una parte di me

      Ча Ён Мин всегда знал, что станет врачом. Метка на его предплечье, появившаяся в день, когда ему исполнилось десять лет, только усугубила его желание. «Вы доктор Ча Ён Мин? Я наслышан о вас. Вы лучший хирург нашей больницы». Всю свою жизнь Ён Мин упорно трудился, тренировался, не спал ночами и пропускал приёмы пищи, лишь бы соответствовать словам, выбитым у него на коже.       Ему двадцать восемь, он жизнерадостный и подающий надежды интерн в больнице университета Ын Сан, у него есть девушка – Ким Се Чжин, а родственной души нет. И логика подсказывает ему, что до встречи с ним (а он на девяносто девять процентов уверен, что его родственная душа – парень) ещё очень долго. В конце концов, метка указывает именно на это – он ещё не лучший, как бы ни стремился к этому, он всё ещё интерн, он всё ещё учится. Учится, чтобы стать тем, кем будет восхищаться его будущий партнёр.       Се Чжин уезжает, разбивая ему сердце, и Ён Мин медленно превращается из жизнерадостного интерна в циничного и грубого кардиохирурга, лучшего в больнице. Ему тридцать восемь, когда после очередной планёрки из зала заседаний выходит кудрявый мальчишка – наглый, улыбчивый, беспардонный – и произносит те самые заветные слова, которые Ён Мин носит на своей коже уже долгих двадцать восемь лет. В тот момент ему кажется, что правая рука в огне: и там, где под слоями одежды скрывается метка, и ладонь, оказавшаяся в цепких пальцах незнакомого паршивца. Ён Мин пропускает мимо ушей всё, что он говорит, отвечает ему, но не понимает ни слова из того, что говорит сам, пялится.       – Ах, да, – произносит этот наглец, – с этого дня я ваш новенький ординатор. Ко Сын Так. Надеюсь, мы подружимся.       И он улыбается, а Ён Мину в этот миг кажется, что в полном мраке вдруг засветило ярчайшее солнце. И ему хочется зажмуриться, закрыть глаза, спрятаться от этого ослепляющего света, но он не может – его взгляд буквально прикован к удаляющемуся Сын Таку. Чёрт, он в таком дерьме…       Через пару дней он меняет своё решение. В дерьме он оказался не тогда, когда встретил Сын Така. О, нет. Он погрузился в это отвратительно пахнущее нечто, когда попал в аварию. И стал призраком. Призраком, ради всего святого! А Ко Сын Так… Ко Сын Так становится единственным живым человеком, который может его видеть, слышать, чувствовать.       Они постоянно ссорятся, спорят до боли в горле. Ён Мин всё время хочет его придушить, но метка на его руке продолжает гореть. Кажется, небесам абсолютно плевать, что он всего лишь призрак, что он не должен ощущать этого жара, но он чувствует. Первые слова Сын Така пылают на его призрачной коже, с каждым разом, как он вселяется в чужое тело, жгут всё сильнее.       Проходят дни, недели. Они говорят обо всём на свете, находят причину коматозного состояния Ён Мина, выводят двоюродного брата Сын Така на чистую воду, но они не упоминают то, кем приходятся друг другу. Ён Мину порой даже кажется, что всё это лишь игра его больного воображения, что он всё придумал себе сам, что он сошёл с ума. Вернувшаяся из Штатов Се Чжин своим желанием вернуть былое запутывает всё ещё больше. Ён Мин видит, как Сын Так смотрит на неё, и ему хочется во всю глотку заорать, что он понимает всё не так, что за эти двенадцать лет, которые они провели порознь, она перестала значить для него столько, сколько раньше. Но, почему-то, молчит. Наверное, думает он позже, потому что хочет сказать это лично. Вживую. Хочет взять Сын Така за руку, почувствовать тепло его кожи, не боясь, что вселится в него. Вместо этого он наблюдает, как Сын Так флиртует с О Су Чжон, как по больнице разносится его слава как лучшего кардиохирурга, как он спасает своего первого пациента собственными руками.       Накануне своей операции, он молит небеса, чтобы они позволили ему помнить всё происходящее сейчас, потому что он не хочет забывать этого Сын Така. Такого невозможного, тёплого, родного. За эти три месяца, что он провёл призраком, он понял, почему они родственные души. Он вспоминает то, что читал в детстве: «человек может развить свой талант только после встречи с родственной душой». И поначалу ему кажется это бредом, ведь, в конце концов, он смог стать лучшим хирургом ещё до их встречи. А потом вспоминает:       Он только поступил в интернатуру больницы университета Ын Сан, совсем ещё зелёный, не имеющий никакой практики в лечении пациентов. Тогда всё казалось таким страшным, но он переступал через себя каждый раз, когда страх грозился захватить его голову. Он работал в неотложке, спал через раз, ел и того реже. А в один не самый прекрасный день он встретил мальчишку лет семнадцати, бредущего по коридорам больницы, невидящим взглядом смотрящего прямо перед собой. Они едва не столкнулись и Ён Мин, будучи в отвратительном настроении после потери экстренного пациента, рявкнул ему что-то вроде «Смотри по сторонам, паршивец!».       И всё становится на свои места: почему Сын Так не говорит о том, кем они друг другу приходятся, и почему до прихода в ординатуру всем вокруг казалось, что он безнадёжен как врач.       Операция проходит почти без сучка и задоринки, Сын Так отлично справляется с её завершением самостоятельно, а Ён Мин пытается вложить в свои последние слова всю ту бурю эмоций, бушующую внутри него уже много недель: «Сын Так… Спасибо. За всё. От нашей первой встречи и до этого момента». Он хочет сказать больше, хочет сказать, как много Сын Так для него значит, но молчит. Бережёт эти слова на потом. Когда придёт в себя.       Первая, кого он видит, когда открывает глаза – Чан Се Чжин. И на её лице написано такое счастье, её глаза блестят от вот-вот грозящихся пролиться слёз, а Ён Мин смотрит и понимает: ему всё равно. А потом в палату интенсивной терапии залетает Сын Так, спотыкаясь о собственные ноги и почти падая на койку рядом с Ён Мином, наклоняется преступно низко и берёт его за руку. И Ён Мину хочется сказать ему так много, что слова смешиваются в одну кучу в голове, и, неосознанно, он произносит то, что сказал много лет назад, в их первую случайную встречу.       – Смотри по сторонам, паршивец.       Глаза Сын Така расширяются и на какое-то мгновение ему кажется, что они вот-вот выпадут из глазниц. Он сжимает ладонь Сын Така в ответ так сильно, насколько ему позволяют его ослабшие за эти три долгих месяца мышцы. Сын Так улыбается ему широко, так, как в первый раз, но сейчас эта улыбка кажется искреннее. Правильнее. И пусть они не наедине, пусть палата наполняется галдящими интернами и ординаторами, Ён Мину кажется, что кроме них двоих здесь никого нет. Что в мире существует только тепло кожи Сын Така, его лучезарная улыбка и щенячьи глаза, смотрящие на него с такой радостью, что у Ён Мина щемит только прооперированное сердце.       – Он твоя родственная душа, ведь так? – тихо спрашивает Се Чжин, заходя в его вип-палату спустя несколько дней.       Ён Мин смотрит на неё с сожалением – много лет назад он любил её всей душой, готов был положить к её ногам весь мир и плевать ему было на родственную душу. Но она уехала, оставила его и их общие мечты ему одному, бросила его тонуть в этом бездонном океане горечи.       – Да, – он улыбается, вспоминая Сын Така, его радостный смех и большие тёплые глаза. – Во всех смыслах, Се Чжин.       – Я рада за тебя, – а в её голосе ни капли счастья. Он пронизан безмерной тоской, звучит сломлено, будто на её глазах разрушилась вся жизнь. Она пытается сдержать слёзы, но безуспешно – они катятся по её щекам одна за другой.       – Ты ещё встретишь своего… – он замолкает, когда она качает головой, безрадостно смеясь.       – Моей родственной душой был ты, Ён Мин, – она подходит ближе к его кровати, на ходу закатывая рукав. На её коже – слова, словно написанные выцветшими чернилами: «Эй, тебе помочь донести эти книги?» И Ён Мин помнит, как сейчас, что это были его первые слова, произнесённые в адрес Се Чжин. И думает, почему не видел их раньше.       – Я не знаю, как так вышло, – продолжает она, пожимая плечами. – Мне не суждено быть с моей родственной душой, но я, правда, искренне, рада за тебя. Как бы мне ни было больно от того, что у тебя на коже горят не мои слова.       Их прощание в этот раз наполнено светлой грустью. Она слабо улыбается, и он улыбается ей в ответ, отпуская её в США с лёгким сердцем. Ён Мин уверен, что такая замечательная девушка, как Чан Се Чжин найдёт того, кто залатает её раны, станет для неё настоящей опорой и принесёт ей истинное счастье. Он немного сожалеет, что это будет не он, но это чувство исчезает, когда в дверях палаты появляется Сын Так. И когда он улыбается, в груди Ён Мина разливается тепло. И ему горячо, почти невыносимо, почти до боли. И он пытается спрятать своё смущение за грубыми словами, сейчас выглядящими жалкой попыткой защититься. А Сын Таку плевать – он довольно хохочет, опускается перед больничной койкой на колени и трогает-трогает-трогает. Его руки, кажется, везде. На ладонях, на плечах, на груди так близко к свежему шраму. А потом он неожиданно для Ён Мина наклоняется и аккуратно, нежно, будто бабочка пропорхнула мимо, касается губами совсем близко к шву, шепча и обжигая своим горячим дыханием чувствительную кожу:       – Прости, что не смог сделать его красивым…       И теперь настала очередь Ён Мина смеяться. Впервые за долгие годы он смеётся громко, искренне, во весь голос, в конце концов закашливаясь от боли в груди. Но ему настолько всё равно, насколько возможно, потому что он, наконец-то, счастлив. И он благодарит небеса за то, что они свели его с Сын Таком, за то, что позволили помнить всё, что произошло за его бытие призраком. И будет благодарить вечно. Клянётся собственным сердцем.