А я из за тебя почти потерял друга, И мы с тобой уже месяц как кружим. Кружили, если быть более точным.
Утро начинается муторно. Двадцать минут пятого, два пропущенных — перезванивать нет ни сил, ни желания. Такао закрывает глаза, и слабость берёт своё.***
Кадзу приходит под самую ночь. Забегает после работы, стучит в дверь настойчиво. Его отличительная черта — долбиться, пока не откроют. Долбиться. Такао смеётся, долго и безостановочно. Нервное или симптомы передоза? Времени не хватает, чтобы подумать, пока он выбирается из толщи хлама и открывает. По лицу читается, что по прогнозам серьёзный разговор. Но Кадзу молчит, хмурится, продолжает молчать, даже когда проходит на кухню и осматривается. Запах кунжута и плёнка соевого соуса оседает и мерещится всю следующую неделю. Ни о чём они не говорят, как настоящие друзья. По закону мужской солидарности, Кадзу должен ненавидеть тех, кого ненавидит Такао. В обновлённый список вошла Мэй Хаттори, последние месяцы которая не выходила из головы, теперь — из сердца, и скорое время — из мыслей. Но она всё ещё в друзьях у Кадзу, поэтому ежедневно Такао видит её профиль в рекомендациях и возможных. Первая причина, почему он никому не отвечает — принципиально перестал заходить в сеть. Хотя он не знает, что между ними было. Пусть. Кадзу лучше не знать.***
Снятся ему лисицы в поле ирисов. Рыжий среди глубокого синего — он даже не может его назвать, просто тонет. Захлебывается. И долбится.***
Хаттори выкладывает свежий пост с броскими выделенными глазами, и макияж выглядит эффектно, потому что Мэй выглядит эффектно. Рассеченная солнечными лучами в своей комнате, поправляет волосы и заставляет рассматривать каждую мелочь, вплоть до родинок. Их не видно из-за фильтра и блюра камеры, но Такао помнит наизусть каждую. Блять, он же не планировал заходить.***
На четвертый бесконечный день находятся силы, накопленные с трудом, на уборку. Он отмывает посуду, выносит мусор, и на перекладывании шмоток они заканчиваются. Где-то в гостиной валялась невидимка для волос, в ванной оставленная тушь, явно выпавшая из мусорного ведра. Резинки на полке — они у него никогда не водились, и вспоминать историю появления настолько энергозатратно, что сознание отказывается это делать само. Игнорировать подряд напоминания о ней не получилось бы долго. У него и не получается. Если бы он знал, блять, во что это выльется, даже не пытался бы плыть по течению; греб всеми силами, выбирался к берегу, только не это.***
Она заявляется к нему практически просто так, достаёт канцелярские резинки и говорит, что подруга советовала использовать их, как эрекционные кольца. Он говорит: это плохая идея. Она говорит: давай попробуем. Прекрасный день, чтобы запомнить: она, красная и вожделенная. Голая на кухне заваривает им чай, но прерывается на пару поцелуев и тлеет в нежности — искренней, шире жеста души и сердца. Охвачена ею полностью, пока Такао нудит о Сино-Одори и её странных советах, которые они зачем-то пробуют.***
Торговаться с Чонганом становится сложнее, когда в нём включается родитель. Он говорит, что ему бы в изолятор, подумать над своим поведением. Чонган в принципе не одобряет такие радикальные методы, и злоупотребление лечением — в особенности. Но Такао закидывает рандомные таблетки, когда возвращается домой. Надеется, что среди них не будет болеутоляющих, хоть другие не водятся в его обители. Хаттори приходит к нему во сне, всё ещё добрая и заботливая, неловкая и позволяющая себе такой быть. Стесняется касаться его пальцев. Помогает раздеться и раздевается сама. Лежит на полу спальни, представляющая звёзды. Проводит с ним всю ночь, всё утро и никуда не торопится. Одеваться — тоже. У него всегда тепло настолько, что иногда душно. Без неё здесь пусто. Блядское снотворное. Блядские побочки.***
Убиваться долго не получается: он восстанавливается, медленно, но верно. Старается не пить перед сном, не привыкать к опию, удалить все контакты, встать на ноги. Проходит пару дней в таком темпе, когда в свежем посту ленты появляется что-то, связанное с ней. Кадзу. Предатель. Прошло не больше месяца, как у неё поменялись планы. Они же не должны были поменяться вот так? Она не знала, что Кадзу его друг. Кадзу не знал, что Мэй для него всё.***
От бессилия хочется выть. Они знакомились, как торнадо, случайным образом пересекались, и получилось, что вышло: вдвоём была красивая картинка, уметно сложенная. Ей, как оказалось, глубоко плевать, что происходит, когда надвигается ответственность отношений. Либо Такао исключение, и она не такая. Она не такая. В глазах Такао Мэй — идеальная. Примерная. Образцовая. И для Кадзу она должна быть такой. Он обязан видеть только положительные её качества, поскольку отрицательных Такао знает только одно — её привычку бросать на пути тех, кто с него сбивает её. Мэй Хаттори прекрасный человек. Отличница, подруга, дочь — каждая её социальная роль сыграла профессионально. Но как девушка — Такао не знает. Спросит у Кадзу.