребра в один из первых ударов, осколки кости впились в сердце, Атис повалился на пол и я попытался вбить кочергу ему в грудь – у меня, к сожалению ничего не получилось, но наконец-то подоспевшие охранники Паттерсона смогли довершить убийство. Президент Паттерсон, разумеется, публично вынес мне благодарность за спасение его жизни. А я понял, что пришло время для больших перемен в моей жизни. Вампиры в те годы придвинулись к президенту вплотную, они могли захватить власть в Капитолии и сделать Панем своим государством, поработить весь его народ, сделать то, в чем сейчас повстанцы обвиняют меня (я мог бы назвать эти обвинения справедливыми, если бы не знал, что женщина, которую они зовут Альмой Койн, много хуже меня самого). Тогда я не знал этого наверняка, но догадывался: план покушения возник не на пустом месте, Капитолию необходима была чистка. Даже сейчас, полагаю, многие помнят о капитолийской чуме, от которой умерли шестеро сенаторов, вместе с семьями, а также один министр и два человека из секретариата президента – но, на самом деле, никакой чумы не было. Таким образом мы, я и президент Паттерсон, провели первую в Панеме охоту на вампиров: все члены правительства обязаны были пройти медицинское освидетельствование, и те из них, которые, под какими-либо предлогами, отказались от анализа крови или осмотра ротовой полости, были казнены. Не все отказавшиеся оказались вампирами, двое – министр сельского хозяйства, старый параноик Луций Престон и Кольда Фабия, молодая (и весьма красивая, насколько я помню) женщина из сената – были людьми, как выяснилось уже после их казни. Также несколько вампиров успели, избежав осмотра, покинуть Капитолий, но все же я считаю ту зачистку весьма успешной, она не только стала началом моей войны против вампиров, но и подарила мне прекрасную базу для исследования вампиров – несколько тел, которые я осторожностью препарировал, несколько пленных для допроса. Вся операция по зачистке была проведена небольшим отрядом миротворцев, которым президент Паттерсон доверял, а, потому, счел возможным доверять и я. Они не задавали лишних вопросов, были готовы оказать огневую поддержку в случае необходимости, а большего от них и не требовалось. Первым допрошенным мной вампиром была сама Глория Шпиддель. Прикованная к стулу, в комнате, залитой ослепительно-ярким светом, она выглядела жалкой, почти вызывающей сочувствие, но едва я начал задавать вопросы, Глория оскалилась, сделавшись похожей на животное. «И я должна поверить, что вы отпустите меня, если я отвечу на все ваши вопросы?» – спросила она прямо. Я улыбнулся и поднял принесенный с собой топор: «нет, конечно же нет. Но в моей власти не только ваша смерть, но и жизнь, я могу как прервать ее одним быстрым, милосердным ударом, так и растянуть убийство на долгие часы, которые покажутся вам бесконечностью». Глория поняла, что я не шучу, и ответила на мои вопросы (пусть даже несколько уклончиво), после чего я, разумеется, отсек ей голову, сдержав свое слово. Она была первой, но не, разумеется, стала последней. Первую информацию о настоящих вампирах я получил именно тогда, но впоследствии мне удалось уточнить ее, развеять часть лжи, укрепить правду. Самым главным открытием стала правда о местонахождении гнезда вампиров: все трое допрошенных после покушения на Паттерсона, сказали одно и то же – вампиры Панема обитали в Тринадцатом Дистрикте. На тот случай, если мои записки попадут в руки потенциальному охотнику на вампиров (думать об этом очень самонадеянно с моей стороны, но все же исключать такую возможность нельзя), я вкратце перечислю прочие установленные в ходе исследований факты, касающиеся не моих врагов в частности, но всего вида вообще. Свет причиняет вампирам боль – по всей видимости, не слишком сильную, но достаточную, чтобы замедлять их передвижение или дезориентировать в пространстве. Если вампир может, он будет держаться как можно дальше от света. У вампиров два сердца, второе, находящееся рядом с настоящим, перекачивает некую темную жидкость по вторичной сосудистой системе, тянущейся в мозг и полностью охватывающей легкие. Сердца уязвимы, но, зная о свей слабости, вампиры стараются их защищать – некоторые носят вшитые в одежду металлические пластины, другие же полагаются на скорость собственной реакции, и, должен заметить, не напрасно, однако удар неожиданный или нанесенный с большого расстояния может убить вампира, если окажется достаточно метким. Лучший способ убийства вампира – отсечение головы или выстрел в нее из крупнокалиберного оружия (я предпочитаю первый вариант, как более чистый и тихий). Под языком у каждого вампира скрыто жало, очень похожее своим видом на пиявку – оно представляет из себя своего рода гибкий хобот, оканчивающийся ротовым отверстием с весьма острыми зубами. Именно с помощью этого отростка вампиры и питаются. Мне не удалось установить, только ли человеческая кровь пригодна для них и необходима ли для поддержания жизни обычная пища или вода (насчет последнего: в свое время я лично одобрил проект введения ядов в грунтовые воды, текущие к Тринадцатому Дистрикту, и это не привело ни к каким видимым успехам – впрочем, вампиры могли оказаться нечувствительными к использованной отраве). Разумеется, не все это мне удалось узнать сразу, но начало своим исследованиям я положил именно тогда. При допросах открылся мне и ряд других тайн. Так, по словам одного из пойманных мной вампиров, Астра Кольбе намеревалась превратить меня в вампира, чтобы, со временем, достигнув высокого положения в Капитолии, я мог стать удобным для их народа рычагом воздействия на власти Панема. Честно говоря, нахожу это почти лестным: если бы план удался, я занял бы место ключевого звена в операции по захвату всей страны. Хотя, конечно, трудно сказать, был ли бы я в этом случае самим собой. Несмотря на всю тщательность исследований, я так и не смог прийти к однозначным выводам о природе вампиров – возможно, они действительно являются потомками тех древних тварей, о которых рассказывают книги, написанные до становления Панема, но также возможно, что они появились на свет в Тринадцатом Дистрикте после восстания, в результате воздействия радиации. Для меня в первую очередь важен сам факт их существования, а причина появления все же вторична. Также не могу не написать об еще одной особенности племени вампиров, поскольку эта правда особенно важна: неспособные к половому размножению, вампиры могут лишь обращать людей в себе подобных, впрыскивая в их жилы свою слюну. Хотя среди них есть и мужчины, и женщины, «обращение» подвластно только женщинам, причем далеко не всем, а прошедшим некую повторную мутацию, так называемым «королевам». Я был несколько удивлен, когда понял, что вампиры по устройству своего общества крайне похожи на пчел, служащих матке, которая производит на свет новых, руководит всей жизнью их общества. Вампиры – чудовищный подземный улей, обитающий под пустошами Тринадцатого Дистрикта. Я несколько раз пытался поднести к этому улью дымарь, чтобы изгнать пчел, но каждый раз сталкивался с сопротивлением, которое побороть не мог. Первая моя попытка состоялась сразу же после того, как президент Паттерсон скончался (не думаю, что имеет смысл заострять внимание на этой части истории – замечу только, что вампиры никак не повлияли на его дальнейшую судьбу), а я был поставлен сенатом на его место. Хотя вампиры оставались для большинства сенаторов тайной, все же почти всем было известно, что Тринадцатый Дистрикт не пустует, а, потому, мою попытку вторжения восприняли как несколько странный, но, в принципе, оправданный поступок. Я лично составил инструкции для подразделения миротворцев, которые должны были высадиться в одном из мест, подходящих для проникновения в подземное царство вампиров, а затем начать штурм бункера. Я прекрасно понимал, что вампиры на своей территории сумеют дать достойный отпор простым панемским солдатам, но порой по-настоящему узнать угрозу можно только столкнувшись с ней лицом к лицу. Рисковать собственной жизнью в такой ситуации не стал бы ни один человек, я понадеялся на то, что смерти миротворцев, заснятые вмонтированными в их доспехи камерами, откроют для меня еще несколько тайн вампирского сообщества. Увы, надежды мои пошли прахом: дверь бункера, видимая с воздуха, оказалась ловушкой, сразу после гибели отряда, занимавшегося ее подрывом, остальные пошли в отступление (всех выживших, разумеется, пришлось устранить – я не мог позволить распространиться слухам о существовании подземного бункера в Тринадцатом Дистрикте. Вампиры тут же ответили на мою попытку вторжения. Новое двойное покушение было нацелено уже на меня, но устроено почти так же как нападение на Паттерсона: один убийца попытался напасть на меня во время открытия Голодных Игр (разумеется, он был тут же убит охраной), другой же выждал три дня, и, подкараулив меня на выходе из здания сената, попытался задушить. Однако, я, ожидавший нового нападения, оказался проворнее, чем вампир предполагал, и, резко развернувшись, ударил его топором, который носил под плащом опасаясь именно таких случаев. Не стану утомлять возможного читателя подробностями, ограничусь лишь простой констатацией факта: в первые одиннадцать лет после моего избрания на пост президента, вампиры время от времени предпринимали попытки устранить меня, но не слишком тщательно спланированные, они оказывались обреченными на успех (зато некоторые из них успешно послужили источниками материала для моих исследований). Я лично набирал из числа самых лучших миротворцев охрану для себя, своей супруги и детей, а также регулярно упражнялся в стрельбе, обращении с боевым топором, других методах самообороны – эту сослужившую мне добрую привычку я сохранил до самой старости. Но затем вампиры исчезли из моей жизни. Они более не пытались убить меня, как не пытались и подобраться с самой капитолийской власти. Регулярные медицинские проверки среди министров и сенаторов не выявляли засланных новообращенных, и даже моя личная служба безопасности не находила никаких причин для беспокойства – единственным покушением на мою жизнь в тот период стал поджог поезда, в котором я ехал в Четвертый Дистрикт, но я более чем уверен: за подобной грубой попыткой устранения скорее стояли люди, разрозненные бунтари из Капитолия, а не организованная вампирская армия – сумей те подобраться ко мне настолько близко, я не писал бы сейчас этих строк. Некоторое время я снова пытался взрастить в себе веру в возможность перемирия с народом вампиров – мне тогда казалось, что они, увидев во мне серьезного противника, отступили. Кому-то, возможно, покажется слишком самонадеянным такой взгляд, но поверьте мне – у меня были все основания так считать: вампиры действительно вынуждены были отступить, моя борьба принесла плоды. Когда вампиры затаились, я смог посвящать больше времени прочим делам. Если вы посмотрите на годы моего правления, то увидите: именно тогда я принял целый ряд крайне значимых решений, тогда были проведены реформы миротворческой армии и системы снабжения Дистриктов, изменены условия трансляций в телеэфире, пересмотрены права сенаторов. Вера в капитуляцию врага, пусть даже ложную, много дала мне, а значит и Панему под моим управлением. По крайней мере, мне в это очень хотелось верить. До тех пор, пока мой собственный сын не попытался привести вампиров в Капитолий, чтобы они подарили ему власть в ответ на мою смерть. В тот раз они не стали пытаться пойти трудным путем, а просто напали на президентский дворец, убив двоих охранников. Мой сын передал им всю необходимую для штурма информацию, мой сын открыл им двери – буквально, собственной ключ-картой провел по сенсорам, впуская пару прорвавшихся к защищенным помещениям вампиров. На одного из них я бросился сразу, рассчитывая на скорость собственной реакции – но топор лишь скользнул по груди, грудь оказалась защищена броней, и, воспользовавшись моим замешательством, вампир попытался сломать мне шею. Я ударил его снова, на этот раз – по руке, тянувшейся ко мне, и мне удалось перерубить запястье. Кровь обильно потекла на меня, но я не поддался желанию отпрянуть, а ударил вампира в шею, отделяя голову от тела. Другой вампир попытался накинуться на меня сзади, но в этот раз я бил уже наверняка и смог управиться одним ударом. Мгновенно вспыхнувший гнев придал мне достаточно сил и ловкости для безжалостно-быстрой победы. После того как вампиры были мертвы, я вытер руки об одежду и обернулся, чтобы взглянуть на сына. Позвольте мне небольшое отступление: среди множества слухов обо мне, разумеется, самую большую долю занимает ложь, придуманная моими оппонентами – бесконечные истории о том, что я ем человеческое мясо или приказал однажды сжечь живьем шестерых человек, якобы недостаточно сердечно меня приветствовавших, и тому подобные вещи, их так много, все мне не упомнить. Однако, некоторые слухи правдивы, как я уже написал выше. Так, например, мой старший сын, Максимилиан, действительно не совершал самоубийства, он погиб от моих рук, потому, что собирался устроить переворот, приняв помощь со стороны. Честно говоря, я был уверен: Максимилиан также стал вампиром (это оказалось не так, хотя, справедливости ради, замечу: смерти он заслуживал в любом случае). Его гибель была некрасивой, но быстрой, а, значит, безболезненной – едва я узнал о предательстве, мой топор расколол ему череп, обнажив мозг, левый глаз, уцелевший при ударе, выкатился из глазницы, повис на нерве, когда кровь забрызгала мою рубашку, и только в этот момент я понял, что вампиром Максимилиан все же не стал – их кровь несколько отличается от человеческой по цвету, к тому же никогда не выплескивается с такой силой, из-за более медленного сердцебиения. Итак, мой сын был убит моей рукой, это такая же правда, как и то, что я никогда не жалел об убийстве. Пусть даже оно было совершено в запале ярости, по здравому рассуждению я не поступил бы иначе – разве что предпочел бы переложить казнь на кого-то другого. К слову, не могу не заметить, что многие нелепые слухи обо мне, так или иначе связаны с вампирами. Например, то, что Цезарь Фликерман, когда-то состоявший в президентской пресс-службе, якобы получил свое место постоянного обозревателя Голодных Игр, пробравшись через мою постель. На самом деле, вскоре после того как Фликерман провел свой первый эфир, до меня дошли слухи, что во время плановой диспансеризации, он отказался от осмотра ротовой полости (все стоматологи Капитолия, сколько-нибудь заслуживавшие доверия, обязаны были сообщать о подобных случаях) и я решил сам узнать о причинах этого отказа, показавшегося мне странным, хотя Фликерман, здорово загорелый, крепко сложенный, ничуть не напоминал вампира – я позвал его к себе, на личную встречу, и, за разговором, сел как можно ближе, после чего с осторожностью взял его за нижнюю челюсть, заставляя раскрыть рот пошире. Именно в этот момент к нам зашла служанка с кофейным подносом. Молодой Фликерман считался весьма привлекательным мужчиной, а я как раз недавно расстался с супругой, поэтому ситуация не выглядела даже двусмысленной. К слову, причиной отказа от осмотра оказалось неудачное недавнее отбеливание зубов, после которого они сделались очень чувствительными. Так что я могу со всей откровенностью сказать: у меня не было сексуальных отношений с этим мужчиной. Или, например, слух о том, что я никогда не сплю – спальня моя действительно каждую ночь была залита ярким светом, охранявшим меня от возможного вторжения вампиров, многим людям даже в состоянии бодрствования такое освещение было бы неприятно, но я научился с ним мириться, желание себя обезопасить оказалось куда важнее примитивных инстинктов. Впрочем, я несколько отвлекся. После того, что произошло с моим сыном, я понял: отказ от борьбы не стал началом перемирия, вампиры не были готовы отступить, а значит мне оставалось только продолжать свою войну. Упустив одно поколение, я не собирался повторять эту ошибку следующем, поэтому решился воспитать свою внучку готовой к предстоящим битвам. Некоторые детали моего поведения в семейном кругу становились общеизвестными, вызывали определенные пересуды, но меня это ничуть не тревожило, как и дорогую мою Розалину – она с подлинным детским восторгом училась обращаться с топором, изготовленным специально для нее, а в стрельбе по мишеням даже достигла весьма заметных успехов. Возможно, я построил замок своих надежд на песке, но тогда только эти надежды и скрашивали мою стариковскую жизнь. Я не был по-настоящему привязан к Розалине как к родственнице по крови, но в то же время полюбил в ней, рано лишившейся отца, свое собственное отражение, причудливо преломленное, и все же узнаваемое. Я готовил внучку себе в преемницы, надеясь, что она станет не только главой Панема, но и убийцей вампиров. Но теперь – невыносимо горькая ирония – умение обращаться с топором пригодится ей разве что на новых Голодных Играх, устроенных повстанцами. Вампирами и их приспешниками. Однажды мне принесли видеозапись, сделанную беспилотным аппаратом, пролетавшим над Тринадцатым Дистриктом – время от времени я лично проверял подобные материалы в поисках возможной ценной информации о вампирах. И в той видеозаписи, попавшей мне в руки около девяти лет назад, я увидел знакомое лицо, вернее, сперва мне показались знакомыми движения женщины, не то что-то обсуждавшей с группой вооруженных мужчин, не то отдававшей приказы. Включив максимальное увеличение я понял: это – Астра Кольбе, ничуть не изменившаяся за прошедшие годы, превратившие меня в старика, у нее были все те же черты лица, те же морщины я смог разглядеть даже шрам на щеке, оставленный ударом лампы. Много позже я узнал, что теперь Астра Кольбе носит другое имя, ее называют Альмой Койн. Да, женщина когда-то давно уничтожившая всю мою семью, теперь наконец-то добралась до меня, закончила то, что начала много лет назад. Время было на ее стороне, Астре – Альме – оставалось только выждать подходящий момент, чтобы исправить когда-то допущенную ошибку. В последние годы меня поразила болезнь, заметно подточившая силы, ослабившая не только мною власть, но и борьбу с вампирами. Это также можно назвать ироничным: из-за болезни мои десны постоянно кровоточат, раньше я мог замаскировать видимые проявления, но только не запах, поскольку освежители дыхания вызывали мучительную аллергическую реакцию – поэтому изо рта у меня постоянно пахнет кровью. Не так уж сильно, но вполне заметно, этот запах преследует меня повсюду, как если бы я сам был вампиром. Сейчас я, разумеется, не могу следить за своим здоровьем так тщательно как прежде, поэтому кровь постоянно проступает у меня во рту. В повстанческих агитационных роликах я не раз слышал эти слова: «Сноу пьет кровь Панема» – что ж, теперь я пью собственную кровь. Иногда мне почти интересно – чью же кровь пьет Астра Кольбе? Сейчас вокруг ее много молодых, сильных мужчин и женщин, она вольна присосаться своим жалом к любому из них, что, скорее всего и делает. А совсем скоро именно она будет пить кровь Панема, она и ей подобные, младшие вампиры, обращенные за годы жизни в Тринадцатом Дистрикте. Из старых книг, рассказывавших о других, еще более древних, я узнал одну занятную вещь: когда-то число тринадцать считалось в Америке крайне несчастливым, порой даже в зданиях не было тринадцатого этажа – у каждой эпохи свои суеверия, но мне видится некий символизм в том, что именно Тринадцатый Дистрикт стал оплотом кровососущих тварей в Панеме. Итак, история мальчишки, спрятавшегося от смерти за розовыми кустами, заканчивается. Я рассказал все, что мог, или, вернее, все необходимое, а потому не стану продолжать писать – разумеется, у меня есть еще множество историй, множество подробностей изученной жизни вампиров, множество опровержений слухов или, напротив, их подтверждений, но даже потратив все данные мне чернила, бумагу и время, я не смогу охватить все. Было бы бессмысленным пытаться убедить читающего эти строки в том, что все мои поступки были продиктованы желанием защитить Панем от нашествия вампиров – во-первых, это не так, во-вторых даже если бы это было так, никто не поверил бы моим словам. Я пишу не ради собственного оправдания, а желая предотвратить возможное зло, которое покажется Панему чудовищным даже в сравнении с гражданской войной. В высшей степени иронично: единственная моя надежда – Китнисс Эвердин, которую еще недавно я мечтал уничтожить. Она достаточно сообразительна для своего возраста, к тому же достаточно отважна, чтобы выступить против женщины, которую знает под именем Альмы Койн – и которую я знаю под именем Астры Кольбе. Насколько я знаю Астру (пойманные мной вампиры говорили о ней охотно, что-то из их слов, разумеется, ложь, но не все), она никогда не согласится поделиться властью с другими, из чего следует, что она могла не творить новых вампиров-королев. Один из допрошенных мной вампиров сказал это прямо, другие намекали на подобное – разумеется, надежда во мне заглушает голос рассудка, но мне подобное кажется в высшей степени возможным. Если Астра – не только глава Тринадцатого Дистрикта, но и единственная королева собравшегося в нем вампирского сообщества, то подговорив Китнисс Эвердин ее убить, я нанесу удар по всем вампирам Панема, быть может даже обезглавлю их род. Если бы я был религиозен, то молился бы сейчас – не о спасении своей жизни или хотя бы души, а о том, чтобы Китнисс Эвердин прочла эти записки, когда я покажу ей их, а затем поняла и приняла мою просьбу. * * * (приписано позже, менее разборчиво) Я рассказал ей все и теперь полагаюсь исключительно на удачу и милость судьбы. Сегодня мне снился сон, который я мог бы назвать кошмаром, если бы только само это слово не утратило для меня всякое значение еще много лет назад. Мне снилось, что Астра Кольбе все же обратила Китнисс Эвердин в вампира-матку, после чего Китнисс пришла ко мне, села на угол кровати, и, открыв рот, выпустила свое жало, предлагая мне разделить поцелуй, который утолит ее голод. Искренне надеюсь, что мой сон не окажется вещим, и это единственная надежда, которая у меня еще осталась. Солнце садится, скорбь и волнение снова охватывают меня. Завтра настанет последний день Кориолана Сноу, бывшего президента Панема и убийцы вампиров.