Навстречу бесконечности

Ночное небо прекрасно. Темно-синяя гладь украшена блестящими бусинами, случайно разбросанными по всему небосклону, и растущим месяцем, едва виднеющимся из-за крыши магического колледжа. Тишина окружала все вокруг. Кажется даже сверчки, обычно без умолку стрекочущие летними ночами, спали непробудным сном. Это на удивление приятно — не слышать ничего. Создавалось впечатление, что в мире нет никого и ничего, кроме двух молодых людей, расслабленно сидящих на крыше одного из комплекса зданий и сосредоточенно наблюдающих за тем, как плавно, почти не заметно скользят по небу звезды. Это были Сатору и Сугуру, тайком вышедшие из своих спален, для того чтобы полюбоваться ночным небом, "таким необычным из-за своей особенно черной черноты с маленькими белыми точками", как выразился Сатору, который и предложил эту небольшую ночную прогулку. — Сугуру, — беловолосый юноша не спускал своего взгляда с ночного неба, чистого, нетронутого ничем, кроме нескольких маленьких звезд и головы месяца, кратко сияющих и сразу же утопающих в непроглядной тьме. Сугуру перевел на него немой взгляд, означающий лишь то, что он готов выслушать все, что потребуется. Однако в ответ его слух не уловил ничего кроме теплящейся тишины, такой непривычной и оттого пленяющей. Юноша смотрел на расслабленное лицо Сатору и отчего-то не мог позволить себе нарушить эту тишину. Почему-то именно сейчас ему казалось, что нужно помолчать. Сугуру видел блуждающий по небосводу взгляд Сатору, видел его завараженные глаза, что блестели ярче любых звезд, видел все, что только можно было увидеть в этой лазурно-голубой радужке. Сугуру не был уверен, но ему казалось, что в бесконечно-голубых глазах Сатору сейчас был отражен не только мир, но и вся Вселенная, такая необъятная, неизведанная, и от того притягательная, буквально зовущая за собой в темную даль. Сугуру не мог оторвать своего взгляда от них, ведь с каждой секундой он, казалось, забредал все дальше и дальше в космос, идя навстречу бесконечности в глазах своего спутника — это пленило, сковывая его неподъемными цепями по рукам и ногам. И в этот миг, наблюдая за задумавшимся Сатору, ему почему-то стало страшно. Но страшно не от того, что он, кажется, был совсем немного зависим от необыкновенно-красивых глаз Сатору, а от того, что когда-нибудь он может больше не увидеть этот далекий и прекрасный свет в глазах напротив, от того, что он может вообще больше не увидеть этих глаз. Это заставило его тело неприятно сжаться, будто в попытке спрятаться от навязчивых мыслей, постоянно разъедающих его изнутри. Он не был к готов к такому, и, говоря честно, никогда не будет. Он уверен. Ведь сейчас он просто не может представить себе, что подобное может когда-нибудь случится. И даже понимание того факта, что они шаманы и смерть поджидает их за каждым углом, не спасает. Он часто убеждает себя, что и морально, и физически он подготовлен ко всему, в том числе и к смерти и к своей, и к чужой. Ибо для их мира — мира шаманов — смерть это нечно обыденное, но в то же время это то, к чему по-настоящему готовы лишь единицы и Сугуру в их чисто не входил. Однако самообман помогал ему справляться с подобными мыслями. Им ведь сейчас всего по шестнадцать: мало кто в таком возрасте вообще воспринимает смерть, как что-то реальное, что-то, что может произойти в любой момент. В большинстве случаев это осознание приходит намного позже. Или же тогда, когда уже становится слишном поздно, когда старуха в чёрном балахоне и с косой в руках уже дышит в спину, когда уже ничего не изменить и остаётся лишь бессмысленно надеяться на лучшее в попытке убедить себя в невозможном. Сугуру хотелось бы подольше насладиться этим прекрасным и коротким мигом под названием жизнь, дарованным ему этими высокими темными небесами, ему хотелось подольше побыть с Сатору… Иногда Сугуру проклинал себя за то, что постоянно думает о том, о чем не следует, о том, о чем большинство обычно не задумывается или же просто старается игнорировать. Да, порой, такие мысли предостерегают или помогают в трудных ситуациях, однако в повседневной жизни они лишь нагоняют невыносимую тоску, переполняя его черепную коробку и грозясь вырваться из нее непонятным потоком. Сугуру хочется забыться. Забыться и просто наслаждаться временем, проведенным вместе с Сатору. С Сатору, который прямо сейчас сидит под боком, неуклюже оперевшись о его колено своим. — Ты… — словно скальпелем Сатору разрезал былую тишину, от этого Сугуру мелко вздрогнул, его нескончаемый поток мыслей будто в одно мгновение бесследно испарился, освобождая место совершенно новым заботам, центром которых выступал этот неугомонных беловолосый парень. Сугуру буквально почувствовал встревожный взгляд Сатору, увидел в бесконечности маленьких звезд, отраженных в чужих глазах, аккуратно обрамленных густыми белыми ресницами, легкое сомнение… Нет… Такой же страх, такой же как у него. Однако отводить взгляд не хотелось, наоборот, хотелось бесконечно смотреть в эти необъятные глаза, бесконечно быть рядом с Сатору. — Ты, — он коротко опустил свой взгляд и вновь посмотрел на Сугуру, — ты ведь не оставишь меня одного? — его голос звучал до жути странно, будто бы неуверенно и немного хрипло, но в тоже время твердо и заинтересованно. Его взор все еще был направлен на Гето, в нем виднелась что-то вроде надежды… будто бы для Сатору ответ был не очивиден. — Никогда, — Сугуру не сомневался в своих словах ни на секунду, он знал, что не смог бы даже при большом желании, его сердце не вынесло бы, он бы просто не смог жить с мыслью о том, что его Сатору больно из-за него же. Нет. Ни в коем случае. — Точно? — он стал явно уверенне, его манера речи почти вернулась к обычной развязной, такой знакомой, и сейчас отчего-то до одури приятной. Лицо Сатору резко приблизилось к нему в ожидании ответа, а глаза напряженно сузились. Это выражение лица даже забавляло — приятно было видеть обычного Сатору. Такого открытого и неугомонного. — Точно, — Сугуру улыбнулся ему и мягко прикрыл глаза. На душе в миг стало легко, почти спокойно. Сатору всегда заставлял его улыбаться. Сугуру был не против. — Обещаешь? — Сатору расслабил свой взгляд, теперь с искрящейся надеждой смотря на него. На этот раз он уткнулся лбом в лоб Сугуру, желая добиться правды от человека напротив. Сугуру не сдвинулся ни на милиметр, наоборот, только шире улыбнулся и притянул Сатору за шею, почти прошептав ему в губы: — Обещаю, — Гето приблизился к нему, еще немного и их губы сплелись и легком, почти нерешительном поцелуе. Сатору поддался руке, которая не сильно надавливала на его шею, и чуть грубо смял губы Сугуру. Его руки опустились по обе стороны от Гето, а сам он почти лег на него, заставив того еще сильнее наклониться назад под чужим весом. Сатору провёл языком по мягким, в отличие от его, губам, как бы прося разрешения на то, что бы углубить поцелуй. Сугуру не сопротивлялся, наоборот, он с некой радостью приоткрыл рот, впуская Сатору, который, не думая и секунды, довольно воспользовался подобной милостью. Сугуру чуть приобнял его, чувствуя тепло чужого тела, и расслабился. Он окончательно сдался под напором Сатору и упал спиной на немного неудобную черепицу. Годжо кажется довольным своей работой, он удобно расположился меж раскинутых ног Сугуру и теперь скользил руками к его голове, путая свои длинные пальцы в небрежно уложенных волосах. Приятные ощущения захлестнули их обоих с головой, не позволяя отвлечься ни на что, кроме друг друга. И даже Секо, тихо вышедшая на улицу в поисках двух своих соседей, которых почему-то не было ни в одной из комнат, осталась незамеченной. Точно также как и её приглушенный усталый вздох, раздавшийся где-то у той самой крыши. Блестящие бусины все также кутались в темно-синей глади ночного неба, желая будто бы спрятаться и оставить этих двоих наедине друг с другом и тишиной, которую все еще не смел нарушить ни один из сверчков.