Один (из многих) раз

      — Мессир, Вы сюда вернулись точно ради конца света или в солдатиков поиграть?       — Надо же как-то развлекаться в свободное время.       Они сидели в кабинете, вид которого вызвал бы ужас у любого эстета. В окружении обитых деревом стен, Азик развалился на красном бархатном диване, обнявшись с золотой подушкой. Сатана расслабленно сидел в широком и мягком кресле, периодически стуча пальцами по дубовой поверхности стола.       — Если не отвлекаться на всякие мелочи, можно ускорить Конец света… — Азик задумчиво чиркнул зажигалкой и затянулся; красная пачка улетела на низкий кофейный столик, едва не сбив фарфоровую чашку с кофе.       — Азазелло, изучи матчасть. В этот раз все, что мне нужно — создать антихриста. С этим я успешно справился пару недель назад.       — Так, может, пора и обратно? — Азик стряхнул пепел в жестяную банку нескафе. Банка крайне комично смотрелась в интерьере кабинета, но была спизжена демоном из какого-то притона и береглась, как самое дорогое сокровище.       Сатана хмуро посмотрел на банку, и та жалобно скрипнула.       — Во-первых, я хочу убедиться, что эта наивная ромашка не натворит хуйни и родит мне здорового ребенка. Во-вторых, в аду скучно. В-третьих, ты все равно останешься тут.       Азик недоверчиво кивнул, но спорить не стал. Сатана не первый раз упоминает, что бросит своего протеже в этом мире, и Азику очень не хотелось становиться нянькой антихриста. А с другой стороны, ему здесь понравилось. Дерьмовый кофе, ужасные сигареты, отбитые наглухо люди вокруг — это примерно то, что нужно демону, чтобы чувствовать себя в своей тарелке в своем котле.       — У меня назначена встреча. — Азик собирался отпуститить какую-то колкость, но осекся, только открыв рот. — На колени и под стол.       Способность Мессира менять настроение пугала больше, чем его любые угрозы. Азик медленно встал, потянулся и убрал жестяную банку в один из множества шкафов. Повернулся к начальству лицом и тут же упал на колени, почувствовав распирающую боль несколько ниже поясницы. Дьявол способен не только наколдовать хуй и жопу, но и грациозно материализовать в последней вибрирующую пробку. Не то чтобы он делал это первый раз, но, сука…       От шока и злости глаза налились кровью и, кажется, немного выступили рога. Азазелло выдохнул, поднялся и на слабых ногах подошел к столу, вперив максимально недовольный взгляд прямиком в воплощение Зла. У которого ни один мускул на лице не дрогнул. Только глаза слегка потемнели; впрочем, этого мимолетного изменения цвета оказалось достаточно, чтобы Азик опять чуть не рухнул на колени. Только на этот раз, очевидно, от скрутившей низ живота вспышки возбуждения.       — Мессир, — голос слегка сорвался на стон, но Азик быстро взял себя в руки и продолжил, медленно растягивая слова. — Могли ведь просто попросить… Когда ж я Вам отказывал.       — Не поясничай. — Сатана криво усмехнулся, но Азик услышал в его словах нотку той самой снисходительности, которая всегда так бесила; она же давала понять, что Мессир от него не откажется, что бы тот ни учудил; она же грела душу, как бы иронично это фраза не звучала в контексте.       Азик поставил обе руки на стол, прогнулся в пояснице и потянулся. А потом подошел вплотную к Сатане и, преданно глядя в глаза, начал постепенно опускаться на колени. Затормозил лишь раз — где-то в районе бляшки от ремня, и то на долю секунду.       Забился в угол стены и глухо пробурчал:       — Мессир, мне лет-то уже сколько, тяжеловато такими упражнениями заниматься.       Сатана, который за всеми действиями Азазелло наблюдал с каменным выражением лица, сипло рассмеялся.       — После встречи сможешь показать упражнения, которые тебе нравятся.       Вместо ответной колкости из-под стола раздался характерный стон; у Мессира всегда все под контролем, и, конечно, он не забыл выкрутить режим вибрации на максимум, чтобы тот аж в ушах отдавался.       — Пискнешь — навсегда останешься в своей истиной форме. Толку от тебя будет столько же, еще и с хвостом играться можно.       В дверь постучались.       Сатана сел на свое кресло и вытянул ноги, одной из них невзначай коснувшись бедра Азика. Демон поудобнее (насколько это вообще возможно под столом) уселся, подтянув под себя ноги и обняв их руками. Положил на колени голову и стал ждать. Абстрагироваться от потоков вибрации, проходящих через все тело, получалось плохо. Пришлось сконцентрироваться на мыслях о том, что будет после того, как встреча кончится. Стоит ли говорить, как эти мысли помогали отвлечься…       — Добрый день. Многие мои коллеги после обращения к Вам попадали в такие ситуации, из которых выйти живыми было невозможно. Сами понимаете, время неспокойное. Все они живы. Мне бы хотелось получить такой же уровень защиты жизни и бизнеса, если это возможно.       — Пожалуйста, присаживайтесь. Возможно, конечно, все, но у всего есть цена.       — Деньги…       — Деньги — это мусор. Мое охранное предприятие может защитить либо Вас, либо Ваш бизнес, либо Вашу семью. За очень скромное вознаграждение. Работаем по договору.       Есть ли искуситель лучше Дьявола…       Азик переместился под столом, подавив смешок, и замер. От смены положения пробка прошлась по простате, подарив очень яркое ощущение, максимально неуместное в данной ситуации. Вместе с ощущением почему-то всколыхнулась обида, иррациональная и слишком детская для демона, живущего три тысячи лет. У каждого есть чувство собственного достоинства, и, кажется, это самое чувство Азазелло прямо сейчас начало страдать.       Азик облизнулся и потянулся руками к ширинке, предвкушая наказание, которое может последовать за такой вольностью. Добавляло уверенности еще и то, что Азазель точно знал, как сделать все правильно. Есть вещи, в которых он успел набраться опыта.       Является ли это поводом для гордости…       Азик расстегнул ширинку как раз во время манящей речи Мессира, запустил руку в чужие, красные и охуеть какие дорогие брюки и сжал член возле основания, мучительно вслушиваясь в разговор.       Голос Сатаны не дрогнул, но, кажется, тот стал говорить быстрее.       Чтобы быстрее закончить и сообщить своему демону, что он об этом всем думает.       — Подпишите здесь, здесь и здесь. Можете больше не беспокоиться за свою жизнь. Поверьте, она в самых надежных руках.       Послышался скрип дальнего кресла, а вслед за ним хлопок закрывающейся двери. И абсолютно сверхъестественным образом в этой самой двери повернулся ключ.       — Продолжай.       Азик плотоядно улыбнулся и потянул брюки с нижним бельем вниз, заставив Мессира слегка приподняться. Пробка замолчала, и ощущения, ставшего привычным, немного не хватало для полного погружения. Но давать свои комментарии демон не стал — велик шанс упустить момент и нарваться на злость — и максимально сосредоточился на чужом члене.       Невесомо коснулся губами головки, захватил ее полностью и начал посасывать, проглатывая вместе с предэякулятом миллиард шуток про леденцы и петушков.       Чтобы доставить Сатане удовольствие, надо постараться. Азик оторвался от члена и отодвинул кресло от стола, подполз ближе и поднял глаза — теперь дубовая поверхность не мешала смотреть прямо на Мессира. Азика знал, что Сатане это нравилось, а Сатана знал, что это нравится Азику. В общем, все довольны и счастливы, и демон максимально развратно улыбнулся, заглатывая член почти наполовину.       Ритмичные движения шли в идеально выверенном темпе, нетерпеливые тонкие пальцы шарились по внутренней части бедра, а для полного счастья не хватало только теплой ладони на волосах.       Мессир, впрочем, быстро исправил эту оплошность, схватив рукой красную челку, задавая свой темп: более размашистый и быстрый, и Азик был бесконечно благодарен, что рвотный рефлекс ему не свойственен.       Занятие увлекательное, но утомительное, и Азик в такт толчкам начал жалобно хныкать. Жалостью Сатану не проймешь, но намекнуть на свои желания таким образом можно.       Мессир убрал руку с головы демона и поднялся с кресла. Вид буквально Дьявола, стоящего с приспущенными штанами, мог бы вызвать неуместный смешок, но Азик взглянул в глаза своего хозяина и этим самым смешком подавился.       Легким движением руки, той самой, которая минуту назад искусно перебирала чужие волосы, Сатана поднял Азика с колен, чтобы тут же опрокинуть на стол. Спина жалобно хрустула (три тысячи лет — все-таки немалый возраст), и Азик приподнялся на локтях, немного раздвинув ноги.       Сатана оказался как раз между этих самых ног, задумчиво прошелся пальцами по бёдрам и притянул к себе так резко, что демон потерял равновесие и уронил голову на стол с характерным стуком. Быстро оправившись, Азик сел, обхватив ступнями массивную спину, и тихо гортанно заурчал, вытягивая губы в ухмылке.       Он уже говорил про богатый опыт?..       Сатана рывком впился в чужие губы, без прелюдий искусав каждую в кровь, языком прошелся по всей полости рта, буквально облизал каждый клык. Напоследок слизнул стекающую с подбородка каплю крови и больно укусил в шею. На секунду замер — и Азик услышал глубокий вдох. Поток воздуха щекотал нежную кожу, и демон заурчал с новой силой, притираясь пахом к чужому стояку.       Их игры всегда были такими: неторопливыми, молчаливыми, почти что размеренными. Столько лет они жили бок о бок, и страсть не то, чтобы утихла, но обрела новую форму.       Азика выворачивало наизнанку от мысли, что сам, черт бы его, Сатана, хочет именно его. Сатана, которому открыты все тела и искушения мира, предпочитает им демона, который в человеческой форме выглядит несуразным подростком.       А Сатана понимал, что все тела и искушения мира не сравнятся со стонами Азазеля, с его изученными вдоль и поперек повадками, с его не знающей границы преданности. Не сравнятся с сочетанием полнейшей безбашенности и робких улыбок, всемогущими способностями и страхом поднять глаза на своего хозяина.       Едва ли что-то возбуждало Сатану больше.       Им некуда было торопиться, впереди — вечность, и конец света делает ее лишь более манящей. А позади… Да так ли важно, что позади.       Азик вцепился руками в плечи Мессира и приподнял бедра, сделал несколько поступательных движений и уселся назад. Он ждал хода хозяина, и от ожидания внутренности скручивались в узел, а все тело покрылось мурашками.       Мессир в делах плотских любил контрасты. Он перевернул демона на живот, стянул с него узкие белые джинсы, трусы с широкой резинкой и с размаху шлепнул ладонью по ягодице, вложив в руку, казалось, всю свою силу.       Отпечаток тут же налился цветом, Азик — резко вскрикнул и подался назад, но времени на осознание не было — ладонь снова и снова опускалась на чувствительную кожу, по кабинету эхом разносились звонкие шлепки, им вторил сиплый хрип и скрежет когтей по дереву.       Сатана не видел, но ему и не нужно было, он и так знал — Азик улыбался во все зубы, незатейливо выгибаясь в пояснице.       Забытая пробка вновь завибрировала, утраивая ощущения от шлепков и, кажется, весь мир схлопнулся до отполированной поверхности шкафа, на которой можно было разглядеть силуэт Мессира.       Его не спрашивали, готов ли он, его вообще ни о чем не спрашивали. Просто в какой-то момент пробка замолкла и испарилась, и Сатана вошел, замерев на мгновение. Давление на стенки было едва ли выносимым, но очень приятным; а как оно дополняло жжение на коже… Азик протяжно застонал и подался назад, насаживаясь до самого конца и выгибаясь уже далеко не так незатейливо, как раньше — скорее максимально по-блядски.       Рука Сатаны обхватила шею, немного сдавив у основания, а вторая вцепилась в ягодицу. Движения ровные, размашистые, четко выверенные. Воздуха — мало, ощущений — много, и Азик готов кончить просто от осознания происходящего, но держится, продлевая мучительное ощущение.       Мессир кончает с тихим выдохом, внутрь; Азик чувствует, как подрагивает рука, сжимающая его шею, и судорожно пытается вдохнуть. Сатана отодвигается, садится в кресло и молча смотрит.       Азику легко представить эту картину — он, раскоряченный на дубовом столе, и из него вытекает сперма, коленки дрожат, дыхание рваное и хриплое.       — Дальше сам. — Голос Мессира низкий, глубокий. Как будто бы ровный, но Азик слышит те нотки, которых не слышит больше никто ни на этом, ни на том свете. Нотки удовлетворения, самодовольства и (вероятно, это лишь глюк) намеки на нежность.       Демон переворачивается на спину, лежит немного, рассматривая золотую люстру, а потом поднимается на локтях и рукой на пробу проводит по члену. Решает, что на сухую не так приятно, и показательно облизывает ладонь и возвращает руку на место. Водит по стволу плавно, с едва заметными нажимом — и все никак не решается посмотреть в глаза хозяина.       — В глаза смотри.       Этот сюжет тоже давно им знаком, и Азик вглядывается в голубые глаза, хмурит брови и ускоряется.       В какой-то момент не остается ничего, кроме этих глаз.       Стол начинает качаться, рука скользит быстро и рвано, и Азик кончает с громким криком; при этом даже не моргнув, чтобы не упустить то, ради чего, наверное, и стоит жить — как на уголках глаз хозяина появляются лёгкие морщинки, а по кабинету эхом разносится тихое «молодец».