Блуждающая луна

Люсьен Дрей наблюдал за лицами медитирующих коллег, стоя на краю кратера. От падающих на блуждающую луну метеоритов членов Завета оберегал щит, установленный Элби. Теперь дроид, как и Люсьен, стоял в стороне, только вряд ли он испытывал столько же эмоций. Четыре джедая – консулы, провидцы, опора Завета – сейчас занимались отладкой контактов с Силой. Именно этот талант ценила в них Кринда Дрей. Тесная связь с Силой и их умение видеть будущее спасут Орден от угрозы ситхов… А Люсьен должен просто стоять рядом. Он нужен, только чтобы обеспечивать им защиту. Предоставлять грубую силу по требованию. Работа оперативника рядом с кучкой прорицателей – то место, которое соблаговолила отвести ему мать. Эти четверо – в юности Люсьен мог уложить их всех за несколько минут боя. И сейчас наверняка может. Но Завет, сплотившийся вокруг матери, сделал его частью борьбы, гораздо более важной, чем детские обиды и собственная гордость. Фелн с Одрина, тогрута Раана, миралука Ку’анилия, кхил Ксамар… Вместе они втайне оберегали будущее Ордена. Но, абсолютно лишенный таланта предвидения, всякий раз, когда консулы медитировали, Люсьен словно возвращался в детство. Обида, гнев и зависть – эмоции, которым ему приходилось наступать на горло, наблюдая, как вся любовь и забота матери распространяется на этих слабаков, а не на него. Он угрюмо отвернулся. Разбивающиеся о поверхность луны камни поднимали тучи пыли, которая потом медленно-медленно оседала. Ничего не скажешь, медитативное зрелище. С обратной стороны луны к медитирующим мастерам сейчас пытались пробиться падаваны. В том числе его ученик, Зейн Керрик, настоящая ходячая трагедия Ордена. И, пожалуй, всему Ордену сильно повезет, если он финальное испытание все-таки не пройдет… Но пока ярко-красные скафандры учеников еще не показались на горизонте, у учителей было время обратиться к Силе. Это место консулы выбрали единогласно – именно здесь, как им казалось, потоки Силы должны принести им откровения о тревожном будущем. - …кажется, я вижу, - произнес тихий голос Рааны из динамика, встроенного в шлем Люсьена. А через секунду он едва не оглох от крика. Не только тогруты – и остальных джедаев тоже. Он слышал их голоса, слившиеся в единый вой, полный боли, прерываемый лишь бессвязными отчаянными восклицаниями. Люсьен резко обернулся и замер: все четверо корчились на серых камнях. Раана видела Тарис. Объятый огнем Храм и силуэты воинов в мандалорской броне на фоне бешеных рыжих всполохов. Тёмная сторона была совсем близко – здесь, в Храме… Она чувствовала жар, пока видение возносило ее вверх по знакомой лестнице в башню Храма. Огонь не просто стоял у нее перед глазами – он уже лизал кожу, заставляя Раану все сильнее поддаваться панике. Посреди охватившего Храм хаоса она ясно видела высокую красную фигуру, чей доспех отличался от мандалорского: широкий полукруглый шлем и тянущиеся к нему трубки… Воин в красном приближался, а огонь уже охватывал ее ноги, кожа сапог плавилась и обжигала, одежда начала гореть. - Мандалорцы? Ситхи? – прошептала Раана, давясь дымом. Тот проникал в легкие, раздражая горло. – Нет, это… Она закричала, выгибаясь и теряя равновесие. Удар в спину – прожигающий кожу, проходящий сквозь плоть. Теперь огонь был внутри, полностью завладел грудной клеткой и вырвался наружу. Раана покачнулась, падая на колени. Пол ушел у нее из-под ног, а сверху посыпались осколки стеклянного купола, впиваясь в чувствительные головные хвосты и оставляя широкие порезы на лице. Глаза заливало кровью, но видение безжалостно показывало сразу и то, как стены башни трещат и рушатся, и то, как покрываются волдырями руки тогруты. Пузыри разрывались, горящая плоть медленно плавилась, пока огонь не добрался до мяса. Всполохи становились все ярче, и глаза уже должны были сгореть, но пока грохот и боль окончательно не поглотили сознание Рааны, она продолжала смотреть, как обугливаются ее руки и лекку. Фелн был у себя на родине. И тоже видел огонь – до самого горизонта. Пожар накинулся на его деревню, облизывая разрушенные взрывной волной дома. Фелн стоял далеко, но в ушах его звучали стоны, и он не мог отвести взгляд от карабкающихся из-под завалов фиоринов, задыхающихся от дыма. Раздробленные кости и проломленные черепа – десятки тел, ставших темно-фиолетовыми от крови… Поселение было разрушено. Фелн видел и фигуру в красном скафандре, взмывшую над ужасающим пейзажем. Это он – причина трагедии! Джедай бросил взгляд за спину незнакомца – на эпицентр взрыва. Там еще недавно стояло святилище фиоринов, оно же – тайное хранилище Завета, наполненное ситскими артефактами… Это – ситх! Фелн выхватил меч – но вместо эфеса в его руке оказался лишь кривой сучок. Он поднял глаза, но незнакомца в красном уже не было. Зато его окружали другие фиорины. Народ, для которого он был лидером, Высшим… Дождь смешивался с пеплом. Он видел злость на лицах соплеменников – оскалы, нахмуренные брови, отблески огня в глазах. В основание шеи впился нож. Фелн занес руку назад, схватился за костяную рукоять и с рычанием вырвал его. Зазубренное лезвие выдирало куски мяса, но эта боль ничего не значила. Его люди посмели нарушить закон, обратив против него оружие! Под ребро вошло копье, легко пробив тонкий доспех. Фелн взялся за древко, пытаясь извлечь его, но ударивший его фиорин только надавил сильнее, проворачивая наконечник в теле. Хрустнуло ребро. Через секунду другой воин вонзил джедаю копье в плечо. Хлынувшая кровь была обжигающе горячей, пальцы невольно разжались. Третий удар пришелся в живот, он и заставил Фелна упасть на колени. Теперь все соплеменники набросились на него, и каждый старался бить так, чтобы кровь Фелна обагрила его руки. Ненависть переполняла их. Джедай мог бы разбросать нападавших, если бы усмирил беспорядочные мысли, но Сила покинула его, оставив корчиться от боли. Копья и ножи вспарывали кожу, рубили головные отростки, тяжелые удары дубин и кулаков не позволяли ему защищаться. Он прижимал раздробленные пальцы к вспоротому животу, но уже знал, что его ничто не спасет. Кровь стояла у него в горле и толчками рвалась наружу. Он терял силы и, наконец, сдался, позволяя обезумевшим фиоринам кромсать себя. Каждый раз, когда чей-то клинок рвал его мышцы или врезался в легкие, он ждал, что мучения закончатся. Но боль лишь пульсировала сильнее, пока глаза окончательно не заволокла кровавая пелена. Ксамар ощущал непривычную скованность – вместо свободных джедайских одеяний на нем была военная форма. Он видел космос – пространство, заполненное республиканскими кораблями, – и знал, что это его корабли. Первый взрыв, который скорее почувствовал, чем увидел Ксамар, раздался за его спиной. Теперь он лежал на земле, отброшенный волной, и здания вокруг дрожали и рушились. Град мелких горящих обломков впивался в кожу сквозь прожженную одежду. Хаммерхэды открыли огонь по своим! Ксамар в отчаянии протянул руку к небу: - Не стреляйте! Затем последовал еще один орбитальный удар – но вместо мгновения, за которое все живое должно было сгореть дотла, смертельный поток энергии приближался вечность. Ксамар увидел, как исчезает в огне рука, почувствовал, как сгорает каждая клетка тела, а потом его всего – и многих людей рядом – поглотил взрыв, не оставляя даже пепла, только темные пятна на едва уцелевших стенах. Эту мучительно долгую смерть сопровождало еще одно видение – призрачный воин в красном, заполонивший собой все небо, на фоне стреляющего по джедаям республиканского флота. Ку’анилия не видела ничего. Миралуки воспринимают мир через Силу, они познают его, не представляя ни краски, ни объем. Но именно их пророчества, обусловленные тесной связью с Силой, всегда самые точные и подробные. Ку’анилия бежала по лестнице особняка Дреев на Корусканте. Она чувствовала множество смертей вокруг. Ей хотелось только одного – успеть защитить Кринду. Сердце Завета, величайшую пророчицу и женщину, заменившую ей мать. Но когда она оказалась наверху, некто встал между ней и мёртвой Криндой Дрей. И сердце Ку’анилии разорвалось. Люсьен тряс миралуку за плечи, пока та хватала ртом воздух. Под полусферой шлема это выглядело еще более пугающе – как будто герметичность нарушена, и она действительно задыхается. - Республика в огне, Люсьен, - выдохнула Ку’анилия. - Ситхи, ситхи возвращаются! Люсьен выпрямился и отошел на пару шагов от медленно приходящих в себя консулов. Никогда раньше они так болезненно не переживали свои видения. Их сбивчивое шумное дыхание почти оглушало Дрея: они были напуганы, очень напуганы. Стоя в стороне, Люсьен хмуро наблюдал за тем, как его коллеги пытаются оправиться после медитации. Из их бессвязных восклицаний он извлекал только самое главное. Пока они путались в словах и чувствах, рассказывая о ситхе в красном скафандре, принесшем немыслимые страдания галактике – и им лично, – он мыслил отстраненно и решительно. Да, он не видел фигуру в красном, которую описывали Фелн, Ксамар и Раана. Не мог понять, чего стоило им пережить собственную гибель. Но в такие скафандры сейчас одеты их ученики, и даже Ку’анилия уверена, что лордом ситхов в видении является один из падаванов. - Я видела его так ясно, как будто у меня есть глаза, - так она сказала. Завет создан не только для того, чтобы предсказывать опасность, но и чтобы вовремя пресекать ее. И если сильнейшие пророки Ордена, воспитанные его матерью с таким старанием, предрекают бурю... Раана жаждет крови, а Ксамар хочет обратиться за решением к Кринде. Они не способны все взвесить, справиться с эмоциями или избавиться от сомнений. Но цена за промедление может быть слишком высока. Решение существует только одно – и Люсьен его принял. Если рука в опасности из-за кисти – отруби ее. Падаваны должны умереть.