***
Он шел рука об руку с еще несколькими людьми перед нашим строем, то и дело бросая многозначительные взгляды на меня и моих братьев, тихо перешептываясь с незнакомцами. Сомнений не было, это военные. Они следили за нами, юными щенками, которые вот-вот должны поступить на службу в вооруженные силы. Но возьмут не всех. Только самых подготовленных и верных. Когда группа поравнялась со мной, я замер. Вот он, момент истины, думал я. Сейчас будет самый важный экзамен моей жизни, главное не оплошать... Алекс подошел ко мне и опустился на колено. - Так-так, кто это тут у нас? - неторопливо проговорил он, поглаживая меня по голове и незаметно осматривая стоящие торчком уши. - Немец, породистый. Это хорошо... Ну-ка, открой пасть... Я не задумываясь повиновался. - Да еще и здоровый... Генри! - он окликнул плотного человека в гражданской форме, со скучающим видом теребившего маленькую серую шляпу. - Да, м-мистер Алекс? - слегка заикаясь спросил он. - Этого на полигон. Посмотрим, чего он стоит. Он поднялся и пошел дальше, как будто о моём существовании. Алекс опять пошел перед строем, но больше он ни к кому не подходил. Я провожал его взглядом, все больше утверждаясь в мысли, что это мой человек. Мой хозяин. Его запах, добродушная улыбка, его взгляд... Едва он коснулся моего загривка, тогда всё и решилось.***
Пикси нахмурилась. - А разве Джеймс сейчас не твой хозяин? Пёс недовольно дёрнул ухом, а после ответил. - Формально это так. Но я не чувствую себя в его власти. Он просто еще один член моего круга, которого я защищаю в обмен на питание и кров. - Получается... Тебе плевать на него? - осторожно спросила она. - Скорее да чем нет. Если с ним что-то случиться, меня это не никак не тронет. Например, если его порвёт голодная стая бродяг, мне будет плевать. Однако, я понимаю, что это в таком случае это затронет и тебя. - он мотнул головой. - Ты хоть и кошка, но сильно привязалась к Джеймсу. Потому я не могу допустить, чтобы нечто "такое" произошло. Кошка молчала, низко опустив голову. Признание Брута сильное её огорчило. Заметив это, Брут продолжил. - Возможно, это связано с Алексом. После него я так и не смог признать ни одного человека. - он с горечью взглянул на монумент. - Ни одного... Холодало. В ночной тишине резвился ветер, нахально подбрасывая к небу опавшую листву и дорожную пыль, а после неловко словив, терял половину и бежал дальше вдоль могил, на поиски чего-нибудь более интересного. Заметив, как подруга содрогается в объятиях ледяного ветра, Брут одним движением лапы подвинул её к себе. Укутавшись в теплую шерсть, Пикси облегченно вздохнула. - Холодно, да? - пёс угрюмо хмыкнул и отвел взгляд. - Та ночь была очень похожа на эту. Такая же холодная. Тихая. И яркая... Брут с болью в глазах смотрел на изящный полумесяц, проплывавший над их головами в компании маленьких искрящихся звезд. - Какой ночью? - настороженно спросила Пикси, почувствовав, как все тело ее друга в миг напряглось. Он не хотел говорить. Никому. Даже Пикси, этой открытой и понимающей кошке. Ведь Брут не мог знать, как поведет себя его давний друг, если узнает, кем он был. Но ноша, что давит его сердце, уже слишком долго мучала его. Пришло время для покаяния. Пикси должна знать. - Это произошло семнадцатого июля две тысячи пятого года. В ту ночь я получил свой шрам. В ту ночь я лишился своего друга. И своей семьи...***
Восток - это особое место. Здесь города рождаются из барханов пустынь, день жарче любого курорта, а ночи способны убить неподготовленного путника всепоглощающим холодом. И люди здесь были под стать. Закаленные. Сильные. И против них мы обратили свое оружие. Алекс говорил, что мы шли туда как миротворцы, строители демократии и правопорядка. Мы должны были остановить назревающую войну и уничтожить безумного диктатора, который готовил одно из страшнейших оружий созданных человечеством - ядовитый газ... И я верил. Безоговорочно. Потому что если так сказал мой хозяин, значит, он прав. Но потом все изменилось, когда мы начали атаковать безоружных людей. Когда началась война... Я не помню, сколько дней шла эта бойня. Мы ездили из города в город, и за нами тянулся черный шлейф пожаров и смерти. Алексу нравилось убивать слабых, плохо подготовленных солдат, которые пили грязную воду из луж и ели протухшие консервы. Эти дни были так похожи и однообразны, что слились друг с другом, не давая очертить четкую грань между былью и сном. Яркими остаются только обрывки вспышек вражеских автоматов, умирающие лица тех, кого я рвал, и боль... Резкая и острая боль от пули, едва не отправившая меня к праотцам. Но одно знаю наверняка: война была днем, а ночью приходил покой. Ближе к вечеру они сами переставали стрелять. Люди собирались в тесных комнатах, на просторных площадях, набивали собой бараки и крыши домов. Для них в тот час было важно лишь одно - успеть. И в час восхождения луны, проповедники начинали петь. Затяжные молитвы разносились по пустым улицам города, где еще недавно шли ожесточенные бои. Но сейчас им все равно. Они полностью отданы своему Богу. И оружие, что лежит перед ними, не более чем инструмент изгнания нас, захватчиков, со своей земли. Вера и оружие - это единственное что у них было. Поэтому они сражались так отчаянно. Как в последний раз. Той ночью было также светло. Света полной луны более чем хватало нашей группе. Мы отдыхали. Как всегда. Роберт с пулеметом дежурил у окна, Джонсон и Алекс играли в карты за столом, а Майкл небрежно чистил оружие в углу комнаты. Я лежал поодаль от всех, у стены, и наблюдал за хозяином. Честно, я никогда не переставал думать о нем. Он был для меня... Всем. Буквально. Как для тех людей, слагавших молитвенные песни своему Богу, я бы отдал последнюю каплю своей крови ради Алекса. Я сражался за него также рьяно, как это делали наши враги ради своей земли. Довольно странно осознавать, что ты гораздо ближе к своему врагу, чем сам бы того хотел... Но в один миг внутри всё оборвалось. Я еще не понял, что произошло, но боевой опыт сделал все за меня. Вскочив на ноги, я увидел упавшее тело Роберта. С пробитой на вылет головой. Мы едва успели опомнится, как в проклятое окно влетела тройка гранат. Они глухо падали на глиняный пол и угрожающе катились в разные стороны. Я не мог оторвать от них взгляда. А потом... Я уже не помню. Было осознание, что вот она, смерть. Но я ошибался. Когда я пришел в себя, вокруг не было ничего, кроме пыли и кусков дерева. С трудом открыв глаза, я увидел, как посреди комнаты стояла три человека. Одетые во все черное, они угрожающе нависали над живым Алексом. Последним из нашей группы. Я едва мог различить их силуэты на фоне мертвенно-бледной луны, но одна вещь выделялась в их камуфляже. Выцветшее, потрепанное временем красное полотнище с едва видневшимися в углу серпом и молотом, светилось на их черных плечах. Я уже был готов броситься на них и разорвать их шеи, но меня опередили. Гигантская тень нависла надо мной и в тот же миг она схватила меня за морду. Так я получил свой шрам. Я не видел пса, так удачно схватившего меня. Но я готов поклясться, что я бы не смог его одолеть. Его укус был слишком силен. И в тот момент мне стало больно. Нет, не от того, что мою пасть вот-вот оторвали от головы. Я понял, что не могу защитить Алекса. В тот момент я подвел его. И за это я себя ненавижу. Если бы мне был дан выбор, умереть за него или жить, я бы не задумываясь отдал бы жизнь, лишь бы мой человек был в безопасности. Один из людей подошел вплотную к Алексу и достал пистолет. Алекс поднял руку и что-то промычал, но человек его не послушал. Он нажал на спуск... И убил его. Без слов, обыденно, быстро. Человек в черном забрал у меня все также хладнокровно, как как и мы ломали чужие судьбы своими действиями. И только в тот миг я осознал, как это больно. А потом он развернулся ко мне. Посмотрел на меня... И ушел. Вместе со своей группой и тенью, что держала меня. А я не мог ничего сделать. Я лежал возле мертвого тела хозяина, пока с рассветом не пришла помощь.***
-... И с тех пор я не даю себе забыть ту боль беспомощности, дабы никогда не повторять своей ошибки. Вот почему я здесь, Пикси. Ветер выл. И в его гнетущем голосе была только скорбь. Как у маленькой кошки, что сидела перед Брутом. Она не хотела смотреть ему в глаза. История старого друга ошарашила её. Она не могла поверить, что Брут, который был ей как отец, мог совершить такие ужасные вещи. Но она не могла не проникнуться потерей Брута. И эта двойственность пугала её. - Брут, пожалуйста, скажи мне... Алекс был плохим человеком? - наконец глухо спросила она. Брут медленно повернулся к Пикси. В её мокрых от подступающих слез глазах была надежда. Надежда на то, что Брут сможет ответить правильно. Что в нем остались силы для принятия правды. И самого себя. Глубоко вздохнув, Брут сделал свой выбор. - Мы пришли на чужую землю строить свои порядки. Мы сделали все, чтобы люди там нас возненавидели. Мы... Я признаю свою вину. Но Алекс... - Брут с нескрываемой скорбью посмотрел на белый монумент, - Он был идейным человеком и знал, на что шел. Я его за это и полюбил. Но он ошибался. Ошибался... Пикси смотрела на Брута. На черную непроницаемую статую, которая плакала. Беззвучно, по его щетине катились крупные капли слёз. Подойдя к нему, на уперлась в его грудь, стараясь скрыть собственный плач. - Неужели ты простишь меня? - хриплым голосом спросил Брут. - Уже простила. Ты больше не тот военный, каким был. Ты другой. Пёс отвел взгляд. - И даже зная всё это, ты не отвернулась от меня... Но почему? Кошка улыбнулась. Самой живой и доброй улыбкой, которую Брут когда-либо видел. - Ты выбрал жить настоящим. Она развернулась и в два прыжка оказалась на вершине холма. Оглянувшись, Пикси кивнула головой в сторону выхода из парка. Утерев слезы, Брут послушно двинулся за ней. Достигнув вершины, Брут обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на длинные шлейфы белых монументов, к которым он никогда больше не вернется. «Прощай, Алекс». С этой мыслью он сорвал армейский жетон со своего ошейника и бросил его к могиле. Отвернувшись, Брут пошел прочь. Впереди его ждал дом, новая жизнь и верные друзья. И больше никакой войны.